Араваки

Арава́ки — группа индейских народов в Южной Америке, общей численностью 400 тыс. человек (2000 год), из них половина приходится на гуахиро. Говорят на аравакских языках.

Этнический состав и расселение

По лингвистическому признаку делятся на северную и южную подсемьи.

Северные араваки включают:

• амазонскую ветвь, представленную в льяносах, в северо-западной и центральной Амазонии: пиапоко, ачагуа, юкуна, куррипако, катаполитани, уарикена, тариана, банива, баре, вымершие майпуре, явитеро, манао и др.
• прикарибскую ветвь — гуахиро в Колумбии и Венесуэле, вапишана, локоно (собственно араваки) в Суринаме, Гайане, Гвиане, вымершие таино на Больших Антилах и лукаяны на Багамах. По языку сюда также относятся «карибы» Малых Антил (происходящие от смешения пришлых мужчин-карибов и местных аравакских женщин-иньери) и родственные им карифуна, или «черные карибы», в колон. период распространившиеся на побережье Гондураса, Гватемалы, Белиза и Никарагуа. Особое положение занимает язык паликур во Французской Гвиане и сопредельных районах Бразилии.

Южная подсемья включает араваков перуанской Монтаньи (амуэша, чамикуро, пиро, ипуринá, кампа, или ашáнинка и близкородственный ему мачигенга), восточной Боливии (мохо и бауре), Мату-Гросу (пареси, терено, аравакские группы из числа шингуано, вкл. ваура, мехинаку, яулапити). Небольшие группы терено расселены в Парагвае и Аргентине.

История

Расселение Араваков происходило примерно с конца II тыс. до н. э. из саванн бассейна Ориноко (археол. традиции барранкас и саладеро, известные под общим названием «саладоидная культура») в связи с переходом к более развитому земледелию — выращиванию горького маниока. Реконструируется продвижение А. в Гвиану и на Антилы (с конца I тыс. до н. э.), в Монтанью (комплекс хупа-ия начала I тыс. н. э.), восточную Боливию (чане, 7 в. н. э.), верховья Шингу (10 в. н. э.).

Политическая система араваков была иерархична, острова были поделены на группы, каждый остров в свою очередь делился на более мелкие государства, где правили племенные вожди, известные как кацики (касики). Эти государства делились на районы, где также был свой правитель; входящие в район деревни также имели главу.

Население араваков значительно уменьшилось, когда в Америку прибыли европейцы. Привезенная из Европы оспа и другие болезни породили эпидемии среди индейцев. Политика порабощения, расселение семей также сделали своё дело. Общество индейцев было разрушено европейской экспансией, тем не менее, некоторые из представителей дожили до сегодняшнего дня. Известно, что большая часть современного населения Пуэрто-Рико произошла от араваков. Приблизительно 2450 чистокровных араваков проживают сейчас в Венесуэле, Гайане, Суринаме, Французской Гвиане. Большинство из жителей Арубы, Пуэрто-Рико, Доминиканской республики и Гаити — потомки араваков. В Доминиканской республике это в основном таино, в Гаити — сибонеи. В настоящее время небольшое количество людей из Ямайки, Гаити, Доминиканской республики, Сент-Люсии, Кубы, Гренады говорят на языках древних араваков.

Хозяйство и культура

Араваки относятся к типу культуры индейцев тропических лесов Южной Америки. Традиционное занятие — ручное подсечно-огневое земледелие. Главная культура — горький маниок, с приготовлением которого связан комплекс специальных орудий — большие тёрки, плетёные мешки для отжимания ядовитого сока, большие жаровни.

На Карибских островах араваки с легкостью выращивали зерновые культуры в специальных так называемых «конуко», больших насыпях земли. Конуко покрывали листьями для питания земли и для защиты почвы от эрозии. Они сажали большое количество различных зерновых культур, чтобы быть уверенными, что какие-нибудь из них вырастут и созреют в этот сезон. Ели в основном маниоку (еще известную как кассава) — плод растения маниока, растущий в тропиках и не требующий специального ухода. Араваки также выращивали кукурузу, что было очень нетипично для населения Карибских островов. На больших устойчивых и медленных плотах индейцы плавали для торговли с мезоамериканскими цивилизациями. Небольшие, но не менее устойчивые, каноэ служили для коротких поездок вокруг острова. Женщины выполняли всю сельскохозяйственную и ремесленную работу, в то время как мужчины были воинами.

У араваков Гаити и Пуэрто-Рико, в меньшей степени Кубы, венесуэльского побережья, нижней, средней Ориноко и восточной Боливии сложился институт наследственных вождей, профессиональное жречество; имелись поселения с населением свыше 1 тыс. чел. Характерные для многих араваков большие духовые музыкальные инструменты использовались в мужских ритуалах.

Араваки занимались ремеслами и играли в игры. Одна из таких игр называлась арейто, включала в себя религиозные церемонии. Она была похожа на футбол на песчаной площадке, по бокам которой устанавливались крупные камни с религиозными рисунками на их поверхности. Индейцы также занимались творческой деятельностью. Гончарное дело, плетение корзин, ткачество, изготовление инструментов из камня и даже каменных скульптур — вот основные занятия для таино. Мужчины и женщины раскрашивали свои тела и украшали себя драгоценностями из золота, камня, кости. Они организовывали праздники и танцы, пили алкоголь из забродившего зерна и курили табак во время религиозных церемоний.

В сев.-зап. Амазонии араваки вступили в тесное взаимодействие с восточными тукано, в верховьях Шингу — с карибами, тупи и трумаи. В обоих случаях элементы культуры араваков доминировали. На юге Мату-Гросу близкие к терено чане в 17-18 вв. оказались в подчинении у конных охотников мбайя и вошли в состав современных кадувео (кадиувео).

Литература

• Араваки // Большая Российская энциклопедия. Том 2, М., 2005.
• Березкин Ю. Е. Мост через океан. New York, 2001;
• Lathrap D. W., The Upper Amazon, N.Y.—Wash., 1970;
• Sanoja M., Vargas I., New light on the prehistory of Eastern Venezuela // Advances in world archaeology, v. 2, N.Y.—[a.o.], 1983, p. 205-44.
• Аркадий Фидлер. «Белый Ягуар — вождь араваков»

См. также

• Араваки (народ)

Ссылки

• Ароваки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Араваки

Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.