Арбетнот, Джон

Джон Арбатнот
John Arbuthnot
Портрет Джона Арбатнота работы Готфрида Кнеллера
Дата рождения:	28.04.1667 (крещён 29 апреля)
Место рождения:	Инверберви, Шотландия
Дата смерти:	27 февраля 1735(1735-02-27)

Джон Арбатнот (англ. John Arbuthnot), также известный как Доктор Арбатнот (крещён 29 апреля 1667 — 27 февраля 1735) — шотландский врач, сатирик и эрудит. Наиболее известен своим вкладом в математику, членством в Scriblerus Club и выдуманным персонажем Джоном Буллем.

Согласно «Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона» Арбатнот: «изучив медицину в Абердине, А. поселился в Лондоне, где обратил на себя внимание своими сочинениями и остроумием. Будучи ревностным якобитом, он присоединился к Болингброку, Свифту и Прейору; в 1704 г. сделан членом Королевского общества и в 1709 г. лейб-медиком королевы Анны. Изданные Попе „Memoirs of Martinus Scriblerus“ принадлежат, главным образом, перу А. и послужили образцом Стерну для его „Tristram Shandy“. Самым капитальным сочинением А. считается „History of John Bull“ (1712) — остроумная аллегория, имевшая целью осмеять герцога Мальборо и вигов и охладить стремление англичан к войне с Франциею. После смерти королевы Анны А. лишился придворного звания, не переставая, впрочем, считаться одним из самых видных лондонских врачей. Он издал несколько медицинских и других сочинений; главное из них: „Tables of ancient coins, weights and measures“ (1727 и 1754)».

Отрывок, характеризующий Арбетнот, Джон

– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.