Ardis Publishing

Ardis Publishing
Страна	США США
Основано	1971 год
Веб-сайт: [www.ardisbooks.com ardisbooks.com]

К:Издательства, основанные в 1971 году

«Ардис Паблишинг» (англ. Ardis Publishing) — американское издательство, специализировавшееся на издании русской литературы на языке оригинала и в английском переводе. Наряду с издательствами «Посев», «YMCA-Press» и «Издательством имени Чехова» «Ардис» являлся крупнейшим зарубежным издательством, публиковавшим литературу на русском языке.

История

«Ардис» создан весной 1971 года в городе Энн Арбор, штат Мичиган славистами Эллендеей и Карлом Профферами под впечатлением от посещения ими Советского Союза. В 1969 году супруги отправились в Москву, имея при себе рекомендательное письмо к Надежде Мандельштам, введшей их в московские литературные круги, а также познакомившей с жившим в тот период в Ленинграде Иосифом Бродским. Два эти знакомства открыли Профферам двери в советский литературный андеграунд и позволили собрать как неопубликованные произведения современных авторов, так и редкие издания русской литературы начала XX века, не издававшейся в советский период. Рукописи и книги, привезённые из этой поездки, явились материалом для издательской деятельности Профферов в первые годы работы издательства.

Создание «Ардиса» преследовало две цели: первая — опубликовать «потерянную библиотеку» двадцатого века русской литературы, то есть произведения, не публиковавшиеся в СССР по цензурным соображениям (Владимир Войнович, Василий Аксёнов, Лев Копелев и др.), а также не переиздававшиеся десятилетиями из-за политической и литературной конъюнктуры (Осип Мандельштам, Mарина Цветаева, Aндрей Платонов и др.); вторая цель — познакомить Запад с переводами современных писателей, работающих в Советском Союзе. Книги издательства «Ардис» на русском языке проникали на территорию СССР различными путями, а затем, в большинстве своём, тиражировались самиздатом.

Название «Ардис» взято из романа Владимира Набокова «Ада», где является названием поместья, в котором завязываются любовные отношения главных героев. В Ардисе, расположенном в Америке, живёт семья, говорящая по-русски и по-английски и сочетающая в себе традиции и нравы российской и американской интеллигенции. Исследователи творчества Набокова считают слово «Ардис» частичной анаграммой английского слова «Paradise» (Эдем), с которым поместье неоднократно сравнивается. В тексте романа название также трактуется как «страсть» или «наконечник стрелы» по-гречески.

Типичный тираж книг «Ардиса» в этот период составлял тысячу экземпляров. Примерно треть его отсылалась Профферами почтой в библиотеки СССР, где, как правило, попадала в спецхраны. Некоторые из этих экземпляров изымались КГБ, некоторые впоследствии выплывали на чёрном рынке. Остальной тираж продавался на Западе. Позже, книги стали издаваться тиражом в 8000 экземпляров (3000 в твёрдой обложке и 5000 — в мягкой). Штат издательства составлял шесть человек, которые занимались редактированием, дизайном и набором. Печать осуществлялась внешними типографиями.

За годы существования издательства «Ардис» Профферы выпустили более 500 книг, и сейчас именно продукция «Ардиса» лежит в основе всех серьёзных справочников, учебников и пособий, которыми пользуются современные американские и западные слависты. В деятельности «Ардиса» прослеживается единый антологический принцип: книги этого издательства, при всем их разнообразии, последовательно соответствуют общей задаче — воссоздать реальный русский историко-литературный процесс от самых его истоков до наших дней.

— С. Довлатов, 1984 год

Эмблемой издательства в этот период был дилижанс с гравюры Владимира Фаворского, иллюстрирующий пушкинскую фразу: «Переводчики — почтовые лошади просвещения».

Профессор Мичиганского университета Карл Р. Проффер умер в 1984 году от рака в возрасте 46 лет. После его смерти деятельность издательства не прекратилась. Под руководством вдовы издателя продолжали выходить новые книги на русском языке и переводы, а также были закончены издания собраний сочинений Булгакова, Набокова и Аксёнова.

B 1989 году Эллендея Проффер получила премию Мак-Артура за свою работу как «автор, переводчик, директор и один из создателей издательства „Ардис“, которое способствовало поддержке русской литературы».

В эпоху послеперестроечного книжного бума «Ардис» быстро и несправедливо забыли. А ведь когда-то мы, первые покупатели «ардисовских» книг, были уверены, что в Москве рано или поздно поставят памятник основателям издательства — Эллендее Проффер и её, увы, покойному мужу Карлу.

— Александр Генис

В 2002 году большая часть англоязычного каталога издательства, а также английское название «Ardis Publishers» были проданы Эллендеей Проффер независимому нью-йоркскому издательству «[en.wikipedia.org/wiki/The_Overlook_Press Overlook Press]», в составе которого «Ардис» специализируется на издании английских переводов русской литературы. На сегодняшний момент переиздано более 20 оригинальных наименований из его англоязычного каталога.

Книги на русском языке с 2002 года «Ардисом» не издаются.

Издательская деятельность

Первыми изданными на русском языке книгами стали окончательный вариант текста 1935 года пьесы «Зойкина квартира» Михаила Булгакова и фото-репринт сборника стихотворений О. Мандельштама «Камень» (1913), полученного Профферами в Москве у вдовы поэта. Первой книгой по-английски — «Котик Летаев» Андрея Белого.

С осени 1971 стал выходить журнал «Триквартальник русской литературы» (Russian Literature Triquarterly). Этот литературный журнал издавался до 1991 года; было напечатано 24 выпуска, сыгравших большую роль в распространении русской литературы в США. Тематические выпуски были посвящены творчеству отдельных авторов, Золотому и Серебряному векам русской поэзии, футуризму, женскому творчеству, русской литературе в изгнании и др.

«Ардисом» были впервые изданы по-русски многие англоязычные романы Владимира Набокова, переизданы не переиздававшиеся с довоенных времён все русскоязычные произведения, а также его переписка, стихотворения и критические работы. В 1987 году издательство приступило к выпуску первого полного собрания сочинений писателя на русском языке в пятнадцати томах, включающего прозу, поэзию и драматические произведения.

Ардисом также было впервые издано полное собрание сочинений Михаила Булгакова.

В «Ардисе» впервые были опубликованы следующие произведения (выборочный список):

• «Школа для дураков» Саши Соколова (1973),
• «Хранить вечно» Льва Копелева (1975)
• «Пушкинский дом» Андрея Битова (1978),
• «Сандро из Чегема» Фазиля Искандера (1979),
• «Остров Крым» Василия Аксёнова (1981),
• «Москва 2042» Владимира Войновича (1986),
• С 1977 года все русские стихи Иосифа Бродского публиковались в «Ардисе».

Среди авторов «Ардиса» Ю. Алешковский, Л. Белозерская-Булгакова, П. Вайль, А. Генис, А. Гладилин, С. Довлатов, Ю. Кублановский, С. Липкин, И. Лиснянская, Э. Лимонов, Ю. Милославский, В. Некрасов, Б. Окуджава, Л. Петрушевская, Е. Попов, В. Соснора, Ю. Трифонов, Т. Толстая, А. Цветков, Б. Чичибабин, В. Уфлянд, С. Юрьенен и другие.

Наряду с современной литературой СССР и эмиграции третьей волны «Ардис» издавал репринты изданий двадцатых и тридцатых годов: стихи А. Ахматовой, З. Гиппиус, В. Хлебникова, М. Цветаевой, O. Мандельштама, С. Парнок, прозу В. Ходасевича, Б. Пильняка, А. Соболя, А. Платонова, И. Бабеля, Н. Эрдмана, литературоведческие и языковедческие исследования А. Бема, В. Виноградова, В. Жирмунского, Б. Эйхенбаума и др.

Кроме авторских сборников в «Ардисе» выходили литературные альманахи «Глагол» (1977—1981), «Метрополь» (1979) и «Каталог» (1982).

На английском языке «Ардисом» были опубликованы произведения русских писателей от А. Пушкина и M. Лермонтова до современных писателей. «Ардисом» также были изданы переводы писем Достоевского, проза О. Мандельштама, полный и аннотированный текст «Мастера и Маргариты», литературоведческие статьи о русской литературе.

Отношения с советскими властями

В отличие от других зарубежных русскоязычных издательств, «Ардис» не преследовал никаких политических целей и, несмотря на то, что им публиковались произведения, не одобряемые советскими властями как по политическим мотивам, так и в связи с затрагиваемой в них тематикой (свобода, индивидуализм, секс), супругам Проффер было позволено ежегодно посещать СССР и участвовать вплоть до 1979 года в Московских международных книжных ярмарках.

Отношения с советскими властями стали портиться после публикации мемуаров Льва Копелева в 1975 году. А в 1979 году, когда «Ардисом» был опубликован тайно вывезенный из СССР неподцензурный самиздатовский альманах «Метрополь», Профферы стали «невъездными» в Советский Союз. В этот период рукописи из-за «железного занавеса» поступали в основном в виде микрофильмов, нелегально переправляемых журналистами и дипломатическими работниками.

Такая ситуация продолжалась до 1987 года, когда «Ардис» был вновь допущен в СССР под давлением американских участников книжной ярмарки, заявивших, что бойкотируют её, если Эллендее Проффер не будет выдана въездная виза. Но и в этом году отношения с властями нельзя было назвать нормальными. Эллендея Проффер была обвинена в краже документов из литературного архива, в издании книг без разрешения авторов, а на самой ярмарке было конфисковано около двух десятков книг «Ардиса». Деятельность издательства, публикующего произведения, не издающиеся в СССР, бурно критиковалась советской прессой.

Архив «Ардиса»

Архив «Ардиса» (1971—2002) был куплен у Эллендеи Проффер в 2002 году Мичиганским университетом и находится в настоящее время в специальной коллекции его библиотеки.

Архив включает в себя материалы, имеющие культурное и историческое значение. Среди них рукописи произведений, впервые опубликованных «Ардисом»; личная переписка Профферов с В. Набоковым и его женой Верой, И. Бродским, В. Аксёновым, С. Довлатовым и другими; собрание микрофильмов, полученных Профферами из СССР; аудио и видеокассеты, грампластинки с поэтическими чтениями, литографии, советские плакаты.

Архив содержит большое количество фотографий, сделанных Профферами как во время поездок в Советский Союз и запечатлевших жизнь и быт страны, а также их советских знакомых и собеседников, так и в США во время встреч с посещавшими издательство авторами и переводчиками. Кроме того, собрание фотографий включает в себя копии фотографий издаваемых «Ардисом» писателей, в большинстве свой использованных впоследствии в книгах. Среди них большая коллекция фотографий М. Булгакова, В. Набокова, Л. Копелева, В. Маяковского, футуристов и соцреалистов. Некоторые оригинальные фотографии А. Ахматовой и Н. Евреинова были получены Профферами у родственников писателей.

В архиве также находятся материалы, связанные с лишением Профферов въездных виз в СССР, включающие в себя официальную переписку Карла Проффера с советскими чиновниками в США и СССР, газетные вырезки, а также личную переписку, посвящённые этой теме. Также архив включает многочисленные вырезки из газет, посвященные Профферам и деятельности «Ардиса», присвоению им звания «Мичиганцы Года» в 1982 году, вырезки о русской культуре и литературе.

Ссылки

•  [youtube.com/watch?v=UqQgsgKNNII Carl Proffer — CBS Sunday Morning — 1983]
•  [youtube.com/watch?v=7GpGk_HBTHE Карл, Эллендеа и Ардис («Русская виза», 1992 г.) ]

Отрывок, характеризующий Ardis Publishing

– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.