Ареильса, Хосе Мария де

Хосе Мария де Ареильса

Хосе́ Мари́я де Ареи́льса и Марти́нес де Ро́дас, граф де Мотрико (исп. José María de Areilza y Martínez de Rodas, Conde de Motrico; 3 августа 1909, Португалете, Бискайя — 22 февраля 1998, Мадрид) — испанский политик и дипломат.

Семья и образование

Сын известного хирурга, доктора Энрике де Ареильса и графини Родас. Жена — Мерседес Чуррука, графиня де Мотрико, в связи с чем он получил право именоваться графом де Мотрико.

Окончил юридический факультет университета Саламанки и инженерный факультет университета Бильбао.

Сторонник Франко

С молодых лет был членом Монархического союза Бискайи. Во время гражданской войны 1936—1939 воевал на стороне националистов, участвовал в создании Испанской фаланги традиционалистов и комитетов национал-синдикалистского наступления — единственной легальной партии во франкистской Испании, в 1939—1946 годах был членом её национального совета. В 1937—1938 годах — алькальд (мэр) Бильбао, возглавил город после его занятия войсками националистов. В 1938—1940 годах — генеральный директор министерства промышленности в правительстве Франсиско Франко. В 1940—1946 — член Государственного совета и прокурадор кортесов (депутат парламента), был членом совета национальной экономики.

В 1947—1950 годах — посол Испании в Аргентине. В 1950—1954 годах занимался промышленной и банковской деятельностью. В 1954—1960 годах — посол Испании в США, в 1960—1964 годах — во Франции. Рассматривался в качестве возможного кандидата на пост министра иностранных дел.

Оппозиционер

Постепенно начал критично относиться к франкистскому режиму, в 1963 году энергично, но безуспешно настаивал на отказе от приведения в исполнение смертного приговора в отношении коммуниста Хулиана Гримау, о помиловании которого ходатайствовали многие политические и религиозные лидеры из разных стран. Был сторонником установления дипломатических отношений с СССР. Предложил Франко провести политические реформы, но встретил холодный отказ.

В 1964 Ареильса подал в отставку и перешёл в открытую оппозицию к режиму Франко. В 1966—1969 годах являлся главой политического секретариата дона Хуана, графа Барселонского — отца будущего короля Хуана Карлоса I. В 1966 году был избран членом Королевской академии моральных и политических наук.

Участник демократического процесса

После кончины Франко в 1975 году по желанию вступившего на престол короля Хуана Карлоса I Ареильса был назначен министром иностранных дел в первом постфранкистском правительстве Испании (декабрь 1975 — июль 1976), разработал проект демократических изменений во внешней политике страны, настаивал на скорейшем проведении политических реформ. Считался одним из ведущих членов кабинета, наряду с министром внутренних дел Мануэлем Фрагой Ирибарне, вместе с которым рассматривался в качестве возможного кандидата на пост главы следующего правительства. Однако король в июле 1976 года предпочёл назначить премьер-министром молодого политика Адольфо Суареса, в правительство которого Ареильса не вошёл. Впрочем, он остался активным сторонником курса на становление конституционной монархии и демократизацию политического режима, приверженцем европейской интеграции страны. Считается одним из основных участников процесса демонтажа франкистского режима.

В 1976 году Ареильса вместе с испанским политиком Пио Кабанильясом основал правоцентристскую Народную партию (одну из предшественниц будущей одноимённой крупнейшей консервативной партии страны). Вскоре Народная партия Ареильсы и Кабанильяса вошла в состав Союза демократического центра (СДЦ) — партии премьера Суареса. Однако затем Ареильса вышел из состава СДЦ из-за разногласий с Суаресом. В 1979 году он был избран депутатом кортесов от правоцентристской Демократической коалиции, созданной за год до этого Мануэлем Фрагой Ирибарне. В 1981 году стал председателем Парламентской ассамблеи Совета Европы. Участвовал в выборах в кортесы 1982 в составе СДЦ (после отставки Суареса).

В 1987 году вошёл в состав Королевской академии испанского языка. Автор многочисленных книг, в том числе «Дневник министра монархии» (Diario de un ministro de la monarquía; 1977) и «Европа, которую мы хотим» (La Europa que queremos; 1986. Посвящена вступлению Испании в Европейский союз, удостоена премии Espasa de Ensayo). Также написал большое количество статей в периодической печати.

В 1991 году основал Институт международных проблем и внешней политики.

Литература

• Престон, Пол. Франко. М., 1999.

Отрывок, характеризующий Ареильса, Хосе Мария де

Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…