Ара (губа)

Ара (губа)Ара (губа)

</tt> </tt>

</tt> </tt>

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Ара (губа)Ара (губа)

Ара
Вид с берега в сторону губы Ара
69°24′56″ с. ш. 32°49′12″ в. д.69.41556° с. ш. 32.82000° в. д. / 69.41556; 32.82000
Вышестоящая акватория	Мотовский залив
Страна	Россия Россия
Тип	Губа
Длина береговой линии	~32 км
Средняя величина прилива	2 м
Наибольшая глубина	159 м
Губа Ара на карте северной оконечности Кольского полуострова

К:Водные объекты по алфавиту

Ара (иногда Ара-губа) — губа в Мотовском заливе Баренцева моря. Расположена в северной части Кольского полуострова в центральной части Мурманского берега в 40 километрах к северо-западу от Мурманска. Административно относится к Мурманской области. Название происходит от саамского арред — отдыхать, находиться в покое.

Описание

Ара-губа имеет вытянутую на юго-запад узкую форму, слегка расширенную в северной части. Длина губы составляет около 11 километров, ширина — чуть более 3 километров в северной части на входе в Мотовский залив и 0,6-1,2 километра в южной и центральной частях. Длина береговой линии около 32 километров, глубина — до 159 метров в центральной части.

Берега губы крутые, скалистые, высота прилегающих гранитных возвышенностей достигает 270 метров. Утёсистый северо-восточный берег губы носит название Корабельная пахта. С возвышенностей в губу впадает ряд небольших неподписанных на карте ручьёв, а небольшая протока в крайней южной части губы соединяет её с озером Котыярви. Берега покрыты редкой тундровой растительностью, невысокие сосны и берёзы встречаются только на отлогих берегах залива. Из Ара-губы отходит несколько более мелких заливов — бухты Малая Луковая, Арская и Сковорода.

На входе в губу лежат два острова — Большой и Малый Арские, высотой 47,8 и 73,1 метров соответственно и длиной 1,3 и 0,8 километра. В северной части Большого Арского установлен маяк. Кроме того, сигнальные огни расположены на вдающемся в губу с запада мысе Сковорода и на обоих берегах центральной части губы.

История

В настоящее время населённых пунктов на губе Ара нет. С конца XIX века до середины XX века на побережье губы находился одноимённый населённый пункт, основанный тут в 1879 году как колония Урского общества. В основном в посёлке проживали финны. Численность его всегда была невысокой и составляла 28 человек в 1928 году и 8 человек в 1938 году. Окончательно ликвидирован посёлок был в 1958 году.

В 1884—1889 годы в посёлке был расположен китобойный завод «Компании Шереметьева». Наличие китобойного завода на губе упоминается и в словаре Брокгауза и Ефрона.

Кроме того, губа Ара упоминается в ряде очерков о Кольском крае, в том числе — в «Путеводителе по Северу России» Д. Н. Островского 1898 года, в «Очерке путешествия Архангельского губернатора А. П. Энгельгардт в Кемский и Кольский уезды в 1895 году», где так же упоминается наличие китобойного завода в губе —

Лет десять тому назад в порте Владимире был уже устроен завод китоловной компанией и вслед за сим другой завод князем Шереметьевым в Ара-губе. Эти заводы убили 800 китов, причем нужно иметь в виду, что Арский завод работал только две навигации; к сожалению, по недостатку капиталов, а главное по неумелости распорядителей, заводы вскоре прекратили свою деятельность

Упоминается губа Ара и в очерках «По северо-западу России» Константина Константиновича Случевского, путешествующего в 1884—1888 годах по северной и западной частям России в свите Великого князя Владимира Александровича в качестве журналиста-бытописателя. В очерках Случевского Арскому китобойному заводу посвящена целая глава.

Прочие факты

Губе Ара посвящена песня Александра Розенбаума «Ара-Губа» —

...По команде отдан кормовой, Чайки и бакланы над волной. Встретит глубиной нас шар Земной За Ара-губой. Атомная лодка - дом родной, Выйду в крайний раз на ходовой. Люк задраим мы над головой За Ара-губой...

Карты

• Лист карты R-36-89,90 Заозерный. Масштаб: 1 : 100 000. Издание 1981 г.
• Лист карты [poehali.org/maps/050k--r36-090-3_4.html R-36-90-В,Г]. Масштаб: 1 : 50 000.

Источники

• [ke.culture51.ru/Ara-gyba-p281.html Ара-губа] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 1. А — Д / Гл. ред. А. А. Киселёв. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2008. — С. 247.

Литература

• Ушаков И. Ф. Кольский Север в досоветское время: историко-краеведческий словарь. — Мурманск: Мурманское книжное издательство, 2001. — 333 с.

Отрывок, характеризующий Ара (губа)

Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.