Аравийская экспедиция Элия Галла

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аравийская экспедиция
Дата

26—25 годы до н. э.

Место

Аравийский полуостров

Итог

Поражение римлян

Противники
Римская империя
Набатейское царство
Сабейское царство
Командующие
Гай Элий Галл
Силлей
неизвестно
Силы сторон
10 000 римлян
1000 набатеев
500 иудеев
неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Аравийская экспедиция 26—25 годов до н. э. — неудачная попытка римлян захватить Счастливую Аравию.





Источники

Основным источником по этой войне является рассказ Страбона из 16-й книги «Географии». Его сообщения дополняются краткими упоминаниями о походе у Плиния Старшего, Иосифа Флавия, Диона Кассия и в «Деяниях божественного Августа». Страбон был современником событий и другом незадачливого римского командующего, промахи которого он явно пытается оправдать, из-за чего его рассказ не всегда внушает доверие[1].

Подготовка экспедиции

Установленный в 27 году до н. э. режим принципата нуждался в громких военных победах для своего утверждения. В том же году в Египет в качестве префекта был направлен Элий Галл, имевший приказ императора завоевать Счастливую Аравию (Сабейское царство) и Эфиопию (Мероитское царство), страны, обладавшие, по мнению римлян, несметными богатствами[2]. По слухам, арабы Йемена «обменивали свои благовония и драгоценнейшие камни на серебро и золото, но сами никогда ничего не тратили из полученного в обмен»[3].

Поскольку направить войска из Сирии было нельзя, из-за опасности войны с парфянами, в экспедицию, по-видимому, были посланы части расквартированных в Египте III и XXII легионов — около 10 тысяч человек[4]. К ним присоединились 500 иудейских лучников, посланных царем Иродом, а также 1000 набатеев во главе с министром царя Обода Силлеем, ставшим проводником экспедиции. В гавани Клеопатриды (близ нынешнего Суэца), около древнего канала, соединявшего Нил с Красным морем началось строительство флотилии, причем сначала Элий Галл построил 80 военных кораблей, несмотря на то, что никакой морской войны не предвиделось. Затем соорудили 130 транспортов, на которых армия отправилась в Аравию[5].

Экспедиция

На 15-й день пути, потеряв много кораблей, некоторые вместе с экипажами, Элий Галл высадился в набатейской гавани Левке Коме, недалеко от входа в Акабский залив. Страбон объясняет эту странную морскую переправу тем, что Силлей намеренно дезинформировал римлян, заявив, что сухого пути из Петры в Левке Коме нет, хотя между этими пунктами действовал оживленный караванный маршрут. Ко времени высадки войско Элия Галла уже страдало от цинги и слабости в ногах, поэтому ему пришлось провести остаток лета и зиму в Левке Коме, в ожидании выздоровления больных. Выступив весной 25 до н. э., он через 30 дней пути по безводной пустыне прибыл во владения Ареты, родственника Обода. Ещё 50 дней занял путь через землю кочевников, называемую Арареной, после чего войско вступило в плодородные земли Йемена и подступило к городу Неграну (Наджран) на границе Сабейского царства. Правитель этого места бежал, и римляне взяли город приступом.

Через 6 дней пути римляне подошли к реке, на которой состоялось сражение с арабами, причем, по словам Страбона, варвары, совершенно не умевшие обращаться с оружием (большинство было вооружено двойными топорами), потеряли 10 тысяч человек, а римляне всего двоих. Затем были взяты города Аска и Афрулы, после чего войско подошло к Марсиабе (Мариб), городу племени рамманитов. Галл 6 дней осаждал город, но был вынужден отступить из-за недостатка воды. По словам пленных, римляне находились всего в двух днях пути от страны благовоний, но войско, шесть месяцев шедшее по пустыням и страдавшее от эпидемии, не имело сил двигаться дальше[6].

На обратный путь к землям набатеев Галл затратил всего 60 дней, выдержав по пути ещё один бой у Неграна. Достигнув прибрежного селения Эгра в Каменистой Аравии, он оттуда переправился морем за 11 дней в Миос-Гормос (Мышиную гавань) на египетском берегу, откуда на верблюдах добрался до Копта, а затем по Нилу прибыл в Александрию с оставшимися людьми. Страбон умалчивает о потерях, сообщая лишь, что в боях римляне потеряли всего 7 человек[7]. Зато Дион Кассий пишет, что за время похода от голода, жажды и болезней погибла большая часть экспедиционного корпуса[8], и это объясняет, почему римляне отступили после первой же неудачи.

По словам Плиния Старшего, Элием Галлом были разрушены города и опустошены земли Неграна, Неструм, Неска, Магуз, Каминака, Леберия, Мариба, имевшая в окружности 6 тысяч шагов, и Каринета, самый дальний город, которого удалось достичь[9].

Итоги и выводы

Экспедиция закончилась позорным провалом, и виновником неудачи был объявлен Силлей, которого обвинили в саботаже, отправили в Рим и там обезглавили за это и прочие преступления[7][10]. Историки XIX—XX веков обоснованно сомневаются в степени его виновности, единодушно указывая на безобразную организацию похода[4][11][12]. Римляне не провели разведку и даже не потрудились собрать сведения о стране, в которой намеревались воевать. В результате они не представляли себе ни размеров Аравии, ни особенностей театра военных действий, ни сложности навигации в Красном море, изобилующем рифами, мелями и сезонными ветрами. Странным выглядит не только выбор морской переправы, стоившей немалых затрат, так как лес для строительства кораблей пришлось везти в Египет из Азии[13], но и то, что флотилия направилась в Левке Коме, вместо того, чтобы идти в порт Береники, откуда можно было достичь побережья Йемена, не подвергаясь тяготам пути через пустыню. Если нежелание набатеев показывать римлянам путь через свою страну ещё можно списать на происки Силлея, то все остальные неприятности произошли по вине бездарного командующего[14].

Пренебрежение географией, авантюризм и твердая уверенность в том, что легионы преодолеют любые препятствия, сгубили не одну римскую экспедицию на Восток — достаточно вспомнить парфянские походы Красса и Марка Антония. И все же, явная неудача похода не помешала позднее Августу гордо заявить в Анкирской надписи, что его армия разгромила множество врагов и дошла до города Марибы в земле сабеев[15].

Последующие планы

Спустя четверть века план завоевания Счастливой Аравии предложил Гай Цезарь. По его замыслу, после разгрома парфян и завоевания Месопотамии, римский флот должен был спуститься по Евфрату, выйти в Персидский залив, и путём, разведанным Неархом для Александра, достичь Йемена, обогнув Аравийский полуостров с востока. Ранняя смерть помешала осуществлению его планов[16]. Теодор Моммзен, тем не менее, предположил на основании одного не совсем ясного фрагмента Перипла Эритрейского моря, что римская эскадра, либо при подготовке к этой экспедиции, либо уже при одном из преемников Августа, разрушила Адану (Аден), крупнейший перевалочный пункт арабско-индийской торговли[17]

Напишите отзыв о статье "Аравийская экспедиция Элия Галла"

Примечания

  1. «Сообщения о том, что в битве с арабами пало 10 тыс. человек неприятелей и 2 римлянина, а общее количество всех павших в этом походе римлян составляло 7 человек, сами произносят себе приговор». (Моммзен, с. 539)
  2. Парфёнов, с. 56, 59—60
  3. Страбон. XVI, с. 780
  4. 1 2 Парфёнов, с. 60
  5. Страбон. XVI, с. 780—781
  6. Страбон. XVI, с. 781—782
  7. 1 2 Страбон. XVI, с. 782
  8. Дион Кассий. LIII. 29
  9. Плиний Старший. VI, 160
  10. По словам Иосифа Флавия, Силлай, бывший личным врагом царя Ирода, значительно позже дважды обвинялся перед Августом в тяжких преступлениях, но оба раза император его отпускал (Иудейские древности. XVI, 10, 8—9; XVII, 3, 2)
  11. Моммзен, с. 538—539
  12. Mayerson, p. 24
  13. И, по-видимому, доставлять в Клеопатриду по суше, так как канал, скорее всего, к этому времени заилился и не был судоходным (Mayerson, p. 19)
  14. Моммзен, с. 539
  15. Деяния божественного Августа, 26
  16. Моммзен, с. 540
  17. Моммзен, с. 541

Литература

  • Krüger, Heinrich. [books.google.ru/books?id=SN3PAAAAMAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Der Feldzug des Aelius Gallus nach dem glücklichen Arabien unter Kaiser Augustus]. — Wismar, 1862
  • Mayerson, Philip. [grbs.library.duke.edu/article/viewFile/3101/5789 Aelius Gallus at Cleopatris (Suez) and on the Red Sea] // Greek, Roman and Byzantine Studies. — (1995) vol. 36 1 4 SPR WIN, p. 17—24 — ISSN 0017-3916
  • Моммзен, Теодор. История Рима. Т. V (Провинции от Цезаря до Диоклетиана). — М.: Издательство иностранной литературы, 1949
  • Парфёнов В. Н. Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика. — СПб.: Алетейя, 2001—278 с. — ISBN 5-89329-396-7

См. также

Отрывок, характеризующий Аравийская экспедиция Элия Галла

– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.