Аривара-но Нарихира

Аривара-но Нарихира (яп. 在原 業平, 825 — 9 июля 880) — выдающийся японский поэт и художник, принц по происхождению.

Он был пятым сыном принца Або и внуком 51-го императора Японии Хэйдзэя. Его мать — принцесса Ито — в свою очередь, была дочерью императора Камму (отца Хэйдзэя), из чего следует, что поэт был связан кровными узами с императором Камму, как по материнской, так и по отцовской линии. Наряду с другими своими братьями, он вступил в жизнь в качестве частного, получив новое клановое имя — Аривара.

Хотя он и принадлежал к благороднейшему роду Японии, его деятельность на ниве политики не была особо выдающейся, особенно во период правления императора Монтоку. На протяжении 13 лет императорского правления Нарихира так и не смог подняться выше штатской должности при дворе. Его провал на политическом поприще, по общему мнению, был вызван скандалом, в который оказались вовлечены он и Фудзивара-но Такаико, супруга Императора или же другая высокопоставленная особа. Упоминание об этих любовных историях содержится в «Исэ-моногатари».

Некоторые его стихотворения открыли целые направления в тематике поэзии вака. Тридцать вака, вышедших из-под его пера, были включены в «Кокин(вака)сю» [The Kokin Wakashū (古今和歌集)]. Будучи упомянутым в прологе к «Кокин Вакасю», он вошёл в список «Шесть бессмертных» (6 лучших поэтов писавших в стиле вака), а также был назван как один из 36-ти бессмертных поэтов [Sanjūrokkasen (三十六歌仙)]. Сохранилось и его личное собрание стихов — «Нарихира сю».

В преданиях, частично возникших ещё при его жизни, он — идеальный вельможа: благородный в любви, тонко чувствующий красоту. Аривара-но Нарихира — герой (и, возможно, автор) «Исэ-моногатари», куда вошли многие из его вака. Однако не все вака в «Исэ-моногатари» были созданы им, и едва ли некоторые эпизоды, описанные в данном произведении, соответствуют действительности. Традиционно в нём видят воплощение японского дон Жуана. Считают, что именно он стал одним из тех, кто вдохновил Мурасаки Сикибу на создание Хикару Гэндзи, героя «Повести о Гэндзи», особенно в той её части, где она описывает запретную любовь между высокопоставленной дамой и придворным.

Источники и литература

• Бреславец Т. И. Лирика японского поэта Аривара Нарихира // Известия Вост. ин-та Дальневост. гос. ун-та = Proceed. of the Inst. of Oriental Studies. — 2005. — № 9. — С. 211—224.
• Trans. Helen Craig McCullough. Tales of Ise: Lyrical Episodes from 10th Century Japan. — Stanford University Press, 1968. — ISBN 0-8047-0653-0.

Ссылки

• [yaponika.com/tanka/arivara-narikhira Аривара Нарихира Танка, стихи на ЯПОНИКА Японская поэзия, японские хокку хайку и танка]

Отрывок, характеризующий Аривара-но Нарихира

– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.