Аргентис, Филиппос

Филиппос Аргентис
Φίλιππος Αργέντης
работа художника Филиппа де Ласло, 1930, находится в Библиотеке Кораиса на Хиосе.
Дата рождения:	1 мая 1891(1891-05-01)
Место рождения:	Марсель
Дата смерти:	14 апреля 1974(1974-04-14) (82 года)
Место смерти:	Лондон
Страна:	Греция
Научная сфера:	История
Альма-матер:	Оксфордский университет, Афинский университет.

Филиппос Панделис Аргентис (греч. Φίλιππος Παντελής Αργέντης; 1 мая 1891 Марсель; 14 апреля 1974 Лондон) — греческий адвокат, дипломат и историк XX века.

Происхождение

Филипп Аргентис происходит из старинного дворянского рода Ардженти. Сами родоначальники рода происходили из маленького итальянского городка Ariento недалеко от Генуи. Первым документально упоминаемым в истории рода является Лоренцо Ардженти, который после своего участия в Первом крестовом походе (1096—1099), поселился в Константинополе

Непрерывное проживание семьи Аргентисов на Хиосе до 1511 года и её связь с Лоренцо Ардженти ещё не доказаны. Семья была одной из первых и старейших на Хиосе, запросивших членство в византийском Архонтате (дворянстве). В период турецкой оккупации, в 1822 году, во время Хиосской резни, греческая знать была взята в заложники. 6 мая 1822 года, на площади Вунаки, все заложники были повешены. В их числе был прапрадед Филиппа Аргентиса, Леонидас Аргентис (1743—1822). Семье удалось счастливо избежать турецкой резни и покинуть остров, а затем поселиться в Западной Европе и поселиться в Лондоне.

Биография

Филипп Аргентис родился в Марселе в 1891 году. Филипп был четвёртым из пяти детей Панделиса Аргентиса (Лондон 1853 — Лондон 1911) и Фани Скилици (Лондон 1854 — Лондон 1926). Аргентис получил юридическое образование в Англии в Winchester College (1906—1910) и Крайст-Чёрче Оксфордского университета (1910—1912) и в Афинском университете. В годы Первой мировой войны он воевал добровольцем в в 3-м греческом каваллерийском полку, а затем принял участие в Малоазийском походе (1919—1922) греческой армии. Его первой профессиональной работой в 1922 году стала адвокатская работа Барристера в Афинах. В 1923 году он поступил на греческую дипломатическую службу. В годы Второй мировой войны он был советником греческих посольств при эмиграционных правительствах Польши, Бельгии и Люксембург. В последние годы своей жизни он был культурным атташе при посольстве Греции в Лондоне.

Аргентис как историк

Филипп Аргентис является одним из наиболее важных историков, занявшихся историей острова Хиос. Он опубликовал ряд монографий и первоисточников по истории острова. Его работы характеризуются богатством представленных материалов. Исторические материалы османского периода в целом по Греции были ограничены. Многие материалы до османской оккупации пропали или были разрушены. Аргентис решил собрать материалы (дипломатическая переписка, отчёты путешествий и т.д) в доступных зарубежных архивах. Аргентис также написал историю своей семьи, Дома Аргентисов на Хиосе. Его библиография по Хиосу (1933) это монументальная работа, которая до сих пор не получила продолжение. Он способствовал во многом сохранению культурного наследия Хиоса. В дополнение к своей собственной научной работе, он редактировал несколько рукописей других авторов

Кроме того, Аргентис оказал содействие британскому археологу Sinclair Hood в раскопках в Эмпорио и Агио Гала.

Музей Аргентиса

В 1932 году он основал «Общество Аргентиса», с тем чтобы сохранить исторические и фольклорные коллекции, которые находились в одной из комнат гимназии Хиоса (сегодня Библиотека Кораиса. Фонд Аргентиса расширил коллекцию. Позже он добавил несколько залов, для размещения своих книг, своей коллекции исторических картин и гравюр, своей фольклорной коллекции. Эти новые залы были открыты в 1962 году, к пятидесятилетию освобождения острова, и и сегодня образуют «Музей Филиппа Аргентиса». Музей в настоящее время состоит из двух частей: Фольклорный музей и Художественная галерея, в то время как его книги включены в собрание Библиотеки Кораиса. В честь Филиппа Аргентиса названа улица Хиоса, выходящая к Библиотеке Кораиса.

Семья

Аргентис женился 20 февраля 1930 года в лондонском православном храме Святой Софии на Александре Элене Скилици (1904—1988) также из знатной хиосской семьи. У четы было 3 детей: 1. Фанни Сибила Аргенти (1931—1984); 2. Георгина Юлия Сюзан Аргенти, родилась в Лондоне в 1939 году 3. Панделис Пол Лоренцо Стефен Аргентис, родился в 1943 году в Лондоне.

Награды

За заслуги перед Хиосом Аргентис был награждён несколько раз: в 1920 и в 1953 годах он был награждён свидетельством почётного гражданина Хиоса. В 1928 году он был награждён орденом монашеского братства Афона. Афинская академия в 1938 году наградила Аргентиса серебряной медалью за его научные работы и в 1947 году сделала его членом-корреспондентом Академии. Он также получил несколько военных наград за участие в боях греческой армии.

Работы

• История Хиосского дома Аргентисов (1922: Historia tou chiakou oikou Argente En Athenais: P. D. Sakellarios. 371 S).
• Хиосская резня (1932: The Massacres of Chios: Described in Contemporary Diplomatic Reports. London: John Lane, The Bodley Head Ltd.)
• Экспедиция полковника Фавье на Хиос (1933: The Expedition of Colonel Fabvier to Chios: Described in Contemporary Diplomatic Reports. Edited with an introduction by Philip Argenti. London: John Lane, The Bodley Head Ltd).
• Освобождение Хиоса (1933: Chius Liberata, or the Occupation of Chios by the Greeks in 1912, as Described in Contemporary Documents and Chios During the Great War. Edited with an Introduction by Philip P. Argenti. London: John Lane, The Bodley Head Ltd).
• Экспедиция флорентийцев на Хиос (1934: The Expedition of the Florentines to Chios (1599): Described in Contemporary Diplomatic Reports and Military Dispatches. London: John Lane, The Bodley Head Ltd).
• Оккупация Хиоса венецианцами (1935: The Occupation of Chios by the Venetians (1694): Described in Contemporary Diplomatic Reports and Official Dispatches. Edited with an Introduction by Philip P. Argenti. London: John Lane, The Bodley Head Ltd).
• Поэтическое повествование основных мифологических и исторических эпизодов острова Хиоса с древнейших времён до наших дней (1937: Mankanas (Mankana), Skarlatos N., Χιας, ητοι Εμμετρος αφηγησις των κυριωτερων μυθολογικων και ιστορικων επεισοδιων της νησου Χιου απο των αρχαιοτατων αυτης χρονων μεχρι των καθ’ ημας ημερων. Ποιημα επικον … Εκδοθεν επιμελεια Φιλιππου Π. Αργεντη. Αθηνησιν: Typois Pyrsou. pp. ιστ. 170).
• История острова Хиос с древнейших времён до 1700 года н. э. (1937: Historia tēs nēsu Chiu: apo tōn archaiotatōn chronōn mechri tu 1700 M. Ch. P. Argenti. Athen: Pyrsos.
• Библиография Хиоса (1940: Bibliography of Chios: From Classical Times to 1936. Oxford: Clarendon Press).
• 1941: Chius Vincta or the Occupation of Chios by the Turks (1566) and Their Administration of the Island (1566—1912): Described in Contemporary Diplomatic Reports and Official Dispatches. Edited with an Introduction by Philip P. Argenti. Cambridge: Cambridge University Press.
• 1943: Hieronimo Giustiniani’s History of Chios. Edited, with an introduction by Philip P. Argenti. Cambridge: Cambridge University Press.
• 1946: (написана вместе с) Stilpon P. Kyriakidis: Ē Chios para tus geōgraphus kai periēgētais. . 3 Bde. Athen: Estia.
• 1949- написан вместе с Herbert Jennings Rose: The Folklore of Chios. 2 Bde. Cambridge: Cambridge University Press.
• 1953: The Costumes of Chios: Their Development from the XVth to the XXth Century. London: B.T. Batsford Ltd., 4 Fitzhardinge Street, Portman Square London, W.I.XVI. 338 pp., 111 plates.
• 1954: Diplomatic Archive of Chios, 1577—1841. 2 Bde. Cambridge: Cambridge University Press.
• Золотая книга дворянства Хиоса (1955a, b: Libro d’Oro de la Noblesse de Chio. 2 Bde. Bd. 1: Notices Historiques. Bd. 2: Arbres Généalogiques. Oxford: Oxford University Press. (Bd. 1 Argenti — Argentes, S. 51-56. Bd. 2: Stammtafel, S. 9-15).
• 1958a, b, c: The Occupation of Chios by the Genoese and Their Administration of the Island 1346—1566: Described in Contemporary Documents and Official Dispatches. With a Preface by Sir Steven Runciman. 3 Bde. Bd. I: Text. Bd. II: Codex and Documents. Bd. III: Notarial Deeds. Cambridge: Cambridge University Press.
• 1962: Smith, Arnold C.: The Architecture of Chios: Subsidiary Buildings, Implements and Crafts. Edited by Philip Argenti. London: Tison. VIII, 171, 226 S.
• 1966: The Occupation of Chios by the Germans and their Administration of the Island: Described in Contemporary Documents. Cambridge: Cambridge University Press.
• 1970: The Religious Minorities of Chios: Jews and Roman Catholics. Cambridge: Cambridge University Press. 581 S.
• 1979: The Mahona of the Giustiniani. Byzantinische Forschungen Jg. 6, S. 1-35.

Литература

• Siehe die Seite von Christopher A. Long unter Weblinks
• Who Was Who 1971—1980. A Companion to Who’s Who Containing Biographies of Those who Died During the Decade 1971—1980. Who Was Who vol. VII. London: Adam and Charles Black, S. 24 («Argenti, Philip Pandely»).
• World Biographical Information System. Stichwort «Argentes, Philippos» [db.saur.de/WBIS/saveUrl.jsf?type=biographic&value=50b2]

Ссылки

• Christopher A. Long über die Familie Argenti [www.christopherlong.co.uk/gen/argentigen/index.html]
• Christopher A. Longs Eintrag zu Philip Pandely Argenti [www.christopherlong.co.uk/gen/argentigen/fg01/fg01_134.html]

Отрывок, характеризующий Аргентис, Филиппос

Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.