Апраксин, Антон Степанович

Антон Степанович Апраксин
Дата рождения	3 октября 1817(1817-10-03)
Дата смерти	2 января 1899(1899-01-02) (81 год)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-майор
Награды и премии

Граф Антон Степанович Апраксин (3 октября 1817 — 2 января 1899) — генерал-майор, владелец Апраксина двора, был известен как один из первых в России военных журналистов и практиков воздухоплавания. Кроваво подавил бездненские волнения 1861 года. Потомок графа А. М. Апраксина.

Биография

Младший сын генерала от кавалерии, командира Кавалергардского полка графа Степана Фёдоровича Апраксина (1792—1862) и герцогини Елены Антоновны Серра—Каприоли (ум. 22.11.1820), дочери неаполитанского дипломата герцога Антонио Серра-де-Каприола (1750—1822) и княжны Анны Александровны Вяземской (1770—1840). Редкое для русской аристократии имя получил в честь деда по матери.

Получил домашнее воспитание, с 10 декабря 1834 года воспитывался в Школе. 1 января 1837 года произведен в корнеты, в 1840 году в поручики. 14 февраля 1841 года за неисправность при принятии штандарта, переведен тем же чином во Владимирский уланский полк. 16 апреля того же года переведен обратно в Кавалергардский полк. В 1843 году произведен в штабс-ротмистры и назначен командиром 6-го эскадрона, 1 июля 1852 года произведен в полковники.

1 марта 1854 года сдал эскадрон. В 1855 году назначен командиром 1-го дивизиона, 26 августа 1856 года произведен во флигель-адъютанты. 14 марта 1860 года назначен командиром Александрийского гусарского полка. 17 апреля того же года произведен в генерал-майоры, с назначением в свиту Его Величества. 16 апреля 1867 года переименован в шталмейстеры. В 1861 году руководил подавлением крестьянского восстания в с. Бездна Казанской губернии. «Не могу не одобрить действий гр. Апраксина; как оно ни грустно, но нечего было делать другого», — прокомментировал трагедию Александр II.

После смерти отца вместе с малолетней племянницей и сестрами стал наследником большого состояния. После пожара, когда сгорели Апраксин и Щукин дворы, убытки графа насчитывали десятки миллионов рублей. Апраксин дал обет по возобновлении рынка построить церковь. При постройке рынка он применил все технические усовершенствования, который были известны в 50-годах. Храм в византийском стиле во имя Воскресения Христова был освящен 24 июня 1894 года. Располагался он на Фонтанке рядом со зданием Министерства внутренних дел.

Занимаясь делами благотворительности, рядом с храмом Апраксин построил здание для благотворительных учреждений. Здесь разместились богадельня для вдов и ремесленная школа для сирот нижних чинов. Любя театр и музыку, в конце 1870-х годов на Фонтанке Апраксин выстроил по проекту архитектора Л. Ф. Фонтана один из лучших частных театров в Петербурге. В августа 1901 года театр сгорел, но вдова Апраксина построила новое здание, где в 1902 году был снова открыт театр, ныне театр имени Г. А. Товстоногова.

Был известен как один из первых в России воздухоплавателей. В 1884 году Апраксин написал книгу «Воздухоплавание и применение его к передвижению аэростатов свободных и несвободных по желаемым направлениям». Два аэоростата остались из-за его смерти незаконченными: один на Охте, другой на Волковом поле. С молодости презирая щегольство, Апраксин ничего в своем богатстве привлекательного не находил. В старости одевался очень бедно, всегда и везде ходил пешком и с виду казался скрягою, хотя тайно отдавал деньги всем просящим. Скончался 2 января 1899 года и был похоронен в Сергиевой пустыни под церковью святого Сергия в семейном склепе.

Семья

Женат на Марии Дмитриевне Рахмановой (1845—1932), происходила из старообрядческой семьи богатых московских купцов, тётка по матери князя В. С. Трубецкого. В молодости была красива, её знавал и бывал у неё император Александр II. Говорила почти исключительно по-французски, в старости одевалась по старомодному, всегда была в русом парике с завитушками и лорнетом в руках. Живя в огромном роскошном особняке на Литейном, походившем на королевский дворец, принимала всех гостей в маленькой и скромно обставленной гостиной, где находилась довольно простенькая мебель и даже не было обычных для гостиных ковров.

Занималась благотворительностью, будучи сама очень близорукой и опасаясь когда-нибудь ослепнуть, покровительствовала слепым. В 1909 году пожертвовала попечительству о слепых ведомства императрицы Марии Фёдоровны участок земли в Мурзинке для постройки убежища на 50 слепых женщин, выдав наличными 83 тысячи рублей. На его содержание ежегодно вносила еще по 7 тысяч рублей в попечительство. После революции эмигрировала. В 1920 году, в 75 лет, вышла замуж за Алексея Густавовича Кнорринга (1848—1922). Похоронена на кладбище Сен-Женевьев де Буа в Париже.

• NN Антовновна (1866—186. )
• Степан Антонович (1869—1930), камергер, женат на княжне Анне Николаевне Баратовой, мужского потомства не оставил. Похоронен на кладбище Сен-Женевьев де Буа.

Источники

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003966998#?page=129 Сборник биографии кавалергардов]
• Волков С.В. Генералитет Российской империи: энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том 1 (А-К). –М.: ЗАО Центрполиграф, 2009. – 757 с. ( с. 66).

Литература

• Апраксины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Апраксин, Антон Степанович

– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…