Аристократическая республика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Аристократическая республика — форма правления, при которой государственная власть находится в руках меньшинства, которое правит определенное время до следующих выборов.

Аристократия означает власть лучших в обществе. Причем критерии «лучших» могут образовывать подвиды аристократии: олигархия (власть богатейших членов общества), милитаризма (власть военных), теократии (власти религии), власть философов (умнейших и достойных — по Платону).

Республика означает выборность и ограниченный срок власти. Противополжность монархии, когда власть передается по наследству, то есть новый правитель приходит лишь после смерти предыдущего.

В древней Спарте высшая государственная власть находилась в руках двух наследственных царей, избиравшейся народным голосованием герусии (совета старейшин) и эфоров — носителей контрольной власти. В Древнеримской республике (509—27 до н. э.) народ, то есть совокупность полноправных римских граждан, формально считался носителем верховной власти. Народные собрания (комиции) избирали должностных лиц, принимали законы, объявляли войну, утверждали или отвергали смертные приговоры, вынесенные гражданам. Правда, в действительности, высшим органом власти в Римской республике был аристократический по составу Сенат.

В аристократических республиках полномочия народных собраний были урезаны. Выборы имели фиктивный характер, должностные лица являлись ставленниками знати. Для аристократических республик как Древности, так и Средневековья характерно долгосрочное или пожизненное замещение государственных должностей. Поскольку в формировании высших органов власти участвовал узкий круг знати, в аристократических республиках появлялась тенденция к семейственности и наследственности при замещении государственных должностей.


Напишите отзыв о статье "Аристократическая республика"

Отрывок, характеризующий Аристократическая республика

– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».