Аргонский лес
Поделись знанием:
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
Координаты: 49°10′ с. ш. 5°00′ в. д. / 49.167° с. ш. 5.000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.167&mlon=5.000&zoom=14 (O)] (Я)
Аргонский лес (фр. Forêt d’Argonne) — высокие холмы на северо-востоке Франции недалеко от её границы с Бельгией, густо поросшие смешанным лесом. Геологически принадлежит к плато Аргоны, являясь его западной частью. Часто Аргонским лесом называют весь Аргонский регион.
География
Аргонский лес вытянулся с северо-запада на юго-восток на 60 км по территориям департаментов Мёз и Марна, что находятся соответственно в исторических областях Франции: Шампань и Лотарингия. С двух сторон ограничен реками Эной и Эрой и имеет ширину от 2 до 15 км[1]. В XIX веке занимал гораздо большую площадь и простирался на север до Седана[2], покрывая собою западный берег реки Бар. Теперь вдоль Бара растут отдельные леса, разъединённые широкими пространствами окультуренной земли. Рельеф под Аргонским лесом — в форме куэсты: с оврагами, крутыми обрывами и долинами между ними[1]. Местность — труднопроходимая и оттого всегда считалась естественным препятствием на пути иноземных вторжений во Францию[2]. В восточной части Аргонского региона, что между Эрой и Маасом, находится Апремонский лес. Прежде столь же обширный, как и Аргонский, ныне он представляет собою разрозненные лесные массивы разной величины, самым большим из которых является лес Шепи.
Исторический Аргонский лес, от истоков реки Эры и до Седана, пересекают пять ущелий[1][2] (указаны с юга на север):
- ущелье Лез-Ислет (Les Islettes) от Клермона в Сент-Менеу (в прежнем произношении: Сен-Менегу[1] или Сент-Менегульд) и от Вердена в Париж, 11 км длины и от 300 до 900 м ширины;
- ущелье Ля-Шалад (Lachalade) от Варена ко Вьен-ле-Шато, покрыто лесом;
- ущелье Гранд-пре (Grand-pré), в 1000 м шириной, идет вдоль Эры от Сен-Жювена до её впадения в Эну в 5 км от Монтуа;
- ущелье Круа-о-Буа (Croix-aux-Bois) от Бут-о-Буа к Лонве (Лонгве) и далее до Вузье, что на Эне, прежде служило дорогой для дровосеков[2], покрыто лесом;
- ущелье Ле-Шен-Попюлё (le Chêne-Populeux) соединяет Седан и Реймс через Ле-Шен и Вузье.
Сейчас через все названные ущелья проложены дороги, а рядом с ущельем Лез-Ислет, с его южной стороны, проходит шоссе Эст (L’Est) — европейский маршрут E50. Многие ущелья застроены.
Лес, их окаймляющий, — лиственный: здесь встречаются разросшиеся буковые, берёзовые и ореховые рощи[1].
История
- Подле аргонского Монфокона в 888 году произошла одна из многочисленных битв между франками и норманами. 24 июня, в лесу король западных франков Эд Парижский одержал в ней победу над небольшим отрядом викингов.
- В аргонском Варене, революционном городе на Эре, 21 июня 1791 года был арестован французский король Людовик XVI, который бежал из Парижа в роялистский Монмеди. Он ехал, переодевшись слугой русской баронессы, роль которой играла маркиза де Турзель, и был опознан почтмейстером городка Сен-Менегу, что на Эне, по имени Жан-Батист Друе[3].
- В 1792 году в Аргонском лесу произошли два сражения Войны первой коалиции. 14 сентября австрийский корпус Клерфэ разбил немногочисленный отряд французов в ущелье Круа-о-Буа, и генерал Дюмурье, чтобы избежать окружения, был вынужден очистить остальные проходы в лесу, ранее им занятые для устройства союзникам «новых Фермопил». Шестью днями позже, 20 сентября, произошло сражение при Вальми, во время которого Дюмурье и подоспевший из Меца Келлерман одолели войска коалиции под командованием герцога Брауншвейгского. После продолжительной артиллерийской дуэли, где огонь французов оказался более результативным, войска Келлермана пошли в наступление, но были остановлены батареей коалиции. Две следующих атаки коалиционных войск окончились неудачей: в первый раз они уклонились от штыкового боя, второй — были отброшены артиллерийским огнём. Поле боя осталось за французами[4].
- Свидетелем сражения при Вальми оказался Гёте, сопровождавший коалиционные войска. Свои впечатления он описал в очерке «Кампания во Франции». После вторичной неудачи коалиции он сказал своим товарищам, прусским офицерам: «…С этого места и с этого дня берет начало новая эра в мировой истории. И каждый из вас сможет сказать, что присутствовал при её рождении».
- В 1918 году в Аргонском лесу произошло 17-дневное сражение между германскими войсками и войсками Антанты, получившее название Мёз-Аргонского наступления. Ещё 9 сентября 1914 года Аргоны были полностью заняты 5-й германской армией под командованием кронпринца Вильгельма, которая затем отошла при общем немецком отступлении после событий на Марне. Линия фронта установилась несколько севернее ущелья Ля-Шалад и прошла через лес Шепи, где оставалась без особых изменений до сентября 1918 года, несмотря на кровопролитные сражения, происходившие в 1916 году под соседним Верденом (Битва при Вердене). Германские войска построили глубоко эшелонированную оборону, наладив снабжение своих подразделений посредством Аргонской военно-полевой железной дороги (Argonnenbahn). В ходе Стодневного наступления 1918 года 26 сентября началось наступление американских и французских войск под командованием генерала Першинга, в результате которого союзные армии продвинулись на 5—12 км и вытеснили германцев из Аргонского леса. Операция закончилась 13 октября — за 29 дней до подписания Компьенского перемирия.
- В 1914 или 1915 гг. появилась солдатская песня «Аргонский лес» (Argonnerwaldlied), написанная немецким сапёром Германом фон Гордоном (Hermann Albert von Gordon)[5]. В 1916 году вышел сборник «Стихи из Аргонов» (Verse aus den Argonnen) немецкого поэта Макса Бартеля, воевавшего там[6] (некоторые стихотворения из сборника переведены на русский язык Осипом Мандельштамом[7]).
Достопримечательности
К северо-западу от Варена и возле леса Шепи располагается деревня Монфокон-д'Аргон, где в 1937 году открыт памятник американцам, сражавшимся в Аргонском лесу в 1918 году, — Монфоконский Американский Монумент (Montfaucon American Monument). К гранитной колонне дорического ордера, увенчанной символической статуей Свободы, ведут 234 ступени. Под колонной находится помещение, на стенах которого выгравированы карта битвы и рассказ о том, как она происходила. За монументом лежат развалины прежней деревенской церкви с германским наблюдательным пунктом, сложенным из её камней. В 11 км к северу от этих мест находится кладбище американских солдат 1-й армии[8].
Напишите отзыв о статье "Аргонский лес"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Брокгауз-Ефрон
- ↑ 1 2 3 4 Жюль Верн. Дорога во Францию
- ↑ Paul et Pierrette Girault de Coursac. Sur la route de Varennes. 1984
- ↑ [www.rallygames.ru/bitva_pri_valmi.html Битва при Вальми (1792 г.)]
- ↑ [www.volksliederarchiv.de/text1161.html Volksliederarchiv]
- ↑ [www.dhm.de/lemo/html/biografien/BarthelMax/index.html Max Barthel. Schriftsteller.]
- ↑ [www.rvb.ru/mandelstam/01text/vol_2/02translations/05german/2_150.htm О. Э. Мандельштам. Собр. соч. в 4 т. Т. 2. Переводы. Макс Бартель.]
- ↑ [www.abmc.gov/memorials/memorials/mf.php Monument on the official American site of the American Battle Monuments Commission]
Ссылки
- Аргоны // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Аргонский лес
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
