Араго, Этьен

Этьен Араго
Étienne Arago
Этьен Араго
Род деятельности:	драматург, политик, журналист
Дата рождения:	9 февраля 1802(1802-02-09)
Место рождения:	Перпиньян
Подданство:	Франция Франция
Дата смерти:	7 марта 1892(1892-03-07) (90 лет)
Место смерти:	Париж

Этьен Араго (фр. Étienne Arago; 1802—1892) — французский драматург, политик и журналист, брат выдающегося учёного Франсуа Араго и драматурга Жака Этьена Виктора Араго.

Биография

Первая половина жизни

Этьен Араго родился 9 февраля 1802 года в городе Перпиньяне.

После получения необходимого образования Араго работал препаратором по химии в парижской Политехнической школе, но скоро променял научную карьеру на драматургию. Его водевили, комедии, феерии и мелодрамы зачастую сочинялись в сотрудничестве с другими писателями и позднее устарели.

С 1829 по 1840 год Этьен Араго был директором театра «Водевиль», сотрудником в различных политических и литературных журналах и одним из основателей радикальной ежедневной газеты «La Réforme».

Как видный политический деятель, Араго принимал непрерывное участие в оппозиционной борьбе во времена Июльской монархии, дважды сражался на баррикадах (27—29 июля 1830 года и в феврале 1848 года).

Вклад в развитие почты

После Февральской революции, благодаря влиянию своего брата Доминика Франсуа, Араго сделался руководителем почтового департамента. Находясь на этом посту до 10 декабря 1848 года, Араго ввел в употребление франкирование (оплачивание) писем марками и установил общий для всей Франции почтово-весовой тариф.

Последующие годы

Как депутат учредительного собрания, Этьен Араго принадлежал к республиканской левой политической партии. После участия в качестве офицера национальной гвардии в неудавшемся восстании 13 июня 1849 года Араго бежал в Бельгию, а потом жил в Голландии, Англии и Сардинии, пока ему не было разрешено возвратиться в Париж вследствие амнистии 1859 года.

Ко времени изгнания относятся следующие его произведения: «Spa, son origine, son histoire etc.» — стихотворение в семи песнях, «Le Deux Décembre» — поэма в пяти песнях и стихотворение «Une voix dans l’exil».

По возвращении он состоял театральным рецензентом появившегося тогда «L’Avenir national», где сотрудничал до 1870 года.

После падения Второй французской империи новое правительство назначило его мэром города Парижа. Неопытный в делах городского хозяйства, он оказался неспособным к этой ответственной должности и вследствие беспорядков был вынужден оставить её 15 ноября 1870 года, уступив место Жюлю Ферри.

В феврале 1878 года он был назначен архивариусом в «Ecole des beaux arts», a затем директором Люксембургского музея, для которого ему удалось добиться нового помещения. Он приготовил к изданию воспоминания о событиях Второй республики, под заглавием: «Ce que j’ai vu».

Скончался 7 марта 1892 года Париже, похоронен на кладбище Монпарнас.

Труды

Этьен Араго оставил после себя многочисленные сочинения, включая:

Stanislas (1823); L’Anneau de Gygès (1824); Le Pont de Kehl (1824); Un jour d’embarras (1824); L’Amour et la guerre (1825); Le Compagnon d’infortune (1825); C’est demain le treize (1826); Lia ou Une nuit d’absence (1826); Le Départ, séjour et retour (1827); La Fille du portier (1827); La Fleuriste (1827); Gérard et Marie (1827); L’Avocat (1827); Mandrin (1827); Pauvre Arondel (1827—1828); Les Quatre Artistes (1827); Le Rabot et le cor de chasse (1828); Le Malade par circonstance (1829); Paul Morin (1829); Le Cousin Frédéric (1829); Cagotisme et liberté (1830);

Arwed ou Les Représailles (1830); Vingt-sept, 28 et 29 juillet (1830); Madame Dubarry (1831); Les Chemins en fer (1833); La Vie de Molière (1832); Le Prix de folie (1834); Les Malheurs d’un joli garçon (1834); Théophile (1834); Les Pages de Bassompierre (1835); Paris dans la comète (1835); Arriver à propos (1836); Le Démon de la nuit (1836); Casanova au fort St André (1841); Le Mari à la ville et la femme à la campagne (1837); Le Secret de mon oncle (1837); Le Cabaret de Lustucru (1838); Les Maris vengés (1839); Les Mémoires du diable (1842); Brelan de troupiers (1843); Une Invasion de grisettes (1844); Les Aristocraties (1847).

Отрывок, характеризующий Араго, Этьен

– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его: