Арабская работорговля
Ара́бская работорго́вля — практика работорговли, имевшая место в арабском мире, в основном в Западной Азии, Северной Африке, Юго-Восточной Африке, на Африканском Роге, а также некоторых частях Европы (например, Пиренейском полуострове и Сицилии) в период господства арабов в этих районах. Торговля была сосредоточена на невольничьих рынках Ближнего Востока, Северной Африки и Африканского Рога. Не существовало ограничений на торговлю людьми конкретной расы, национальности или религии[1], а сами работорговцы могли по национальности и не быть арабами. В европейской научной литературе данная работорговля именуется не только арабской, но также мусульманской или даже берберийской(из-за преобладания берберов).
В течение VIII и IX веков, в период существования халифата Фатимидов, большинство рабов были европейцами (так называемые сакалиба), захваченные на побережьях Европы и во время войн[2]. По оценкам историков, между 650 и 1900 годами от 10 до 18 миллионов человек были порабощены арабскими работорговцами и вывезены из Европы, Азии и Африки через Красное море, Индийский океан и пустыню Сахара[3]. При этом рабы происходили из множества регионов, среди них были представители средиземноморских народов, персы, народы горных районов Кавказа и Закавказья (Грузия, Армения и Черкесия) и части Центральной Азии и Скандинавии, англичане, голландцы и ирландцы, берберы из Северной Африки, а также различные другие народы различного происхождения, в том числе представители африканских народов.
Одним из крупнейших центров арабской работорговли был африканский город Тимбукту, доступный в то время только для мусульман, но вместе с тем лежащий за пределами собственно арабского мира. Власти целого ряда африканских государств сами были активными поставщиками рабов для арабов — в частности, средневековые королевства Сахеля Канем-Борну и Ваддай или Махдистский султанат[4].
К XVIII и XIX векам поток рабов-зинджей (банту) из Юго-Восточной Африки увеличилось с расцветом Султаната Занзибар, который был основан в Занзибаре (ныне Танзания). Занзибарские арабы пришли в прямой конфликт торговых интересов и конкуренцию с португальцами и другими европейцами на территории вдоль восточноафриканского побережья[5]. В Северной Африке берберские пираты осуществляли массовые акты пиратства против европейских судов и поработили тысячи европейских христиан. Они получали немалые доходы от выкупа пленных; во многих случаях в Великобритании, например, сельские церкви и общины собирали деньги для таких выкупов. Британское правительство при этом никогда не платило выкупа за своих граждан.
Напишите отзыв о статье "Арабская работорговля"
Примечания
- ↑ [www.aljazeera.com/indepth/opinion/2013/06/201362472519107286.html Confronting anti-black racism in the Arab world], Al-Jazeera (July 8, 2013).
- ↑ www.columbia.edu/itc/history/conant/mushin1998.pdf
- ↑ [www.britannica.com/blackhistory/article-24156 Encyclopædia Britannica’s Guide to Black History]
- ↑ Jean Sellier, Atlas des peuples d’Afrique, ed. La Découverte, 2003, ISBN 2-7071-4129-1.
- ↑ Owen Alik Shahadah. [www.arabslavetrade.com Arab Slave Trade]. African Holocaust Society. Проверено 4 января 2007.
Литература
- Edward A. Alpers, The East African Slave Trade, Berkeley, 1967 ;
- Allan G. B. Fisher, Slavery and Muslim Society in Africa, éd. C. Hurst, Londres, 1970 ;
- Ronald Segal, Islam’s Black Slaves, Atlantic Books, Londres, 2002 ;
- Robert C. Davis, Christian Slaves, Muslim Masters: White Slavery in the Mediterranean, the Barbary Coast, and Italy, 1500—1800, Palgrave Macmillan, 2003.
- John Wright, The Trans-Saharan Slave Trade, Londres-New York, Routledge, 2007.
Отрывок, характеризующий Арабская работорговля
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
