Арабизация

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Серия статей об
Арабах
Культура
Этнографические группы и исторические общности
Диаспора
Родственные народы
Арабские языки и диалекты
Арабский мир
Религия
Панарабизм • ЛАГ • Завоевания • Арабизация  • Национализм

Арабиза́ция (араб. تعريب) — культурная ассимиляция неарабских народов, которые постепенно изменяют этническое самосознание, перенимают арабскую культуру, употребление иностранных слов на арабский манер, с искажением их произношения или значения, употребление арабского языка во всех областях с целью вытеснения всех иностранных языков.

Процесс арабизации начался в VII веке с ранних мусульманских завоеваний. Проходил он как добровольно(переход на арабский язык, межнациональные браки, принятие ислама), так и принудительно(истребление, вынужденное переселение, дискриминация по национальному признаку, уничтожение памятников доарабской культуры). В результате арабизации исчезли многие народы, в том числе обладавшие богатой историей и древней культурой, такие как древние египтяне, арамеи, финикийцы и другие.





Доисламское расселение арабов на Ближнем Востоке

С конца I тыс. до н. э. и особенно в первые века н. э. арабские племена расселялись в Передней Азии. Результатом этого стало образование таких государств как Пальмира (Тадмор), Набатея, Лихьян[en], Гассан и Лахм.

Набатейское царство было основано в III в. до н. э. и населено набатеями, группой арабских племен, которые оказались под влиянием арамейской культуры, еврейской культуры Хасмонейского царства и эллинизма(в III—IV веках). Набатейское письмо в будущем стало основой арабского алфавита.

Гассаниды — арабская царская династия, правившая на территории современной Иордании. Мигрировали с юга Арабского полуострова и приняли христианство в первых веках н. э. Являлись союзниками Византии.

Лахм — государство, основанное группой арабских племен, которые мигрировали с территории современного Йемена во II веке нашей эры. Исповедовали христианство и были союзниками Сасанидской империи. Создание североарабских государств не способствовало возникновению единого арабского этноса. Несмотря на это на некоторых территориях (Палестина, Иордания, Южная Сирия, ряд районов Двуречья) к V—VI вв. арабы составляли значительную часть населения. Некоторые из них приняли христианство[1].

Арабизация в период Мусульманских завоеваний

Ближний Восток и Северная Африка

Наиболее активно процесс арабизации стал развиваться во время Мусульманских завоеваний Мухаммеда, правления Праведных халифов и Омейядского халифата. За сто с небольшим лет были завоеваны обширные территории на Ближнем Востоке, Северной Африке, Испании и Средней Азии. Быстрее всего арабизация происходила на территории Сирии и Палестины. Это связано с тем, что староарамейский язык[en] был по своей структуре и лексически близок арабскому. Также сыграло свою роль доисламское переселение арабских племен на эти территории. Чуть медленнее арабизировалось население территории Двуречья, находившейся в составе Сасанидской империи. Египет, завоеванный Омейядским Халифатом в VII веке, находился под греческим культурным влиянием. Коптский язык имел алфавит на основе греческой системы письма и был широко распространен на территории Византийского Египта. После завоевания он использовался еще несколько сотен лет, пока не был окончательно вытеснен арабским языком в ХI — ХII веках. Сами копты часто подвергались преследованиям и дискриминации со стороны арабских завоевателей. Им нужно было иметь специальные удостоверения личности, часто их клеймили, коптские церкви безнаказанно подвергались разграблению[2]. Иран и Средняя Азия так и не были арабизованы, хотя после завоевания население стало использовать для записи арабскую письменность. Поселившиеся в этих странах арабы позже ассимилировались с местным населением и восприняли его культуру[3][4]. Завоевание Северной Африки в VII веке хотя и было сравнительно быстрым, все же в будущем вызвало недовольство и даже восстание против арабского господства. Впоследствии значительная часть берберов была полностью или частично арабизирована.

Этапы арабизации

Завоевав новые территории, арабские воины становились там военным лагерем, куда стали съезжаться ремесленники и купцы со всех покоренных областей, которые могли рассчитывать на заработок в этих укрепленных лагерях. Военные стоянки со временем становились быстро растущими поселениями, центрами арабской культуры. Примером таких городов, выросших из военного поселения, могут служить Фустат в Египте, Рамла в Палестине, Куфа и Басра в Ираке, Шираз в Иране. Арабский язык там становился «лингвой франка», а прибывавшие в поселения жители завоеванных земель быстро арабизировались[3][5].

Первоначально всё делопроизводство на покоренных территориях велось на местном языке. В Сирии и Палестине — на греческом, в Египте — на греческом и коптском, а в Иране и Ираке — на среднеперсидском. В VII веке в Омейядском Халифате был проведен ряд реформ, в результате которых декретами Абдул-Малика единым языком корреспонденции и делопроизводства установлен арабский[5].

После завоевания новых территорий местные жители принявшие ислам включались в арабскую общину и освобождались от уплаты хараджа. При Омейядах ситуация изменилась. К новообращенным стали относиться как мусульманам второго сорта. Они перестали получать содержание из казны, не могли жениться на арабских женщинах, вынуждены были строить себе отдельные мечети, в которые арабы не заходили[6]. Также массовый переход в ислам снизил доходы государства, поэтому мавали опять стали обязаны платить харадж. Ситуация изменилась при Аббасидах. В начале VIII века решением халифа Умара II арабы и мавали были полностью уравнены в правах и в уплате налогов. Таким образом в государстве постепенно стирались различия между арабским и неарабским населением и формировался единый арабоязычный этнос со сложной синтезированной культурой[7][8].

Процесс арабизации христианского населения Египта можно увидеть на примере семьи историка Евтихия. Его отец еще носил византийское имя Патрикий (в арабском произношении — Батрик), однако когда у него родился сын, он назвал его по-арабски Саидом. В 933 г. Саид стал александрийским патриархом. Как патриарх он стал известен под именем Евтихий. Свои сочинения он писал на арабском языке. В дальнейшем его родственники арабизировались окончательно. Из семьи Евтихия вышел другой знаменитый историк и врач Яхья Антиохийский. Несмотря на то, что бóльшую часть своей жизни Яхья прожил в византийском городе среди православного населения, его родным языком продолжал оставаться арабский, на котором он написал исторический труд, задуманный им как продолжение «Истории» Евтихия[9].

Современное состояние

В настоящий момент в странах Арабского мира большинство населения является арабами, которые говорят на наречиях одного языка, испытывают определенную культурную и часто этническую общность. В то же время часть арабов ощущают также свою принадлежность к доарабской культуре. Например к финикийской в Ливане, к древнеегипетской в Египте. Это родство подтверждают генетические исследования[10].

Несмотря на ущемление прав неарабского населения в некоторых странах и попытки запрета местных языков, арабизация не везде завершилась полностью. В странах Северной Африки наравне с арабским используются берберские языки. В Сирии и Ираке существуют арамейские, курдские языки. В Йемене и Омане — южноаравийские языки(мехри, сокотри и др.) сильно отличающиеся от арабского[11]. Однако неарабское население в этих странах в настоящее время часто переходит на арабский язык[12].

Алжир

После обретения независимости Алжиром в стране началась кампания по насильственной арабизации и исламизации. Преподавание в школах проводилось только на арабском языке. На радио было запрещено употреблять неарабские слова. В первую очередь это было связано с попытками окончательно стереть все следы французского колониального прошлого в стране, но это также приводило к ущемлению прав берберского населения и утрате им национального самосознания. Берберам стали давать только арабские имена[13].

Ирак

Насильственная арабизация и уничтожение курдов происходило в Ираке. Началом этой кампании можно считать 1930 год, когда арабские племена переселялись в Киркук и другие населенные пункты провинции с целью выселения курдов с их земель. В 1963 году с приходом к власти партии «Баас» политика дискриминации курдов была продолжена. Они были лишены основополагающих прав человека — права собственности на землю, жилье, насильно выселялись из собственных домов и вынуждены были продавать свои дома арабам по символическим ценам[14].

Сирия

В Сирии местное отделение партии «Баас» также проводила дискриминационную политику в отношении курдского населения. В 1973 году в провинции Хасака была изъята плодородная земля у курдских землевладельцев и передана арабским семьям, переселившимся из других провинций. Происходило выселение курдов из мест их традиционного проживания и переселение их в другие районы. В той же провинции Хасака в 1986 году было запрещено использование курдского языка на рабочем месте[15].

См. также

Примечание

Напишите отзыв о статье "Арабизация"

Литература

  • Кирей, Н. И. Этнография арабов Передней Азии и Северной Африки. — Краснодар: КГУ, 1996.
  • Фильштинский, И. М. Халифат под властью династии Омейядов(661-750 г.г.). — М.: Соверо-Принт, 2005. — ISBN 5-900939-33-2.
  • Беляев, Е. А. Арабы, ислам и арабский халифат в Раннее средневековье. — М.: Наука, 1966.
  • Колесников, А. И. Завоевание Ирана арабами. — М.: Наука, 1981.
  • Белявский А., Лазаревич Л., Монгайт А., Лурье И., Полтавский М. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000032/st007.shtml Всемирная история. Энциклопедия. Том 3]. — М.: Государственное издательство политической литературы., 1956.
  • Joseph, John. The modern Assyrians of the Middle East : a history of their encounter with Western Christian missions, archaeologists, and colonial powers. — Leiden [u.a.] Brill, 2000. — ISBN 90041164199789004116412.

Ссылки

  • [www.worldsculture.ru/vizantiya-i-arabi/vostochnaya-arabizaciya.html Восточная арабизация]. Мировая культура.
  • [www.hrono.ru/land/landa/arabhalif04.php Арабский халифат]. Хронос.
  • [hist1.narod.ru/SV/Glav1/120.html История Халифата]. Всемирная история.
  • [catherine-catty.livejournal.com/537233.html Арабизация Алжира и борьба кабилов за свои права]. Livejournal.
  • [www.aha.ru/~said/arab.htm Курдские партии призывают прекратить политику арабизации]. Новый Курдистан.
  • [www.natureasia.com/en/nmiddleeast/article/10.1038/nmiddleeast.2013.46 A geneticist with a unifying message]. Nature Middle East.
  • [lib.ohchr.org/HRBodies/UPR/Documents/session12/SY/KIS-KurdsinSyria-eng.pdf Persecution and discrimination against kurdish citizens in Syria].

Отрывок, характеризующий Арабизация

– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.