Аргутинский-Долгоруков, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Аргутинский-Долгоруков
Б. М. Кустодиев. Портрет князя В. Н. Аргутинского-Долгорукова (1910)
Род деятельности:	дипломат, искусствовед, коллекционер, меценат

Владимир Николаевич Аргутинский-Долгоруков (24 марта (5 апреля) 1874, Тифлис — 9 декабря 1941, Париж) — российский дипломат, искусствовед, коллекционер, меценат.

Молодость

Происходил из армянского княжеского рода . Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и Кембриджский университет. В годы учёбы тесно сошёлся с П. И. Чайковским и его братом Модестом; братья Чайковские, их племянник Владимир (Боб) Давыдов и Аргутинский-Долгоруков (он имел прозвище «Арго») составляли тесный кружок, связанный гомосексуальными отношениями и именовавший себя «Четвёртая сюита». Аргутинский-Долгоруков жил на квартире Модеста Чайковского, когда там умирал Пётр Ильич. В те же годы он познакомился с А. П. Чеховым, которому посылал на отзыв свои рассказы.

Дипломат и коллекционер

В 1898—1912 годах — на дипломатической службе, в качестве секретаря посольства в Париже способствовал организации «Русских сезонов» Сергея Дягилева.

Дружил с ведущими членами «Мира искусства». Собрал крупную коллекцию картин, рисунков, фарфора и других предметов искусства и старины.

С 1907 года сотрудничал с Музеем Старого Петербурга при Обществе архитекторов-художников, одновременно возглавлял специальную комиссию по изучению и описанию Санкт-Петербурга, в состав которой входили А. Бенуа, И. Фомин, В. Покровский, Н. Врангель, Н. Лансере, В. Курбатов, В. Щуко, П. Вейер, А. Гауш.

В 1910 году вошёл в состав Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. Член совета Русского музея, в 1918—1919 годах — хранитель отдела рисунков и гравюр Эрмитажа. В 1918 году передал многие работы из своей коллекции Эрмитажу и Русскому музею.

В эмиграции

В 1921 году эмигрировал во Францию, где продолжал заниматься собирательством. Был членом-учредителем Общества друзей Русского музея (1930), членом Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935—1937), в 1937 году предоставил материалы для парижской выставки «Пушкин и его эпоха». В 1934 году подарил Музею Лувра рисунки художника XVII века Гийеро. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Источники

• Нина Берберова. [belousenko.com/books/Berberova/berberova_chaykovsky.htm Чайковский]
• [www.anton-chehov.info/pisma-za-1896-god-chast-5.html Письма А. П. Чехова Аргутинскому-Долгорукому]
• ru.nobility.pro/argutinskie-dolgorukie-knyazya/argutinskij-dolgorukov-vladimir-nikolaevich.html
• www.rgali.ru/object/10879459?lc=ru
• libinfo.org/index/index.php?id=112944
• РГАЛИ ф. 1900, 500 ед. хр., 1871—1919
• ГРМ, ф. 90, 6 ед. хр., 1813—1845

Отрывок, характеризующий Аргутинский-Долгоруков, Владимир Николаевич

Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.