Арабское письмо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Арабская письменность»)
Перейти к: навигация, поиск
Арабское письмо
Тип письма:

консонантное

Языки:

Арабский, фарси, курдский, уйгурский, пушту, урду и др.

Территория:

Аравийский полуостров, Ближний Восток, Средняя Азия, Северная Африка.

Период:

с V века

Статус:

В пользовании

Направление письма:

справа налево

Знаков:

28

Происхождение:

Ханаанейское письмо

Финикийское
Арамейское
Сирийское
Арабское
Диапазон Юникода:

[www.unicode.org/charts/PDF/U0600.pdf U+0600 to U+06FF]
[www.unicode.org/charts/PDF/U0750.pdf U+0750 to U+077F]
[www.unicode.org/charts/PDF/U08A0.pdf U+08A0 to U+08FF]
[www.unicode.org/charts/PDF/UFB50.pdf U+FB50 to U+FDFF]
[www.unicode.org/charts/PDF/UFE70.pdf U+FE70 to U+FEFF]
[www.unicode.org/charts/PDF/U1EE00.pdf U+1EE00 to U+1EEFF]

ISO 15924:

Arab (#160)


Пример

Ара́бский алфави́т, арабское письмо, ара́бица — алфавит, используемый для записи арабского языка и (чаще всего в модифицированном виде) некоторых других языков, в частности фарси, пушту, урду и некоторых тюркских языков (См. персидская письменность). Состоит из 28 букв и используется для письма справа налево.

Ход написания слов такой: 1) пишут основные части букв, не требующие отрыва пера от бумаги; 2) добавляют те части, которые требуют отрыва пера: отвесную черту букв ط и ظ, верхнюю наклонную черту буквы ك и точки, присущие многим буквам; 3) если нужно, расставляют вспомогательные значки (то есть огласовки (харакаты))[1].

Арабское письмо произошло от набатейского письма, развившегося из арамейского письма, которое в свою очередь восходит к финикийскому письму. Арабский алфавит включил в себя все буквы арамейского и добавил к ним буквы, отражающие специфически арабские звуки. Это буквы са, ха, заль, дад, за, гайн.





Обозначение согласных

Каждая из 28 букв, кроме буквы алиф, обозначает один согласный. Начертание букв меняется в зависимости от расположения внутри слова (в начале, в конце или в середине, с учётом того, что слова пишутся справа налево). Все буквы одного слова пишутся слитно, за исключением шести букв (алиф, даль, заль, ра, зайн, вав), которые не соединяются со следующей буквой.

№ п-п в конце слова в середине слова в начале слова отдельно стоящие название кириллическая транслитерация транскрипция МФА стандартная латинская транслитерация
1 أَلِف’алиф /ʔ/ / // (/u/, /i/)
2 بَاءба̄’ б /b/ b
3 تَاءта̄’ т /t/ t
4 ثَاءс̱а̄’ с̱ /θ/
5 جِيمджӣм дж/г /d͡ʒ/ ǧ
6 حَاءх̣а̄’ х̣ /ħ/
7 خَاءх̮а̄’ х̮ /x/
8 دَالда̄ль д /d/ d
9 ذَالз̱а̄ль з̱ /ð/
10 رَاءра̄’ р /r/ r
11 زَايза̄й (зайн) з /z/ z
12 سِينсӣн с /s/ s
13 شِينшӣн ш /ʃ/ š
14 صَادс̣а̄д с̣ //
15 ﺿ ضَادд̣а̄д д̣ //
16 طَاءт̣а̄’ т̣ //
17 ظَاءз̣а̄’ з̣ /ðˁ/
18 عَيْن‘айн /ʕ/ ʕ/ʿ
19 غَيْنгайн г/г̣ /ɣ/ ġ
20 فَاءфа̄’ ф /f/ f
21 قَافк̣а̄ф к̣ /q/ q
22 كَافка̄ф к /k/ k
23 لاَمля̄м ль /l/ l
24 مِيمмӣм м /m/ m
25 نُونнӯн н /n/ n
26 هَاءха̄’ х /h/ h
27 وَاوва̄в (уау) в /w/ / // w
28 يَاءйа̄’ й /j/ / // y

Алиф — единственная буква арабского алфавита, не обозначающая никакого согласного звука. В зависимости от контекста она может использоваться для обозначения долгого гласного а̄ (см. ниже) либо как вспомогательный орфографический знак, не имеющий собственного звукового значения.

Исторически буквы арабского алфавита располагались в том же порядке, что и в финикийском алфавите, от которого происходит арабский. При этом 6 букв, не имевших соответствия в финикийском алфавите, помещены в конец:

أ ب ج د و ﻩ ز ح ط ي ك ل م ن س ع ف ص ق ر ش ت ث خ ذ ض ظ غ

Этот порядок называется «абджад» по четырём первым буквам: алиф, ба, джим, даль. До перехода к индийским («арабским») цифрам, приведённым выше, для обозначения чисел использовались буквы, и их числовое значение соответствовало их порядку в абджаде. Вскоре после перехода к индийским цифрам порядок алфавита был изменён на современный. Однако арабское слово, обозначающее «алфавит» — أبجديةабджадия, — до сих пор напоминает о старом порядке.

В персидском алфавите (и производных от него) порядок букв несколько иной — сначала идёт ва̄в, затем ха̄’. Также в персидской и пакистанской версиях арабского алфавита отличается начертание буквы ка̄ф — она пишется всегда как в начальной или срединной позиции.

Обозначение гласных

Три долгих гласных звука арабского языка (а̄, ӯ, ӣ) обозначаются буквами алиф, уау, йа соответственно. Краткие гласные на письме, как правило, не передаются. В случаях, когда необходимо передать точное звучание слова (например, в Коране и в словарях), для обозначения гласных звуков используются надстрочные и подстрочные огласовки (харакат):

  • َ — фатха;
  • ِ — касра;
  • ُ — дамма;
  • ْ — сукун.

Если после буквы следует звук «а», над ней ставится наклонная чёрточка, которая называется «фатха». Если после буквы следует звук «и», чёрточка ставится под буквой, и называется «касра». Звук «у» обозначается надстрочным значком «дамма», похожим на маленькую запятую. Если после буквы нет гласного звука, то над ней ставится «сукун» — маленький кружок.

В неарабских языках, где используются алфавиты на основе арабского, гласные передаются либо методом матрес лекционис (в персидском передаются только долгие гласные — через «алиф», «йа» и «уау»), либо путём ввода дополнительных знаков (как в уйгурском языке). Отсутствие средств передачи гласных в арабском языке, для которого это было естественным явлением (в семитских языках гласные не входят в состав основы слова, и чередуются при словообразовании и словоизменении), привело в ХХ в. в ряде мусульманских стран (Турция, Средняя Азия, Индонезия, Малайзия и др.) к вытеснению арабского алфавита иными алфавитами, располагавшими средствами последовательной передачи гласных (латиницей, кириллицей и др.). В классическом арабском языке отсутствуют звуки «г» и «п».

Дополнительные знаки

28 букв, приведённых выше, называются хуруф (араб. حروف‎, ед.ч. حرفхарф). Кроме них, в арабском письме используется ещё три дополнительных знака, не являющихся самостоятельными буквами алфавита.

в конце слова в середине слова в начале слова отдельно стоящие название транслитерация МФА
هَمْزَةхамза [ʔ]
 — تَاء مَرْبُوطَةта̄’ марбӯт̣а [h] / [t]
 — أَلِف مَقْصُورَة’алиф мак̣с̣ӯра а̄ [aː] / [a]
  1. Хамза (гортанная смычка) может писаться как отдельная буква, либо на букве-«подставке» (алиф, вав или йа). Способ написания хамзы определяется её контекстом в соответствии с рядом орфографических правил. Вне зависимости от способа написания, хамза всегда обозначает одинаковый звук.
  2. Та-марбута («завязанная та») является формой буквы та. Она пишется только в конце слова и только после огласовки фатха. Когда у буквы та-марбута нет огласовки (например, в конце фразы), она читается как буква ха. Обычная форма буквы та называется та̄’ мафтӯх̣а (араб. تاء مفتوحة‎, «открытая та»).
  3. Алиф-максура («укороченный алиф») является формой буквы алиф. Она пишется только в конце слова и сокращается до краткого звука а перед алиф-васла следующего слова (в частности, перед приставкой аль-). Обычная форма буквы алиф называется ’алиф мамдӯда (араб. ألف ممدودة‎, «удлинённый алиф»).

Дополнительные знаки: местные варианты

В местных вариантах арабского алфавита, а также в разновидностях арабского алфавита для неарабских языков используются другие дополнительные знаки.

В персидском языке конечная форма буквы «йа» пишется без двух подстрочных точек, то есть совпадает с «алиф максура»; в свою очередь, «алиф максура» в персидском не используется и заменяется обычным конечным алифом, или, хотя и реже, в малочисленных заимствованиях при ней стоит уменьшенная форма алифа, похожая больше на вертикальную васлу. Конечная «каф» совпадает по написанию со срединной (арабский вариант конечной «каф» считается устаревшим). Помимо этого, в персидском имеются свои знаки для звуков «г» («каф» с надстрочной чертой), «ж» («ра» с тремя надстрочными точками), «п» («ба» с тремя подстрочными точками вместо одной), «ч» («джим» с тремя точками вместо одной).

Свои дополнительные знаки существуют в алфавитах для языков урду, уйгурского, магрибских диалектов арабского и др.

Транслитерация

Приведена таблица соответствия между стандартными системами кириллической и латинской транслитерации арабского письма, а также нестрогой системой латинской транслитерации, распространённой в Интернете.

согласные гласные
ء ب ت ث ج ح خ د ذ ر ز س ش ص ض ط ظ ع غ ف ق ك ل م ن ه و ي ة ا و ي ى арабские буквы
б т с̱ дж х̣ х̮ д з̱ р з с ш с̣ д̣ т̣ з̣ г ф к̣ к л м н х в й - а̄ ӯ ӣ ā кириллизация
ʾ b t ǧ d r z s š ʿ ġ f q k l m n h w y ā ū ī станд. латинизация
' th j/g 7 kh dh sh 9 6 dh ` gh 8/9 ah oo ee a нестр.
2 5 ch 4 9 6'/8 3 3' g eh aa ou/uu ii y

Система латинизации арабского письма определена в международном стандарте ISO 233.

Лигатуры

В арабском письме есть большое количество способов слитного написания нескольких букв (лигатур). Одна лигатура — лям-алиф — является стандартной, и написание этой пары букв иначе, чем при помощи лигатуры, не допускается. Остальные лигатуры необязательны, и их использование зависит от выбранного каллиграфического стиля.

В Юникоде зарегистрировано более 300 двухбуквенных лигатур, более 100 трёхбуквенных и несколько словных — например, для слов «Аллах», «акбар», «Мухаммед», «расул» (пророк), «риял» (денежная единица Ирана) и т. д. Более того, существует также специфический символ, состоящий из четырёх отдельных словных лигатур и обозначающий целую фразу — «Солля Ллаху алейхи ва саллям».

Выравнивание

В отличие от неслитного письма, в котором для выравнивания ширины строк применяется разрядка слов и межсловных пробелов, арабское письмо позволяет растягивать строки за счёт удлинения связок между буквами. Удлинённая связка называется кашида (перс. كشيده‎) или татвиль (араб. تطويل‎). Символ кашиды определён в Юникоде как U+0640, и его можно вставлять в текст для указания предпочтительных мест удлинения связки — подобно «мягкому переносу» в текстах на европейских языках. Средства разметки текста (например, CSS) позволяют указывать, в каких пропорциях удлинение строк должно происходить за счёт кашиды по сравнению с расширением межсловных пробелов[2].

В каллиграфии для растяжения строк используется также особая форма буквы каф, называемая «каф росчерком» или «куфическим каф». Несмотря на то, что это графическая форма обычного каф, она закодирована в Юникоде отдельным символом (U+06AA). Подобно межбуквенным связкам, эта форма буквы каф может растягиваться до любой ширины.

Каллиграфия

Важное место в арабской культуре письма занимает искусство каллиграфии. В основном по причине религиозного запрета на изображение живых существ (аниконизма) каллиграфия стала одним из основных видов сакрального искусства в мусульманском мире. Имеется несколько стилей каллиграфического письма.

Каллиграфические стили

Один из самых древних стилей арабского письма — это куфи, или куфический (араб. كوفي‎, от названия города Куфа).

Шрифт, ставший стандартным средством записи для арабского языка — это насх (араб. نسخ‎ «копирование»).

Некоторые каллиграфические стили использовались только в декоративных целях, то есть для каллиграмм — художественных произведений каллиграфов. Таков шрифт су́люс (араб. ثلث‎ «треть») с его широкими, свободными росчерками.

Арабские цифры

С VIII века для записи чисел используется позиционная десятичная система счисления, с модифицированными индийскими цифрами. Цифры в числе пишутся слева направо.

арабские стандартные арабские восточноарабские
0 ٠ ۰
1 ١ ۱
2 ٢ ۲
3 ٣ ۳
4 ٤ ۴
5 ٥ ۵
6 ٦ ۶
7 ٧ ۷
8 ۸ ٨
9 ٩ ۹

Арабское письмо в других языках

Распространение арабского алфавита шло параллельно с распространением ислама. Со временем арабский алфавит стал восприниматься как «истинно исламский», и многие языки Азии и Африки стали использовать его на письме (в том числе и те, которые ранее использовали другие системы письма — например, персидский или яванский). В регионах, где преобладали другие языки, группы населения, исповедующие ислам, стремились сохранить арабский алфавит несмотря на принятие нового языка, пример — белорусский арабский алфавит. При этом арабский алфавит пополнялся дополнительными буквами для обозначения звуков, отсутствовавших в арабском языке.

В Юникоде зарегистрировано 135 букв (не считая позиционных форм), отсутствующих в арабском алфавите, но используемых в различных системах письма на основе арабской. Ряд букв этого «расширенного арабского алфавита» используются и в арабских текстах для транслитерации звуков, отсутствующих в классическом арабском языке — например таких, как русские звуки в, г, п, ц, ч.

В Индонезии и Малайзии в настоящее время используется латиница, но некоторое количество религиозной литературы продолжает издаваться с использованием арабской графики.

Среди народов бывшего СССР арабский алфавит перестал использоваться в конце 1920-х в связи с латинизацией (татарский, башкирский, крымскотатарский, языки Средней Азии и Кавказа). Примерно в это же время от арабского алфавита отказалась Турция.

В настоящий момент письмо на основе арабского алфавита используется, кроме названных языков, для урду, пушту, дари, кашмири, пенджаби, синдхи, хауса, фула, а также иногда для курдского (в Иране и Сирии) и уйгурского языков. Кроме того, за пределами бывшего СССР арабское письмо используется для азербайджанского, казахского, киргизского, туркменского, узбекского, татарского (в странах, где эти языки являются государственными, для них используется кириллица или латиница).

Другие письменности для арабского языка

Арабский алфавит на основе латиницы

В начале 1930-х годов в СССР был разработан и утверждён проект латинизированного алфавита для арабов Средней Азии[3], однако он практически не использовался.

A a B в C c Ç ç D d E e F f G g
Ƣ ƣ H h Ħ ħ I i J j K k L l M m
N n O o P p Q q R r S s Ş ş T t
Ѣ ѣ U u V v X x Y y Z z

Другие письменности

Гаршуни, письменность на основе сирийского алфавита, использовалась некоторыми арабоязычными христианами. Евреи, говорящие на различных арабских диалектах, пользуются еврейским письмом.

Юникод

До приобретения популярности Юникодом существовало более 20 различных систем кодирования знаков арабского письма. Первой кодировкой, позволяющей работать с арабским текстом, была семибитная кодировка CUDAR-U (1981). Годом позже появилась другая семибитная кодировка ASMO-449, принятая в 1987 г. как международный стандарт ISO-9036. Основанная на ней восьмибитная кодовая страница, нижняя половина которой совпадала с ASCII, — ASMO-708 (1986), была принята в 1987 г. как ISO 8859-6 и стала первым стандартом де-факто на представление арабского текста в компьютерных системах. Однако ввиду того, что стандарт ISO 8859-6 регламентировал лишь около половины позиций кодовой страницы, появились и использовались многочисленные «односторонне совместимые» со стандартом кодировки. Такие модификации ISO 8859-6, несовместимые одна с другой, использовались в операционных системах DOS и Macintosh. Также в числе расширений стандарта ISO есть кодировка ASMO-449+, нижняя половина которой совпадает с ASCII, а верхняя — с ASMO-449. В частности, все знаки пунктуации присутствуют в ней в двух вариантах: для письма слева направо (в нижней части) и для письма справа налево (в верхней).

Наиболее распространённая арабская кодовая страница, несовместимая со стандартом ISO, — это CP-1256, используемая в ОС Microsoft Windows. Она содержит в своей верхней половине, вдобавок к символам арабского письма, буквы расширенной латиницы, что позволяет сочетать в одном тексте французский и арабский языки.

В Юникоде буквы арабского алфавита, арабские цифры, знаки пунктуации и другие вспомогательные знаки арабского письма находятся в диапазоне от U+0600 до U+077F, исключая поддиапазон U+0700—U+074F. Большую часть представленных здесь символов составляют знаки «расширенного арабского алфавита» для систем письма на основе арабского алфавита. Арабские формы представления (лигатуры и позиционные варианты написания букв) находятся в диапазоне от U+FB50 до U+FEFF, исключая поддиапазон U+FE00—U+FE70. В общей сложности, символами арабского письма в Юникоде занята 1001 кодовая позиция в 4 блоках.

Ниже сведены в таблицу символы основного арабского блока.

0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 A B C D E F
0600 ؀ ؁ ؂ ؃ ؋ ، ؍ ؎ ؏
0610 ؐ ؑ ؒ ؓ ؔ ؕ ؛ ؞ ؟
0620 ء آ أ ؤ إ ئ ا ب ة ت ث ج ح خ د
0630 ذ ر ز س ش ص ض ط ظ ع غ
0640 ـ ف ق ك ل م ن ه و ى ي ً ٌ ٍ َ ُ
0650 ِ ّ ْ ٓ ٔ ٕ ٖ ٗ ٘ ٙ ٚ ٛ ٜ ٝ ٞ
0660 ٠ ١ ٢ ٣ ٤ ٥ ٦ ٧ ٨ ٩ ٪ ٫ ٬ ٭ ٮ ٯ
0670 ٰ ٱ ٲ ٳ ٴ ٵ ٶ ٷ ٸ ٹ ٺ ٻ ټ ٽ پ ٿ
0680 ڀ ځ ڂ ڃ ڄ څ چ ڇ ڈ ډ ڊ ڋ ڌ ڍ ڎ ڏ
0690 ڐ ڑ ڒ ړ ڔ ڕ ږ ڗ ژ ڙ ښ ڛ ڜ ڝ ڞ ڟ
06A0 ڠ ڡ ڢ ڣ ڤ ڥ ڦ ڧ ڨ ک ڪ ګ ڬ ڭ ڮ گ
06B0 ڰ ڱ ڲ ڳ ڴ ڵ ڶ ڷ ڸ ڹ ں ڻ ڼ ڽ ھ ڿ
06C0 ۀ ہ ۂ ۃ ۄ ۅ ۆ ۇ ۈ ۉ ۊ ۋ ی ۍ ێ ۏ
06D0 ې ۑ ے ۓ ۔ ە ۖ ۗ ۘ ۙ ۚ ۛ ۜ ۝ ۞ ۟
06E0 ۠ ۡ ۢ ۣ ۤ ۥ ۦ ۧ ۨ ۩ ۪ ۫ ۬ ۭ ۮ ۯ
06F0 ۰ ۱ ۲ ۳ ۴ ۵ ۶ ۷ ۸ ۹ ۺ ۻ ۼ ۽ ۾ ۿ

Клавиатура

С арабскими раскладками клавиатуры ситуация такая же несогласованная, как и с кодировками: хотя с 1987 г. существует стандартная раскладка ASMO-663 [www.langbox.com/arabic/asmo663.html], используются многочисленные нестандартные раскладки. Наиболее популярна сейчас раскладка, используемая в IBM OS/2 и Microsoft Windows. Различные несовместимые с ней и друг с другом раскладки использовались в компьютерах MSX, в арабской версии MS-DOS, в системах на основе Linux. Для «ноутбука за 100 долларов» также разрабатывается новая раскладка клавиатуры, несовместимая с уже существующими. Арабская клавиатура, очевидно, должна быть двуязычной (латиница/арабский), чтобы возможно было вводить в компьютер пути файловой системы и веб-адреса. Здесь также возникает неоднозначность: обычно латинская часть арабской клавиатуры размечается как QWERTY, но в странах Магриба, где среди языков, пользующихся латиницей, доминирует французский, латинская часть клавиатуры размечается в соответствии с французской раскладкой AZERTY.

См. также

Напишите отзыв о статье "Арабское письмо"

Примечания

  1. Юшманов, 1928, с. 28.
  2. [www.microsoft.com/middleeast/msdn/JustifyingText-CSS.aspx Microsoft Middleeast — MSDN]
  3. Культура и письменность Востока. 1931, № 10.

Литература

  • Ковалев А. А., Шарбатов Г. Ш. Учебник арабского языка. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999.
  • Сегаль В. С. Начальный курс арабского языка. — М.: Изд. ИМО, 1962.
  • Халидов Б. З. Учебник арабского языка. — Ташкент: Изд. «Укитувчи», 1977.
  • Юшманов Н. В. Грамматика литературного арабского языка. — Л., 1928.
  • مصطفى الغلاييني جامع الدروس العربية المكتبة العصرية 2000 م
  • Pihan, A. P. [www.archive.org/details/noticesurlesdive00pihauoft Notice sur les divers genres d'écriture ancienne et moderne des Arabes, des Persans et des Turcs]. — Paris, 1856.

Ссылки

  • [www.al-bab.com/arab/visual/calligraphy.htm Арабский алфавит и каллиграфия] (англ.)
  • [www.omniglot.com/writing/arabic.htm Арабский алфавит] на сайте Omniglot  (англ.)
  • [www.islamicart.com/main/calligraphy/ Арабский алфавит и каллиграфия] (англ.)
  • [transliteration.eki.ee/pdf/Arabic_2.2.pdf Таблица разных систем транслитераций] (англ.)
  • [www.ok-board.com/arabic.htm Арабская транслитерация с возможностью собственных настроек]
  • [ar.wikisource.org/wiki/%D9%84%D8%B3%D8%A7%D9%86_%D8%A7%D9%84%D8%B9%D8%B1%D8%A8 Ибн Манзур, Язык арабов, источник] (ар.)
  • [nuruliman.ru/arabskijj-alfavit Курс «Алиф Бейт»]
  • Арабская онлайн-клавиатура доступна на сайтах [www.isa-sari.com/osmanlica/ www.isa-sari.com] и [www.corluihl.com/ArabicKeyboard/ArabicKeyboard.htm www.corluihl.com] (с персидскими буквами «п», «ч» и «ж»).
  • Ещё одна очень удобная онлайн-клавиатура находится здесь [www.babil.info/arabic_keyboard.html www.babil.info]
  • Густерин П. В. [arabinform.com/publ/arabskaja_paleografija/113-1-0-1137 Арабская палеография]


Отрывок, характеризующий Арабское письмо

Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.