Ариобарзан I Филороман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ариобарзан I Филороман<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение царя Ариобарзана на монете</td></tr>

царь Каппадокии
95 до н. э. — 63/62 до н. э.
 
Цари Каппадокии
Ариартиды
Ариобарзаниды

Ариобарзан I Филороман (от греч. philos и лат. roman) — царь Каппадокии с 95 по 63 или 62 год до н. э..

Основные сведения об Ариобарзане известны из сочинения древнеримского историка Аппиана «Митридатовы войны». Установлено, что он был сторонником римлян в войне Митридата VI с Римом, и в 63 году до н. э. отказался от престола в пользу своего сына Ариобарзана II. Отчеканенные при нём монеты донесли до нас характерный профиль Ариобарзана.





Биография

После того как династия Ариаратов прекратила своё существование, каппадокийцы с позволения Рима избрали царем Ариобарзана.

Поскольку Ариарат IX оказался совершенно неспособным к правлению, а племянник Митридата Ариарат VII оказался слишком самостоятельным, у престола оказался сын Ариарат VIII. Митридат специально дал своему сыну династическое имя каппадокийских царей, таким образом пытаясь придать оформление своим претензиям на Каппадокию. Однако и Риму это не было не по духу.

Тогда в Каппадокии в 95 году до н. э., возник династический кризис, сенат Рима немедленно занялся вопросом политической системы государства. И сенат принял, в конце концов, решение возвратить свободу Каппадокии. Таким образом римляне надеялись восстановить прежнее положение у своих восточных границ в Азии. Поскольку каппадокийцы отказались от республиканской формы правления, им было предложено избрать царя.

Понтийский царь Митридат выдвинул кандидатуру Гордия, однако Рим не мог себе позволить иметь надежного союзника для Понтийского царства Митридата Евпатора, военная встреча с которым приближалась для римлян год от года. Партия проримски настроенная в Каппадокии все-таки вырвала победу, и каппадокийский престол занял Ариобарзан I прозванный современниками Филоромей.

«Римляне, предоставив страну Ариобарзану, который бежал к ним и вместе с тем с их точки зрения имел более законное право на власть над Каппадокией, чем Митридат»

— App. Mithr. 10

Ариобарзан оказался очень скоро смещён с престола. События эти трудно точно датировать: по разным версиям они произошли в промежутке 94—92 годов до н. э. Агрессия исходила от Тиграна II, но за спиной армянского царя стоял всё тот же Митридат VI. Понтийский владыка, снова хотел поставить во главе азиатского царства своего сына Ариарта. Но это ему не удалось, Луций Корнелий Сулла, в скором будущий наместник Киликии, разбил армянские войска Тиграна[1].

Очередное покушение на власть Ариобарзана произошло незадолго до начала войны Митридата с Римом по всей вероятности в 89 году до н. э.

«В то же самое время Митраас и Хрест Благой выгнали из Каппадокии того Ариобарзана, который был водворен здесь римлянами, и посадили в ней Ариарата»

— App. Mithr. 10

Тогда римляне заступились за своего ставленника, и каппадокиец был в очередной раз восстановлен на троне[2]. Однако снова не надолго: царь Вифинии Никомед IV Филопатор вступил в открытую конфронтацию с Митридатом, таким образом предвосхитил войну последнего с Республикой. Римские наместники Аквилий, Кассий и Оппий только этого и ждали, чтобы поскорее вступить в войну с таким богатым соперником, как Митридат. Помимо Никомеда, римляне подстрекали к нападению на Митридата, и Ариобарзана[3].

В столь сложной ситуации Ариобарзан предпринял выжидательную политику. Митридат же стремясь ликвидировать опасность с восточных рубежей, первым делом вывел из войны Ариобарзана, и подчинил себе Каппадокию[4][5]. Ариобарзан со своей свитой естественно последовал в Рим. В Мазаке, столице Каппадокии, бразды правления взял Ариарат, сын понтийского басилевса. Митридат вновь придал захвату территории легальность, как никак Ариартидов в Каппадокии уважали по-прежнему, а Ариобарзан видимо казался всем фигурой проходящей. События описанные здесь можно отнести к разгару 89 году до н. э.

Спокойно пробыв всю войну в Риме, Сулла, расправившись с Митридатом, вернул его в родную область. Ариобарзан по всей вероятности участвовал в мирных переговорах в Дардане, в 84 году до н. э.[6][7][8] Однако достаточно точно известен тот факт, что некоторые области Каппадокии остались за Митридатом[9].

С началом нового столкновения Евпатора и Рима, Каппадокия опять оказалась под влиянием царя понтийцев. Летом 83 года до н. э., Мурена вторгся в Каппадокию, в частности провел атаку на Митридата вблизи храмового комплекса Команы. Вскоре Митридату и Гордию удалось разбить Мурену. Именно тогда войскам царя удалось оккупировать Каппадокию. Сулла поручил своему легату Авлу Габинию примирить немедленно Евпатора и Филоромея. Закончилось все тем, что понтийский владыка выдал замуж свою дочь за Ариобарзана, и пользуясь положением, уже к отнятым областям, добавил ещё большие. Случилось это в 82/81 году до н. э. Так окончилась война Митридата с Римом.

Ариобарзан тут же попытался оспорить сложившуюся ситуацию, послав посольство в Рим, к Сулле. Как утверждал Ариобарзан, большая часть Каппадокии находилась под властью Понта. Но в 79 году до н. э. умер Сулла, и просьбы царя оказались не рассмотрены сенатом. Мало того, Митридат продолжал экспансию на Великую Каппадокию, подстрекая Тиграна Великого напасть на царство. Армянскому верховнику удалось полонить 300 000 человек, и увести их в своё государство[10]. Ариобарзан не смог ничего сделать с таким вторжением. Понимая, что во внешней деятельности Каппадокии ничего не светит, Ариобарзан снова занял выжидательную политику.

Во время очередной войны Митридата с римской Республикой, начавшейся в 73 году до н. э. Ариобарзан доставлял продовольствие до войск Лукулла[11]. Римляне на время войны заняли каппадокийское царство. Лукулл, с помощью царя Ариобарзана, перешёл Евфрат и весной 69 года до н. э. вступил в Армению. Но в начале 60-х годов до н. э., Митридат снова заполнил своими подразделениями земли Каппадокии.

Ариобарзан в очередной раз потерял своё царство, пока вместо Лукулла не пришёл Помпей[12][13][14]. Помпей разгромил Митридата, который в 63 году до н. э., потеряв последнее доверие окружающих, покончил жизнь самоубийством в далеком уголке своей державы, в Пантикапее. Ариобарзану возвращалось его царство:

«Ариобарзану Помпей вернул царство Каппадокийское и сверх того дал Софену и Гордиену»

— App. Mithr. 105

Таким образом, Ариобарзан Филоромей, не вступая в активную внешнюю политику, избирая принцип сдержанности и выжидания, умело играл жертву агрессии со стороны Евпатора и Тиграна. Оказывая небольшую военную и конечно, достаточно важную для римлян, продовольственную поддержку, Ариобарзан заслужил снисхождения у римлян и получил почетное звание «союзника и друга римского народа». Четко направленная проримская политика Ариобарзана, позволила не только при полном отсутствии активного военного вмешательства, не только не потерять исконные земли, но и совершить территориальный прирост. В 63/62 годах до н. э. Ариобарзан I уступил власть своему сыну — Ариобарзану II[15].

См. также

Напишите отзыв о статье "Ариобарзан I Филороман"

Примечания

  1. Plut. Sull. 5.
  2. Liv. Per. 74.
  3. App. Mithr. 11.
  4. Ibid. 15.
  5. Liv. Per. 76.
  6. Plut. Sull. 22.
  7. Flor. I.XL.14.
  8. App. Mithr. 56.
  9. App. Mithr. 64; 66; 67.
  10. App. Mithr. 67.
  11. Sallust. Hist. IV.69.15.
  12. Арр. Mithr. 80.
  13. Plut. Luc. 35.
  14. Sull. 24. Just. 38.2.
  15. App. Mithr. 105.

Литература

  • Молев Е. В. Митридат Евпатор. — Саратов, 1976.
  • Молев Е. В. Властитель Понта. — Нижний Новгород, 1995.
  • Сапрыкин С. Ю. Понтийское царство. — М., 1996.
  • Гуленков К. Л. Дарданский мир: об одном аспекте политики Суллы // Античность: политика и культура. — Каз., 1998. — С. 55—62.
  • Смыков Е. В. Каппадокийская миссия Суллы: проблемы хронологии (историографический очерк) // Studia historica. Вып. VII. — М., 2007. — C. 93—106.

Отрывок, характеризующий Ариобарзан I Филороман

Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.