Аранов, Шико Бениаминович

Шико Аранов
Основная информация
Дата рождения	23 апреля 1905(1905-04-23)
Место рождения	Татарбунары, Бессарабская губерния
Дата смерти	28 ноября 1969(1969-11-28) (64 года)
Место смерти	Кишинёв
Страна	СССР СССР Румыния Румыния
Профессии	композитор, дирижёр
Инструменты	валторна, труба, бас-геликон

Шико́ Беньями́нович Ара́нов (настоящая фамилия Аранович; 23 апреля 1905, село Татарбунары Аккерманского уезда Бессарабской губернии — 28 ноября 1969, Кишинёв, Молдавия) — молдавский дирижёр, композитор, основатель и руководитель первого молдавского джаз-оркестра «Букурия» (молд. Bucuria — радость). Заслуженный деятель искусств (1950) и народный артист Молдавской ССР (1953).

Биография

Родился в Татарбунарах на самом юге Бессарабии (теперь Одесская область Украины) в бедной еврейской семье. В детстве обучался игре на бас-геликоне, после переезда семьи в Арциз был определён в местный духовой оркестр. В 1913—1919 годах учился в реальном училище в Килие, затем в Кишинёвской консерватории «Униря» по классу валторны (1923—1927). Служил в румынской армии, после демобилизации в 1930 году поступил в Бухарестскую королевскую академию музыкального и драматического искусства, которую окончил в 1935 году по классу трубы и композиции. Одновременно руководил оркестрами в ряде кинотеатров Бухареста (La capitol, Trianon, Regal, City, Corso).

С присоединением Бессарабии к СССР в 1940 году возвратился в Кишинёв. Выступал в составе эстрадного оркестра под руководством кларнетиста Шарля Брейтбурда в кишинёвском кинотеатре «Орфеум» (на пересечении улиц Штефана Чел Маре и Пушкина), который через некоторое время был переведён в только что созданную Молдавскую государственную филармонию и переименован в «Молдавский государственный джаз-оркестр» (Молдгосджаз). Художественным руководителем оркестра стал Шико Аранов.

В следующем году, с началом боевых действий оркестр был эвакуирован в Коканд и вновь переименован в эстрадный оркестр при Молдавской государственной филармонии под руководством Шико Аранова. До 1945 года оркестр выступал на фронтах Великой Отечественной войны. Программа теперь состояла из военно-патриотической и молдавской народной песни, однако второе отделение было полностью предоставлено джазу. При оркестре была собственная танцевальная группа, помимо народного танца представлявшая аргентинское танго и степ.

После войны оркестр был расформирован. В 1947—1956 годах Аранов работал музыкальным руководителем государственного ансамбля молдавского народного танца (впоследствии «Жок»), ставшего под его руководством лауреатом IV Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Бухаресте (1953). В 1956—1963 и 1967—1969 годах — художественный руководитель джаз-оркестра «Букурия» (Радость), который он организовал. В 1964—1966 годах руководил оркестром Молдавского комитета по радиовещанию и телевидению.

Похоронен на Кишинёвском еврейском кладбище.

Семья

В июле 1940 года незадолго до возвращения в Бессарабию Шико Аранов женился в Бухаресте на Сидонии Шварц из богатой еврейской семьи. Их первый ребёнок, сын Виктор, родился в 1946 году, дочь Марианна родилась в 1949 году, но умерла в возрасте 10 месяцев в результате случайной передозировки от введённого врачом лекарства. Сын Юлиан Аранов родился в 1952 году, в настоящее время переводчик и издатель; среди переведённых им книг — сборники суфистских текстов Идриса Шаха «Искатель истины» (2005), «Суфии — мысль и действие: Современные авторы о суфийской традиции» (сборник статей, 2005), «Суфийские тексты» (2005), «Благоухающий скорпион» (2006) и «Сказки мира» (2007), «Наблюдающее Я» Артура Дейкмана (Мистицизм и психотерапия, 2007).

Музыкальное творчество

Аранов — основоположник молдавской эстрадной оркестровой музыки. Автор 8 сюит и 12 фантазий для эстрадного оркестра, более двухсот джазовых композиций, музыки к хореографическим сценам, к кинофильмам «Ляна» (1955) и «Молдавские напевы» (1959, совместно с Василе Загорским) киностудии Молдова-филм, нескольких шлягеров военных лет (в том числе песни «Я не вернуться не мог…» на слова Константина Славина, 1943), песен на русском языке «Аурика», «Ночь в Молдове», «У Днестра», множества эстрадных песен на молдавском языке («Сэ ну регрет», «Ну сынт де винэ нумай еу», «Ам висат кэ юбеск», «Аурика», «Нопциле Молдовей», «Фетеле дин Кишинэу», «Окий тэй фрумошь» и др.). Создал также многочисленные джазовые обработки молдавских, еврейских и русских народных песен.

Джаз-оркестр Шико Аранова «Букурия»

«Джаз-оркестр Шико Аранова» во всех его воплощениях являл собой типичный биг-бэнд и специализировался на свинге. Помимо произведений самого Аранова, оркестр исполнял вошедшие в джазовый канон номера Луи Армстронга, Гленна Миллера, Джорджа Гершвина. Именно в оркестре Шико Аранова прозвучали первые произведения начинающего композитора Евгения Доги. Здесь начинал другой молдавский композитор Олег Негруца. Музыкальным руководителем оркестра долгое время был тенор-саксофонист и скрипач Гарри Ширман, с которым Аранов играл ещё в Бухаресте. Лицом оркестра был певец Рудольф (Рувин) Капланский. Выступали в оркестре и известный молдавский пианист и композитор Давид Григорьевич Федов (Фейдман, 1915—1984), певец Ефим Бэлцану (Вайсман), тромбонист Иван Добрунов, трубачи Моисей Гольдман и Николай Греку, саксофонист Геннадий Добров, скрипач Наум Лозник и другие известные впоследствии в республике музыканты.

Литература

• Зиновий Столяр «Композитор Шико Аранов». Советский композитор: Москва, 1959.
• Исаак Брейтбурд «Шико Аранов и его оркестр». Тель-Авив, 2001.
• [www.nm.md/daily/article/2005/04/15/0701.html К столетию композитора]
• [www.dorledor.info/magazin/index.php?mag_id=98&art_id=1251&pg_no=1 Об оркестре Шико Аранова] (недоступная ссылка с 05-09-2013 (3885 дней) — история, копия)

Отрывок, характеризующий Аранов, Шико Бениаминович

– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.