Апраксин, Степан Степанович

Степан Степанович Апраксин
Степан Степанович Апраксин Литография по оригиналу Ж. Б. Лампи
Дата рождения	13 июля 1757(1757-07-13)
Место рождения	Рига, Российская империя
Дата смерти	8 февраля 1827(1827-02-08) (69 лет)
Место смерти	Москва, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота, кавалерия
Звание	генерал от кавалерии
Командовал	Киевский пехотный полк, Астраханский драгунский полк, 16-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1768—1774, Кавказская война, Русско-турецкая война 1787—1792, Польская кампания 1794, Русско-турецкая война 1806—1812
Награды и премии	Орден Святого Владимира 3-й ст. (1783) Орден Святого Георгия 4-й ст. (1803) Орден Святого Александра Невского (1804)

Степа́н Степа́нович Апра́ксин (13 июля 1757 — 8 февраля 1827) — генерал от кавалерии (1798) и смоленский военный губернатор (1803), единственный сын фельдмаршала С. Ф. Апраксина, создатель усадьбы Ольгово. Живя на склоне лет в Москве на широкую ногу, остался в памяти горожан как радушный хлебосол и завзятый театрал.

Биография

Происходил из нетитулованной ветви рода Апраксиных. Родился в Риге 13 июля 1757 года гораздо позже своих сестёр, Марии Талызиной и Елены Куракиной; у первой в доме он и воспитывался, оставшись рано сиротой.

Крестник Императрицы, он с младенчества был уже записан прапорщиком в лейб-гвардии Семёновский полк и, при поступлении на действительную службу, в 1772 году, произведён в капитаны, а 22 февраля 1777 года был назначен флигель-адъютантом и переведён полковником в Киевский пехотный полк, с которым участвовал в крымских походах против турок генералов графа де Бальмена, Игельстрома и Потёмкина.

В 1783 году, в чине бригадира, Апраксин определен в Астраханский драгунский полк на Кавказе, где, командуя отдельным отрядом, особенно отличился 7 и 8 июля 1785 года в битве с чеченцами на Сунже и 2 декабря 1785 года при поражении закубанских горцев, за что пожалован орденом св. Владимира 3-й степени. 12 февраля 1786 года Апраксин был произведён в генерал-майоры и в сентябре того же года назначен шефом Астраханского драгунского полка, а в ноябре награждён орденом Св. Анны.

В кампании 1788 года против турок он находился при осаде Очакова и неоднократно участвовал в отражении неприятельских вылазок; в 1793 г. произведён в генерал-лейтенанты; в 1794 году участвовал в походе против польских конфедератов и пользовался большим расположением А. В. Суворова; в 1796 году командовал корпусом войск, расположенных на турецкой и австрийской границах. С восшествием на престол императора Павла I, 3 декабря 1796 года назначен шефом Астраханского драгунского полка.

Произведённый 12 марта 1798 года в генералы от кавалерии, Апраксин, в декабре того же года, был уволен за болезнью, в отставку, но при вступлении на престол Александра I снова поступил на службу и был назначен сначала инспектором кавалерии московской и смоленской инспекции, а затем, в 1803 году, на должность Смоленского военного губернатора. За беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах Апраксин 26 ноября 1803 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 1501 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова) и в 1804 году был удостоен ордена св. Александра Невского.

В 1807 году, по Высочайшему повелению, на Апраксина было возложено сформирование 16-й пехотной дивизии, с которой он находился в походе на Дунай до апреля 1808 года.

Частная жизнь

В 1809 году Апраксин вторично вышел в отставку и поселился в Москве в своём доме на углу Знаменки, где, доживая дни, славился широким гостеприимством и пышностью, поддерживая в полном смысле достоинство русского вельможи. Хлебосольство Апраксина доходило до гомерических размеров, особенной пышностью отличался бал, данный 7 января 1818 года по случаю пребывания царского двора в Москве, когда званных гостей было около 1000 человек.

Впрочем, кроме обедов и приемов, Апраксин устраивал у себя в доме и литературные чтения, концерты и спектакли. В доме был театр, на котором играли и императорские актеры, и приезжие знаменитости, и крепостные артисты. Постановка пьес поражала роскошью; в опере «Диана и Эндимион» на сцене бегали олени, слышался лай гончих. В 1827 году на апраксинской сцене шла опера Дж. Россини «Сорока-воровка» и на спектакле был А. С. Пушкин с Ф. Ф. Вигелем. Драматург С. П. Жихарев писал о доме Апраксина:

Богат-пребогат, фамилия не только знатная, но и заслуженная, дом как полная чаша; своя музыка, свой театр, свои актеры, любит жить на большую ногу, приветлив и радушен — гуляй, Москва!

Принимал Апраксин всю Москву и у себя в роскошном имении Льгово, где жизнь была также полна развлечений и забав; гости никогда не переводились; коляски, одна за другой, мчались из столицы. В Льгове были свои фабрики — писчебумажная и суконная, химический завод; дворовых было до 1000 человек. Живя в Льгове, Апраксин вставал рано утром и отправлялся по хозяйству; все встречавшиеся должны были идти за ним, так что возвращался он домой уже с целой свитой. По дороге заходил к дворовым, нередко выпивал чашку чаю, если встречал ребёнка, приказывал его скорее умыть, считая свой глаз дурным. Иногда он ездил в окрестности обедать, пить чай, провести вечер, иногда барабаном созывался в усадьбу народ, которому объявлялось, что у барина сегодня праздник! Работы прекращались, крестьянам выкатывали бочки с вином и пивом, и Апраксин приказывал веселиться. Имея слабость к постройкам, Апраксин всегда что-нибудь или ломал, или строил, и не терпел возражений в этом случае; денежные траты его не смущали, он только похлопывал себя по карману и говорил: «У меня тут всё есть».

Умер Апраксин в Москве 8 февраля 1827 года и был похоронен в некрополе Новодевичьего монастыря (могила уничтожена в советское время). Булгаков А. Я. сообщал своему брату:

Апраксин скончался вчера в пять часов пополудни. Вчера только и разговора было, что о сей смерти. Доктора уверяют, что главная болезнь моральная и пораженное воображение. Степан Степанович давно уже иначе не ездил со двора, как с кем-нибудь в карете. Он имел два видения в разные эпохи своей жизни; второй раз старик, который ему представился, сказал, что в третий раз явиться объявить ему о кончине, и подлинно, старец дней десять тому назад явился Апраксину для сдержания слова своего, и это чрезмерно испугало и встревожило больного. Хозяин дома умер, а за стеною пели итальянцы оперу; это бы ничего, но театр был набит приятелями покойного, иные почитали себя обязанными делать печальную рожу. Апраксин был, конечно, самый пустой человек, но в столицах такого рода люди нужны. Москва лишилась большого дома, где всех принимали и часто забавляли.

Семья

Первый красавец своего времени, Апраксин, отличался особенной склонностью к женскому полу. Он был причиной несчастия княгини Наталии Петровны Куракиной (1758—1825), бросившей для него мужа, князя С. Б. Куракина, двоюродного брата Апраксина. Он же, изменяя Куракиной, влюбился в свою родственницу красавицу княжну Екатерину Владимировну Голицыну (1770—1854), дочь известной «Пиковой дамы» Н. П. Голицыной, и женился на ней 13 июля 1793 года. Екатерина Владимировна была фрейлиной Екатерины II, числилась кавалерственной дамой ордена св. Екатерины 2-й и 1-й степеней и в звании статс-дамы состояла гофмейстериной великой княгини Елены Павловны. Их брак вышел счастливым, они имели трех дочерей и двух сыновей.

• Наталия Степановна (14.11.1794—7.05.1890), фрейлина, художник-любитель, была замужем с 1817 года за егермейстером князем С. С. Голицыным (1783—1833); была известна своей широкой благотворительностью.
• Владимир Степанович (13.11.1796—1833), воспитывался в доме кн. Н. П. Голицыной, был особенно ею любим, он же, был единственным человеком кто её не боялся. Участник Отечественной войны 1812 года, высочайшим указом от 25 марта 1817 года назначен флигель-адъютантом в «признательность за отличную службу» дядей его генерала от кавалерии князя Голицына и генерал-адъютанта графа Строганова; с 1824 года — полковник, с 1831 года — генерал-майор. Умер от холеры. Был женат с 1818 года на графине Софье Петровне Толстой (1800—1886), дочери генерала П. А. Толстого.
• Степан Степанович (5.12.1797—15.12.1799), похоронен в Новодевичьем монастыре.
• Софья Степановна (1798—1885), статс-дама, учредительница «Дамского попечительства о бедных», основала Комиссаровское техническое училище, участвовала в деятельности Тюремных комитетов; с 1817 года была второй женой князя А. Г. Щербатова (1776—1848), члена Государственного совета, Московского генерал-губернатора.
• Агриппина Степановна (5.12.1799—13.08.1800), похоронена в Борисоглебском монастыре.

• Elisabeth Vigée-Lebrun Apraxine.jpg

  Екатерина Владимировна, жена
• Vladimir Stepanovich Apraksin.jpg

  Владимир Степанович,
  сын
• Sofia Petrovna Apraksina (poss.) by H. Riesener (circa 1820, Tropinin museum).jpg

  Софья Петровна, невестка
• Natalia Stepanovna Golitsyna Mitoire .jpg

  Наталья Степановна, дочь
• Sofia Stepanovna Apraksina.jpg

  Софья Степановна, дочь

Литература

• Апраксины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Источники

• Бантыш-Каменский, Д. Н. [militera.lib.ru/bio/bantysh-kamensky/index.html Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. В 4-х частях. Репринтное воспроизведение издания 1840 года]. — М.: Культура, 1991.
• Бороздин К. Опыт исторического родословия Апраксиных. СПб., 1841
• Апраксин, Степан Степанович // Алжирские экспедиции — Аракчеев, граф, Алексей Андреевич. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911. — С. 610. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.] ; 1911—1915, т. 2).</span>
• Милорадович Г. А. Список лиц свиты их величеств с царствования императора Петра I по 1886 год. Киев., 1886
• Д. С—в. Апраксин, Степан Степанович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Саитов В. Московский некрополь. Т. 1. А—И. СПб., 1907. С. 48
• Федорченко В. И. Свита Российских императоров. Книга 1. А—Л. М., 2005

Отрывок, характеризующий Апраксин, Степан Степанович

Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.