Аппиани, Андреа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андреа Аппиани
Andrea Appiani

Бюст Андреа Аппиани
Дата рождения:

31 мая 1754(1754-05-31)

Место рождения:

Милан

Дата смерти:

8 ноября 1817(1817-11-08) (63 года)

Место смерти:

Милан

Жанр:

Неоклассицизм

Работы на Викискладе

Андреа Аппиани (итал. Andrea Appiani) (31 мая, 1754 — 8 ноября, 1817) — итальянский неоклассический художник.





Биография

Андреа Аппиани родился в Милане в семье доктора. Отец Андреа надеялся, что сын пойдёт по его стопам, но тот поступил в частную академию художника Карла Марии Джудичи, где два года (1783—1784) изучал рисунок и копировал гравюры. Затем Аппиани продолжил образование в классе фресковой живописи в миланской Академии Амброзиана под руководством Джорджо Антонио де Медичи. Совершил поездку во Флоренцию, познакомился там с работами Джулиано Трабаллези и Мартина Кноллера, и Болонью, где особое внимание обратил на произведения Доменикино. Изучал античную скульптуру и живопись Рафаэля и Менгса в Риме и Неаполе. Посетив Парму в 1795 году, познакомился с живописью Корреджо. Постоянно работал в Милане 1792 года.

В 1796 году Андреа Аппиани был назначен комиссаром по делам изобразительных искусств Цизальпинской республики. В этой должности он руководил миланской Академией художеств и галереей Брера. Выполнял заказы Наполеона — писал портреты и аллегории, прославлявшие императора и его военачальников. Его произведения (1796) украшают купол Сент-Мэри-Селсу, в Милане и стены и потолки замка наместника эрцгерцога Фердинанда.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Аппиани, Андреа"

Литература

  • Арган Дж. К. История итальянского искусства. М., 1890. Т. 1.
  • Fernando Caruso. Andrea Appiani: (1754-1817). Paris 1990.
  • Erwin Redlinger. Andrea Appiani: ein Maler des italienischen Empire. Dissertation an der Universität Würzburg, 1922.
  • Alessandra Zanchi. Andrea Appiani. CLUEB, Bologna 1995. (arte contemporanea; 8) ISBN 88-8091-162-7.

Ссылки


Отрывок, характеризующий Аппиани, Андреа

На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.