Аргамаков, Алексей Михайлович

Алексей Михайлович Аргамаков (1711—7 либо 25 января 1757, Санкт-Петербург) — пасынок графа А. А. Матвеева, первый директор Московского университета, один из зачинателей московского масонства.

Биография

Сын стольника Михаила Михайловича Аргамакова, участника военных походов Петра I (умер не ранее 1714 года). Его матерью была Анастасия Ермиловна (ум. 1756; девичья фамилия неизвестна), которая в 1720 году стала третьей женой графа А. А. Матвеева, крупного дипломата. Юноша воспитывался в доме отчима, который позже определил его в лейб-гвардии Преображенский полк. Прослужил там до 20-летнего возраста, достигнув чина гвардии капитана.

В 1731 году Аргамаков для получения образования уехал за границу. Он учился в Женевской академии, где слушал лекции по математике, юриспруденции, анатомии, хирургии, и изучал французский язык. После учебы он путешествовал по Европе, он был в Германии, Англии, Италии, Франции и Голландии. Вернувшись в Россию в 1735 году, просил императрицу Анну Иоанновну определить его на службу, но из-за здоровья вплоть до 1741 года нигде не служил.

В 1741 году президент Коммерц-коллегии барон К. Л. Менгден определил Аргамакова на Путивльскую суконную фабрику. Но с приходом к власти императрицы Елизаветы Петровны Менгден был арестован и Аргамаков остался без службы. Он подал прошение о зачисление его на службу в Коллегию иностранных дел, но принят туда не был. В течение шести лет Аргамаков был «не у дел». В это время он женился и проживал с семьей в собственном доме на Васильевском острове.

2 августа 1748 года поступил на государственную службу в Мануфактур-коллегию и получил чин коллежского советника. В его обязанности входило осуществление контроля над деятельностью фабрик и мануфактур. В 1754 году, сохранив эту должность, вошёл также в состав Комиссии по пересмотру законов.

В середине 50-х годов XVIII века императрица Елизавета Петровна решила устроить своеобразную ревизию-реорганизацию деятельности всех учреждений Российской империи. Алексею Аргамакову было поручено проверить работу и состояние дел в Мастерской и Оружейной палатах московского Кремля. Проведя тщательную проверку, Аргамаков обратился в Сенат с донесением, где написал о том, что нужно срочно составить новую опись Палаты и регулярно приводить её в порядок. В своих «Шести пунктах» он, в частности, предлагал построить новое здание, чтобы превратить Оружейную палату в «достойное русской славы хранилище древних драгоценных и куриозных вещей».

В 1755, с открытием Московского университета, Аргамаков стал его первым директором. По воспоминаниям современников, Аргамаков был неутомимым посредником между университетом и проживавшим в Петербурге куратором Иваном Шуваловым.

Во время одной из поездок в Петербург по университетским делам Алексей Аргамаков заболел и 25 января (по другим данным, 7 января) 1757 года скоропостижно скончался. Был похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

В дальнейшем могила Аргамакова была утрачена, но в 2005 году, к 250-летнему юбилею МГУ, на стене ограды кладбища была установлена мраморная мемориальная доска.

Семья

После себя Аргамаков оставил большие долги и запутанную историю с отпуском на волю своих дворовых людей.

От первого брака с Анной Осиповной Сипягиной имел сына Василия, который был принят ко двору камер-пажем; позднее женился на Феодосии Ивановне Фонвизиной, сестре драматурга Д. И. Фонвизина.

Вторая жена — Ирина Яковлевна Васильева, дочь подпрапорщика Московского драгунского полка Якова Саввича Васильева. В браке с 1742 по 1754 годы родила семерых детей — четырёх сыновей и трёх дочерей: Петр (1742— ?), Екатерина (1744— ?), Александр (1747— ?), Наталья (1749— ?), Алексей (175. — ?), Михаил (175.— ?), Варвара (1754— ?).

Литература

• Ректоры Московского университета: Биографический словарь / Сост. В. М. Ремарчук. — М., 1996. — С. 7-9.
• Д. Н. Костышин. А. М. Аргамаков. Материалы для биографии // Россия в XVIII веке. Вып. 2. — М., 2004. — [www.school-club.ru/literature/newload.asp?id=1A4B817AD4AD43538BB1944865332293 С. 51-176].

Ссылки

• [lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/241/catid/3 Некрополь Свято-Троицкой Александро-Невской лавры. Аргамаков, Алексей Михайлович]

Отрывок, характеризующий Аргамаков, Алексей Михайлович

«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.