Апостол Фаддей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Апостол Фаддей

Св. Иуда Фаддей, Ж. Латур


Смерть

I век н.э.
Монастырь святого Фаддея, Иран

Почитается

большинством христианских церквей

В лике

Апостола

Главная святыня

мощи в Ватикане, Собор Святого Петра

День памяти

в Православной церкви - 19 июня (2 июля), 30 июня (13 июля)

Покровитель

Армении

Подвижничество

апостольская проповедь, мученическая смерть

Иу́да Фадде́й (ивр.יהודה בן יעקב‏‎, Йеѓуда Бен-Йааков, греч. Ιούδας Θαδδαῖος, лат. Judas Thaddeus; Иуда Иаковлев или Леввей, Lebbaeus) — согласно Библии — один из 12 апостолов, брат Иакова Алфеева, сын Алфея или Клеопы.

Упомянут в списках апостолов в Евангелиях от Луки (Лк. 6:16) и от Иоанна (Ин. 14:22); а также в Деяниях Апостолов (Деян. 1:13). В Евангелии от Иоанна Иуда на Тайной Вечере задаёт вопрос Иисусу о его грядущем воскресении. При этом он назван «Иуда, не Искариот», чтобы отличить его от Иуды — предателя. Согласно преданию, апостол Иуда проповедовал в Палестине, в Аравии, Сирии и Месопотамии, и умер мученической смертью в Армении во второй половине I века н. э. Предполагаемая могила расположена на территории армянского монастыря святого Фаддея на северо-западе Ирана. Часть мощей святого апостола пребывает в Ватикане в Соборе Святого Петра.

Память апостола Иуды Католическая церковь отмечает 28 октября, Православная церковь — 19 июня (2 июля) и 30 июня (13 июля) (Собор двенадцати апостолов).





Идентификация с Фаддеем

В Евангелии от Матфея (Мф. 10:3) и от Марка (Мк. 3:18) упоминается Фаддей или Леввей, прозванный Фаддеем; по мнению большинства толкователей — это тот же самый Иуда.

Идентификация с Иудой — братом Иисуса

В Средние века апостол Иуда зачастую отождествлялся с Иудой, братом Иисуса Христа, упомянутым в Евангелии от Марка (Мк. 6:3), точно так же как и брат апостола Иуды — Иаков Алфеев отождествлялся с Иаковом Праведным. Сейчас большинство библеистов полагают апостола Иуду Иаковлева и Иуду, «брата Господня», разными лицами. Определённую трудность в связи с этим вызывает установление авторства Послания Иуды, где Иуда называет себя братом Иакова.

Православное предание, отождествляющее апостола Иуду и Иуду, «брата Господня», говорит о том, что апостол Иуда не дерзал называть себя сводным братом Господним (Иуд. 1:1) по той причине, что когда Иосиф Обручник решил разделить между наследниками своё имущество, то все, кроме Иакова, не пожелали, чтобы и Иисус получил надел, равный с наделами сыновей Иосифа от первой жены[1]

В искусстве

В западноевропейском искусстве атрибутом Иуды Фаддея является анахронистичная алебарда[2].

Память

Напишите отзыв о статье "Апостол Фаддей"

Примечания

  1. [lib.eparhia-saratov.ru/books/05d/dimitrii_rost/dimitrii_rost1/518.html Память святого Апостола Иуды, брата Господня по плоти]
  2. Холл, Джеймс. Словарь сюжетов и символов в искусстве = James Hall, Kenneth Clark. Dictionary of Subjects and Symbols in Art / Пер. с англ. и вступительная статья А. Майкапара. — М.: «Крон-пресс», 1996. — 656 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-323-01078-6. С. 55

Ссылки

Отрывок, характеризующий Апостол Фаддей

– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.