Фнитопсихиты

Фнитопсихи́ты или тнитопсихи́ты (др.-греч. θνητοψυχῖται от др.-греч. θνητός — «смертный» + др.-греч. ψῡχή — «дух, душа»; лат. thnetopcychitae; ст.-слав. мьртводѹшьници) или ара́бики (лат. arabici) — последователи учения, согласно которому человеческая душа подобна душе домашнего скота и учащие, что она погибает вместе с телом.

О фнитопасхитах сведения очень скудные. Евсевий Кесарийский в книге «Церковная история» сообщает о том, что в Аравии в первой половине III века появились появились люди, распространявшие учение, согласно которому душа человека в смертный час умирает с телом и вместе с ним разрушается, а в час воскресения вместе с ним и оживет. Для обсуждения данного вопроса был созван немалый собор, на который был приглашён Ориген. Он изложил перед собранием свои соображения о данном вопросе. Благодаря доводам Оригена собравшиеся отказались от своего учения. Евсевий Кесарийский термин «фнитопсихиты» по отношению к данным людям не употребляет. Этого термина, как и рассказа об этой ереси, нет у Епифания Кипрского в книге «Панарион». У Августина в книге «De Haeresibus ad Quodvultdeum Liber Unus» фнитопсихиты носят название лат. «arabici», это 83 ересь в его книге; это же название в книге Исидора Севильского «Этимологий», 59 ересь. Описание этой ереси и сам термин «фнитопсихиты» появляется в книге «О ста ересях вкратце», написанной Иоанном Дамаскиным. Никита Хониат (XIII век) в книге др.-греч. «Θησαυρὸς ὀρθοδοξίας» («Сокровище православия») описал учение фнитопсихитов. Никифор Каллист Ксанфопул в книге «Церковная история» пересказывает рассказ Евсевия Кесарийского об этой ереси.

Ссылки

• Евсевий Кесарийский [azbyka.ru/otechnik/Evsevij_Kesarijskij/tserkovnaja-istorija/6_37 «Церковная история» Книга 6. 37]
• Иоанн Дамаскин [azbyka.ru/otechnik/Ioann_Damaskin/o_100_eresyax/ «О ста ересях вкратце». 90. Фнитопсихиты.]
• [www.pravenc.ru/text/180712.html Душа] // Православная энциклопедия. Том XVI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 440-502 . — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-028-8
• А. П. Лебедев. [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File:07_Исторические_очерки_состояния_Византийско-восточной_церкви_от_конца_XI-го_до_половины_XV-го_века_(Том_VII)_1902_г..pdf&page=416 Исторические очерки состояния Византийско-восточной церкви от конца XI-го до половины XV-го века (Том VII) 1902 г. стр. 405]
• [www.documentacatholicaomnia.eu/02m/0354-0430,_Augustinus,_De_Haeresibus,_MLT.pdf Augustinus. «De Haeresibus ad Quodvultdeum Liber Unus».]
• [www.patristique.org/sites/patristique.org/IMG/pdf/Augustin_Haerisibus.pdf «De Haeresibus ad Quodvultdeum Liber Unus» — «Livre sur les hérésies À Quodvultdeus»]
• F.P. HAVEY. [en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_(1913)/Arabici "Arabici."] The Catholic Encyclopedia. Vol. 1. New York: Robert Appleton Company, 1907
• Никифор Каллист Ксанфопул. [books.google.ru/books?id=anUyAQAAMAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false «Церковная история». Книга 5. глава 23. PG 145. col. 1112]

Отрывок, характеризующий Фнитопсихиты

– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.