Арийцы (национал-социализм)
Арийцы или арийская ра́са (термин происходит от слова «арии» (др.-инд. ā́rya-, авест. airya-, др.-перс. ariya-), что означало «достойный, уважаемый, благородный» на древнем санскрите) — лженаучный термин, выдвинутый в середине XIX века авторами расовых теорий и широко использовавшийся немецкими национал-социалистами.
Первоначально под арийской расой понимался подтип европеоидной расы, более известный как «нордическая раса»[1]. Термин был введен Жозефом Гобино в его «Опыте о неравенстве человеческих рас» (1855).[2].
В научной литературе термин вышел из употребления в первой половине XX века и более не используется. Лженаучность термина выводится из смешения лингвистической и антропологической характеристик, так как в языкознании арийскими ныне называются индоиранские языки, а во времена возникновения термина — индоевропейские языки вообще; но носители как тех, так и других не обладают общими физическими свойствами и не образуют какой-либо расы. Так, носителями арийских языков являются такие разные в антропологическом отношении народы, как иранцы и индийцы. Антропологическое разнообразие среди носителей всех индоевропейских языков гораздо выше.
Согласно модным на рубеже XIX—XX веков теориям, впоследствии легшим в основу нацистской идеологии, прародиной «арийцев» (индоевропейцев) является Северная Европа, и именно там сохранился наиболее «чистый арийский расовый тип», тогда как жители других стран являются плодом смешения «арийцев» с аборигенами. Отсюда следовал вывод о расовом превосходстве жителей Северной Европы, якобы являющихся наиболее чистыми и совершенными носителями «арийского духа» (которому, в свою очередь, приписывались все достижения европейской культуры). Так, Адольф Гитлер писал:
|
Вся человеческая культура, все достижения искусства, науки и техники, свидетелями которых мы сегодня являемся, - плоды творчества арийцев… Он [ариец] — Прометей человечества, со светлого чела которого во все времена слетали искры гениальности, разжигающие огонь знаний, освещающий мглу мрачного невежества, что позволило человеку возвыситься над другими существами Земли.[2]. | 
|
«Арийская раса» противопоставлялась «семитской расе» в лице прежде всего евреев, откуда и термин антисемитизм. При этом «семитской расе» приписывались сугубо отрицательные качества, делавшие её, в представлении расистов, прямой противоположностью «арийской расы».
См. также
Напишите отзыв о статье "Арийцы (национал-социализм)"
Примечания
Ссылки
- Арийцы (национал-социализм) — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
Отрывок, характеризующий Арийцы (национал-социализм)
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
