Арахчын
Арахчын (аракчин) (азерб. Araxçın) — азербайджанский национальный головной убор.[1]
«Арахчын» был не самостоятельным головным убором, их надевали под другие головные уборы (папаха, чалма). Они являлись типичными традиционными головными уборами азербайджанцев, широко распространенными ещё в Средние века. Шились они из разных тканей, круглыми, облегающими голову, подкладка при этом должна была быть обязательно однотонной. За пределами села арахчын без папахи носить считалось неприличным, это разрешалось только детям. В повседневной же жизни дома арахчын могли носить и без папахи. Арахчын надевали в основном молодые азербайджанцы.
Напишите отзыв о статье "Арахчын"
Примечания
- ↑ [www.iranicaonline.org/articles/clothing-xxi CLOTHING xxi. Turkic and Kurdish clothing of Azerbaijan] — статья из Encyclopædia Iranica. P. A. Andrews And M. AndrewsОригинальный текст (англ.)
True coats reaching to the knee also take several forms. These are little used nowadays. The küläjä, made of twill or velvet, is tailored at the waist, where the flaring skirt is gathered; the straight sleeves are complete but open at the armpits. There are no buttons, but both sides of the straight front opening, the cuffs, and hem are trimmed with gold lace and a deep border of floral embroidery. The katibi corresponds to the čäpkän in having open sleeves with äḷčäk, but closes above the flared skirt with a button at the waist, and may be trimmed with fur at the collar. Sometimes the čuḵa, a coat with elbow-length sleeves, was worn; the baḵari was similar, but usually shorter, with no buttons, quilted inside, and often trimmed lavishly with gold lace and gilt embroidery. A läbbadä was even shorter, reaching barely below the waist, with the rounded hip projections and side vents, short sleeves, and an open front tied at the waist; it was also quilted inside and richly trimmed. The ešmäk is very similar, but lined with fur, whereas the kürdü, also fur-lined, is simply an open, sleeveless waistcoat. Woolen socks (jorab; Pers. jūrāb) are knitted with a characteristically sharp fold all round the foot, either ankle or calf length, and in a wide variety of colorful motifs. The typical footwear, before the advent of mass-produced shoes, was an open-heeled slipper (bašmaq) with a sole in the shape of a figure 8, the front heavily embroidered or covered with beadwork ending in an upturned curl. Boots (uzun boḡaz čäkmä) had low heels and uppers of tooled leather or embroidered broadcloth. It is the headscarf (kalaḡay, Pers. kalāḡī), made from specially woven silks, that is the most persistent of traditional garments, sometimes worn over a low (6 cm) flat-topped skullcap (araqčın), almost covered with gold embroidery, or alternatively a small bonnet (täsäk). Formerly a tube-like hood (čutqu) could be worn to cover both the head and plaits.
Ссылки
- [images.google.ru/imgres?imgurl=www.azerbaijan.az/_Culture/_FolkArts/images/folkarts_03_7.jpg&imgrefurl=toxunulmaz.8bb.ru/viewtopic.php%3Fid%3D9&usg=__LnMtPRUAGfJ54ju7vK3v5PGjo8g=&h=216&w=187&sz=10&hl=az&start=7&um=1&tbnid=9WrpdT1U0N3wlM:&tbnh=107&tbnw=93&prev=/images%3Fq%3DАзербайджанская%2Bнациональная%2Bодежда%2Bфото%26hl%3Daz%26sa%3DX%26um%3D1%26newwindow%3D1 Азербайджанская национальная одежда]
- [www.azcongress.ru/pdf/2009/11/02/14.pdf Таинственная чадра]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Арахчын
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
