Арабское завоевание Армении

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Арабское завоевание Армениимусульманские завоевания после смерти пророка Мухаммеда в 632 году. Персидская Армения пала незадолго до этого в 629 году, а Византийская Армения, была завоевана Арабским халифатом в 645 году.





Исламская экспансия

После смерти пророка Мухаммеда в 632 году, его преемники начали военную кампанию с целью расширения территории Исламского халифата. При халифе Умаре арабы завоевали большую часть Ближнего Востока.

В 639 году, 18 тысячная армия арабов, под руководством Абд ар-Рахман ибн Рабия, проникнув в гавар Тарон и область озера Ван прошлась по ним огнём и мечом. Арабские воины были бедны и плохо вооружены, но безрассудно храбры и наполнены религиозным фанатизмом до этих пор неизвестным среди древних народов[1].

6 января 642 года арабы штурмом взяли город Двин, 12 тысяч его жителей было убито, а 35 тысяч попали в рабство[1]. Армянский полководец Теодорос Рштуни атаковал арабов, и освободил порабощенных армян[2].

Епископ Себеос в своей История императора Иракла записал историю арабского завоевания, писал о печальной судьбе своей страны.

"Кто может знать ужасы нашествия мусульман (арабов), которые подвергают земли и моря огню? [...] Святой Даниэль предвидел и предсказал, эти несчастия. [...] В следующем году (643), арабская армия перешла к Атрпатакан (Азербайджан) и был разделена на три корпуса, один направился к Арарату; другой на территорию Sephakan Gound, третий в землю аланов. Те, что вторглись в Sephakan Gound разошлись по всей области, уничтожая, грабя и захватывая пленных. Оттуда они вместе направились в Ереван, где попытались захватить крепость, но не смогли взять её."

[1]

Армения в период Арабского Халифата

Теодорос Рштуни и другие армянские нахарары добровольно признали власть арабов над Арменией[2]. Византийский император Констант II, направил небольшое подкрепление в Армению, но этого было недостаточно. Командующий городом Двин, Смбат, согласился платить дань арабам, не имея сил противостоять мусульманской армии, под командованием халифа Омара.

В 644 году, Омар был убит персидским рабом, и следующим халифом стал Осман. Признание Арменией арабского владычества раздражало византийцев. Император Констант II пытался навязать в Армении Халкидонское вероучение христианства[2]. Ему не удается достичь своей цели, но при помощи Амазаспа Мамиконяна, считавшего налоги, налагаемые мусульманами слишком тяжелыми, византийцы восстановили свой сюзеренитет в Закавказье. Халиф приказал убить 1775 армянских заложников, и уже собирался идти против армянских повстанцев, когда он был убит в 656 году[1].

Армения оставалась под властью арабов в течение примерно 200 лет, формально начиная с 645 года. Армянские христиане пользовались политической автономией и относительной религиозной свободой, но считались гражданами второго сорта. Армянская церковь пользовалась большим признанием, чем под властью Византии и Сасанидов[3]. Эмиров Армении и вали провинций, которые иногда имели армянское происхождение, назначал халиф. Первым наместником, например, был Теодорос Рштуни. Командующий же 15 тысячной армией всегда был армянином, из родов Мамиконян, Багратуни, и Арцруни. Он обязан был защищать страну от захватчиков, и помогать халифу в его военных походах[2]. Например, армяне помогали халифам отражать нашествия хазаров[3].

Арабы подавили множество восстаний в Армении, распространяли ислам, повышали налог (джизью) для армянского народа. Эти восстания были спорадическими и прерывистыми. Они никогда не имели общеармянский характер. Арабы создавали между различными армянскими нахарарами распри, для того, чтобы подавить восстания. Роды Мамиконян, Рштуни, Камсаракан и Гнуни постепенно ослабели, а роды Багратуни и Арцруни усилились[2]. Восстания привели к созданию легендарного эпоса Давид Сасунский.

Во время исламского правления, арабы из других частей халифата селились в Армении. К IX веку, образовался класс арабских эмиров, более или менее равносильный армянским нахарарам[3].

В конце IX века, в 885 году, армянами было восстановлено Армянское царство.

Напишите отзыв о статье "Арабское завоевание Армении"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Kurkjian, Vahan M.[penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/Asia/Armenia/_Texts/KURARM/23*.html A History of Armenia hosted by The University of Chicago]. New York: Armenian General Benevolent Union of America, 1958 pp. 173-185
  2. 1 2 3 4 5  (арм.)Kurdoghlian Mihran. Hayots Badmoutioun (Armenian History), Volume II. — Hradaragutiun Azkayin Ousoumnagan Khorhourti, Athens, Greece, 1996. — P. 3–7.
  3. 1 2 3 Herzig, Kurkichayan Edmund, Marina. The Armenians: Past and Present in the Making of National Identity. — Routledge, 2005. — P. 42–43.

Литература

  • * А. Н. Тер-Гевондян. [books.google.am/books?id=jL3_AgAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Армения и арабский халифат]. — Ер.: Академия наук Армянской ССР, 1977.

См. также

Отрывок, характеризующий Арабское завоевание Армении

Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.