Ария (группа)

Ария
Слева направо: М. Удалов, С. Попов, В. Холстинин, М. Житняков, В. Дубинин
Основная информация
Жанры	хеви-метал
Годы	1985 — настоящее время
Страны	СССР СССР, Россия Россия
Город	Москва
Язык песен	русский английский
Лейблы	АРИЯ Records (с 1985) Мелодия (1988—1990) Sintez records (1991) Moroz Records (1994—2005) Classic Company (c 1998) CD-Maximum (2006—2009) Союз (2011) CD Land (2012) Никитин (2012) M2БА (С 2014)
Состав	Михаил Житняков Владимир Холстинин Виталий Дубинин Сергей Попов Максим Удалов
Бывшие участники	Валерий Кипелов Алик Грановский Кирилл Покровский Александр Львов Андрей Большаков Игорь Молчанов Сергей Маврин Александр Манякин Сергей Терентьев Артур Беркут
Другие проекты	Мастер (после раскола 1987 года) Маврин (с 1998 года) Кипелов (после раскола 2002 года) Артерия (с 2003 года) Артур Беркут (с 2011 года) Парк Горького (С 1987 года)
[aria.ru официальный сайт]

Ария (группа)Ария (группа)

«А́рия» — советская и российская хеви-метал группа. «Ария» является одной из старейших и самых успешных рок-групп России, при этом это одна из немногих российских групп, достигших серьёзного коммерческого и творческого успехов и популярности за пределами поклонников хэви-метала. Лауреат премии Fuzz 2007 года как лучшая live-группа. Её бывшими участниками были образованы многие другие известные группы («Мастер», «Кипелов», «Маврин», «Артерия», «Артур Беркут»), которые вместе составляют плеяду, называемую «семейка Арии».

Большая часть текстов группы написана поэтами Маргаритой Пушкиной и Александром Елиным.

История группы

Предыстория

Будущие музыканты «Арии» Виталий Дубинин и Владимир Холстинин познакомились во время учёбы в МЭИ, где создали любительскую рок-группу «Волшебные Сумерки». Дубинин поначалу был поющим басистом, потом на роль вокалиста был приглашён Артур Беркут. В 1982 году Дубинин покинул группу, чтобы закончить образование. Вскоре Беркут получил приглашение на место вокалиста в популярной арт-рок-группе «Автограф», и «Волшебные Сумерки» распались.

Холстинин вместе с бас-гитаристом Аликом Грановским стали участниками группы «Альфа», исполнявшей хард-рок. Группа просуществовала всего несколько лет. В период борьбы с самодеятельными коллективами в 1982—84, музыканты вынуждены были искать работу в официальных ВИА.

Ранняя история

С 1982—1983 года директор ВИА «Поющие сердца» Виктор Векштейн вынашивал идею новой группы, которая играла бы в более современном стиле. Не имея собственных чётких предпочтений относительно музыкальной стилистики будущей группы, Векштейн предпочёл приглашать в «Поющие сердца» молодых музыкантов, предоставляя им возможность свободного творческого поиска с опорой на технические возможности группы. Так в 1983 году в «Поющие сердца» был приглашён Виталий Дубинин, который, однако, покинул группу спустя несколько месяцев, чтобы учиться на вокалиста в Академии им. Гнесиных. Уже после его ухода, в 1985 году к ВИА «Поющие сердца» присоединились Грановский и Холстинин. Туда же из распавшегося ВИА «Лейся, песня» перешёл вокалист Валерий Кипелов.

Играя в качестве аккомпанирующих музыкантов в «Поющих сердцах», Холстинин и Грановский параллельно создали сайд-проект: группу, которая должна была исполнять хеви-метал. Менеджером и художественным руководителем нового коллектива остался Векштейн, который предоставил музыкантам студию.

Название группы придумал Холстинин. В одном из интервью, он, отвечая на вопрос о наличии в названии группы некоего подтекста, сказал:

Никакого смысла не было, … слово мне понравилось на первой странице Словаря иностранных слов. Когда выбирал название, я взял такую толстую книжку и начал её листать. Три дня я её читал с карандашом в руках, выписывая всё что мне понравится. Вот. И через три дня я вернулся на первую страницу. Мне показалось, что название идеальное: оно легко пишется латинскими и русскими буквами. Ведь у каждого музыканта есть мечта. Ведь нет пророка в своём отечестве. Я думал: «Вдруг мы станем популярными там. И как они будут писать название какое-нибудь заковыристое на русском языке?». «Ночные снайперы», например, это же невозможно. Или даже там «Машина времени». Поэтому нужно такое название, чтобы оно легко скандировалось и писалось русскими и латинскими буквами. К тому же нам приходилось учитывать цензуру. Мы не могли назваться, допустим, как-то жёстко… Мы были юны, категоричны и хотели, чтобы название отражало вот ту энергию, которую мы собираемся принести. Ну и мы решили, то есть я решил, пойти от противного. Вот такое название настолько будет не соответствовать нашей музыке, нашей группе, нашему духу, что будет запоминаться и бросаться в глаза. И вот на этом контрасте, мне показалось, можно будет сыграть. Буквально после первых концертов я прочитал в газетах, что поклонники называют себя «арийцами», пишут на майках «Ария» и насмерть бьются с поклонниками других групп. Это было для нас большой неожиданностью, но идея нам понравилась. Вот чувствовать себя некой избранной такой «музыкальной расой» — это забавно. Вот… А больше подтекста никакого и не было…

— Владимир Холстинин. Интервью.

Благодаря этому музыкантов и поклонников группы впоследствии стали называть «арийцами». Векштейн, Холстинин и Грановский начали подбирать состав группы. В этот период в него пробовались гитарист Сергей Потёмкин (экс-«Альфа»), вокалист Николай Носков (затем — в «Парке Горького»), клавишник Александр Мясников (экс-«Акцент»). В феврале 1985 постоянным вокалистом Арии был утверждён Валерий Кипелов (экс-«Лейся, песня»). Ударником стал звукоинженер «Поющих сердец» Александр Львов, клавишником и бэк-вокалистом — Кирилл Покровский.

Днем рождения группы сами музыканты называют 31 октября 1985 года, когда была закончена работа над первым студийным альбомом «Мания величия». Материал, выпущенный самиздатом на магнитной кассете, представлял собой традиционный хеви-метал в духе модных в то время английских и американских групп типа Iron Maiden и Black Sabbath. Альбом был записан лишь с одним гитаристом в составе — Холстининым. Для концертной деятельности был приглашён второй гитарист, Андрей Большаков (экс-«Зигзаг», экс-«Коктейль»). Кроме того, Игорь Молчанов (экс-«Альфа») заменил за ударными Львова, оставшегося звукооператором группы. Первый концерт Арии прошёл в ДК МАИ 5 февраля 1986 года, на разогреве у самих себя в качестве «Поющих сердец». В том же 1986 году группа, уже сольно, приняла участие в фестивалях: в мае на «Литуанике-86» и 7—8 июня на «Рок-панораме-86». Там группа была встречена одобрительно и завоевала несколько премий: на первом приз «за профессионализм», а на втором — сразу два («за техническое обеспечение» и «за лучшие антивоенные композиции»). Фрагмент выступления на «Рок-панораме-86» с песней «Тореро» был включён в очередной, «музыкальный» выпуск телепрограммы «Весёлые ребята». Это стало первым появлением «Арии» на советском телевидении.

Около полугода выступления «Арии» происходили, по сути, в полуподпольном режиме: на афишах значилась только группа «Поющие сердца», в одном отделении концерта игралась программа «Арии», а в другом те же самые музыканты аккомпанировали Антонине Жмаковой в программе «Поющих сердец», утверждённой Москонцертом. Естественно, проделывать это можно было только во время гастролей в провинции, где идеологический контроль был гораздо слабее, чем в Москве, и долго это продолжаться не могло. Векштейн использовал всё своё влияние, чтобы обеспечить сдачу худсовету «металлической» программы и получение официального разрешения на выступление группы под новым названием «Ария» с этой программой в одном отделении концерта. Для оправдания названия группы и в качестве запланированного объекта для критики в программу были специально вставлены оперные арии на итальянском языке в исполнении педагога по вокалу Виталия Усова (по требованию комиссии — убраны как не соответствующие стилистике группы). Авторство песен «Арии» было приписано членам Союза композиторов и классикам, в частности, автором «Волонтера» значился Давид Тухманов, а текста песни «Тореро» — Федерико Гарсия Лорка. Усилия увенчались успехом — 12 сентября 1986 года после прослушивания во Дворце культуры АЗЛК комиссия Министерства культуры утвердила программу сольного концерта и название группы «Ария» (что, кстати, стало первым прецедентом утверждения худсоветом концерта «металлической» группы — до этого дня лишь группа «Круиз» имела одну официально разрешённую к исполнению «тяжёлую» песню).

Придя в группу, Андрей Большаков сразу же начал активно предлагать свои песни, сделанные в стиле Judas Priest. Грановский, занимавшийся аранжировками, был по музыкальным пристрастиям ближе к Большакову, чем к Холстинину. В результате Большаков и Грановский составили слаженный и продуктивный авторский тандем, а Холстинин оказался фактически отстранён от процесса создания песен. Хотя произошло это само собой, отношения Холстинина и Большакова были испорчены, что во многом предопределило дальнейшие события. Второй альбом Арии, «С кем ты?», записанный в 1986 году, почти целиком состоял из композиций Большакова. Предложенная Холстининым песня «Тысяча Сто» была, по его словам, отвергнута Большаковым и Грановским, так что его участие в альбоме свелось к записи двух соло-фрагментов. Автором текстов к большинству песен (кроме «Без тебя» — Маргарита Пушкина — и инструментальной «Память о…») был Александр Елин, с чем связана остро-социальная и антивоенная тематика альбома («Воля и разум», «Встань, страх преодолей», «С кем ты?», «Игры не для нас»). Бывший барабанщик группы Александр Львов снова выступил в роли звукоинженера.

В 1986 году группа активно гастролирует с неизменным успехом. Однако у Грановского и Большакова возрастает недовольство руководящей деятельностью Векштейна, низкими заработками, необходимостью продолжать работать на аккомпанементе у Жмаковой, плотной опекой менеджера, запрещавшего музыкантам давать интервью даже советским журналистам, не говоря уже о зарубежных, вмешательством в процесс музыкального творчества. Конфликт Холстинина с Большаковым приводит и к внутреннему расколу в группе. После концерта в Ставрополе музыканты, за исключением Холстинина и Кипелова, заявляют Векштейну о своём уходе (Холстинин отказывается уходить вместе с Большаковым, а Кипелов, предварительно давший согласие поддержать уход всей группы, остаётся, узнав о позиции Холстинина). Векштейн просит музыкантов не торопиться с решением и обещает в Москве решить все назревшие проблемы. По возвращении с гастролей, в декабре 1986 года, он организует серию концертов в Москве, которые проходят с аншлагами и ещё больше поднимают популярность «Арии». Музыкантам обещают самые высокие ставки, новую аппаратуру. К группе впервые допускают иностранных журналистов. Несмотря ни на что, Большаков, Грановский, Молчанов и Покровский после последнего концерта в спорткомплексе «Дружба» уходят. Ушедшие создают группу «Мастер» которая в 1987 году выпускает дебютный одноимённый альбом, содержащий в том числе несколько песен, написанных для Арии. Одновременно «Арию» покидает Александр Львов, перешедший в группу «Парк Горького», а также часть техперсонала.

Состав с Мавриным

Валерий Кипелов и Владимир Холстинин остаются в «Арии». В коллектив приглашают басиста Виталия Дубинина, который играл с Холстининым и Артуром Беркутом в «Волшебных сумерках» и «Альфе» ещё в начале 80-х, а также гитариста Сергея Маврина и барабанщика Максима Удалова (оба — экс-«Чёрный кофе» и «Металлаккорд»).

Ещё одной проблемой становится репертуар. Векштейн по требованию Большакова исключает из концертного репертуара «Арии» все его песни, в результате группа лишается возможности исполнять на концертах наиболее популярные на этот момент хиты. Ситуация дополнительно стимулирует музыкантов к записи нового альбома. В 1987 году новый состав Арии записывает альбом, который первоначально должен был называться «На службе силы зла». Это был первый альбом, выпущенный государственным монополистом — фирмой граммзаписи «Мелодия», поэтому в него были внесены значительные изменения: альбом был переименован в «Герой асфальта» и обложка изменена соответственно, некоторые тексты подвергнуты цензуре. В конечный вариант альбома не вошла, из-за объёма пластинки, композиция «Дай руку мне» — позже она была издана на сборниках Арии «Штиль» и «Легенды русского рока». Тираж третьего альбома на виниле составил более 1 000 000 экземпляров и разошёлся за несколько месяцев. Диск считается одним из лучших в истории группы, его часто включают в число «классических» для «Арии». На песню «Улица Роз» был снят первый в истории группы видеоклип.

В течение 1987-88 годов Ария совершает гастрольный тур по всему СССР и первую поездку за рубеж, в Германию, где выступает на фестивале «Дни Стены» в Берлине. Газеты называют Арию «русским Iron Maiden» и «казаками с гитарами».

Осенью 1988 года группа участвует с песней «Улица Роз» в отборочном туре телевизионного фестиваля «Песня-88», её выступление показывают по Первой программе Центрального телевидения, но в итоге в финал она не прошла .

Тем временем происходит очередной внутренний конфликт, отчасти из-за финансовых вопросов (группа, включая весь техперсонал, получала лишь четверть от концертных доходов, три четверти забирал себе Векштейн), отчасти из-за того, что делать дальше. Кипелова и Маврина устраивает существующее положение; Удалов говорит, что стилистика «Арии» устарела и группа занимается «выкачиванием денег», когда требуются кардинальные перемены; Холстинин и Дубинин, накопившие авторский материал, настаивают на записи нового альбома. Векштейн же организует непрерывные гастроли; заметив снижение интереса публики к металлу, он говорит, что новый альбом в том же духе, что и предыдущие, делать смысла нет — нужно менять музыку на более коммерчески востребованную. После гастролей в Болгарии, прошедших летом 1988 года, группа предъявляет менеджеру претензии и заявляет, что собирается уйти. Векштейн соглашается пойти на уступки, и вопрос о смене менеджера на некоторое время «повисает в воздухе».

В октябре 1988 года Удалов покидает «Арию», вместо него приглашают Александра Манякина. Холстинин и Дубинин, настроенные на уход от Векштейна, демонстрируют Кипелову и Маврину свои наработки для нового альбома и, по сути, ставят коллег перед выбором: либо все вместе уходят от Векштейна и делают новую программу, либо они уйдут вдвоём и унесут новый материал с собой. Кипелов, по собственным словам, решает не разваливать группу, в результате музыканты в полном составе уходят к новому менеджеру, Юрию Фишкину, который параллельно продолжает работать с группой «Автограф». Поскольку на две группы у Фишкина был только один комплект аппаратуры, группы выступали сначала в концертах из двух отделений, по отделению каждая, затем стали играть полные концерты по очереди. В 1989 году «Ария» выпускает альбом «Игра с огнём». Тираж альбома на грампластинках составил 850 000 экземпляров. Так как Виктор Векштейн сохранил формальные права на название, группа выступает как «Ария-89». Однако Виктор так и не предъявил группе претензий на название, а через год погиб.

В начале 90-х годов из-за экономического кризиса группа испытала спад в своей деятельности, резко снизив количество концертов. Музыканты вынуждены искать дополнительные источники заработка. Кипелов в этот период подрабатывал сторожем, Холстинин — частным извозом. В 1990 году Дубинин и Маврин подписывают контракт с группой «Lion Heart» и на время уезжают в Мюнхен (в составе группы их заменяли сессионные Горбатиков и Булкин), но возвращаются в группу в августе. После празднования пятилетнего юбилея и нескольких живых концертов группа начинает работать над своим пятым альбомом «Кровь за кровь», который был выпущен в 1991 году.

В 1994 году была основана своя собственная студия «ARIA Records» и подписан пятилетний контракт с компанией «Moroz Records». На этом лейбле летом 1994 года были переизданы первые пять альбомов группы, включая ранние, неизданные «Мания величия» и «С кем ты?». Оформление альбомов выполнил художник Василий Гаврилов.

«Смутное время»: второй раскол

В сентябре 1994 года был совершён двухнедельный тур по Германии в семи городах, включая выступление в берлинском Hard Rock Cafe. По вине организаторов, тур проходил в ужасных условиях и не принес «арийцам» ни копейки. Скандал с организаторами вылился и во внутренний конфликт в группе.

После окончания тура Валерий Кипелов по предложению Грановского начал выступать в клубах с группой «Мастер». По версии Холстинина, Кипелов фактически покинул группу, перестал появляться на репетициях и записи альбома в студии, что вынудило искать ему замену. На место вокалиста был приглашен Алексей Нелидов, но через некоторое время он отказался участвовать в группе. В декабре Алексей Булгаков (вокалист и лидер «Легиона») пробовался как замена Кипелову. Сам Кипелов позже говорил, что занялся подработкой с «Мастером» исключительно из-за финансовых проблем, из группы уходить не собирался, о чём и заявил коллегам, когда впервые услышал о попытках найти ему замену. Лишь позже, узнав, что без его ведома Холстинин и Дубинин продолжают работать с Булгаковым, которого уже представляют как нового вокалиста «Арии», Кипелов перестал с ними общаться. В январе 1995 года Сергей Маврин покинул коллектив, заявив, что отказывается продолжать выступления без Кипелова. На место Маврина, сначала как сессионный музыкант, был приглашён Сергей Терентьев, впоследствии ставший постоянным членом группы.

Кипелов и Маврин несколько месяцев выступали вдвоём с программой «Назад в Будущее» с кавер-версиями песен иностранных рок-групп (Slade, Black Sabbath и др.), а также песнями «Арии». Существует бутлег одного из таких концертов.

Отношения «Арии» с Булгаковым не сложились, и к лету 1995 года в группе снова встал вопрос о вокалисте. Кроме того, в Moroz Records посчитали, что после длительного перерыва очередной альбом «Арии» будет коммерчески успешным только при условии, что петь на нём будет Кипелов. По официальной версии, владелец компании Александр Морозов пригрозил музыкантам финансовыми санкциями за срыв контракта, после чего летом 1995 года Кипелов записал вокальные партии для нового альбома «Арии» «Ночь короче дня», вышедшего в сентябре 1995 года. Запись прошла хорошо, отношения между музыкантами стали восстанавливаться. Кипелов получил от Холстинина предложение о воссоединении с группой. Вопрос о возвращении Маврина не ставился — его место было занято Терентьевым. У Маврина и Беркута в это время планировался проект, связанный с длительным выездом в США (в итоге так и не осуществившийся), так что Кипелов согласился вернуться в «Арию». Осенью «Ария» провела серию концертов в московском регионе с Сергеем Задорой в качестве нового менеджера, записав концертный альбом «Сделано в России», ставшим лидером чартов.

В 1997 году Кипелов и Маврин вновь объединили усилия, записав в дуэте альбом «Смутное время», в котором принял участие Алик Грановский. Дубинин и Холстинин тогда же записали свой собственный, названный «АвАрия», содержащий две новые песни и кардинально переаранжированные старые хиты, где Виталий принял участие также и в качестве вокалиста. Любопытно, что, по воспоминаниям музыкантов, оба альбома писались параллельно на одной студии.

Состав с Терентьевым

Сергей Терентьев, сперва просто заменявший Маврина, вскоре закрепился в постоянном составе группы и начал активно писать песни. В 1998 году Ария выпустила «Генератор зла», где впервые присутствовали песни Терентьева и впервые не были указаны продюсеры (продюсерами предыдущих альбомов были Дубинин и Холстинин). Тур в поддержку альбома едва не был сорван из-за аварии, в которую попал ударник Манякин, поэтому в течение полугода его заменял Максим Удалов.

В 1999 году вышла книга «Ария. Легенда о Динозавре», авторы которой — Дилан Трой, Маргарита Пушкина и Виктор Троегубов — попытались написать «реалистичную» биографию группы, в которой повышенное внимание уделялось конфликтам между музыкантами и разнообразным курьёзам. В 2002 году вышла ещё одна книга о группе «Ария Маргариты» Маргариты Пушкиной, где, кроме истории группы, рассказывались подробности написания Пушкиной текстов.

До конца 1990-х годов песни «Арии» редко транслировались по центральным радиостанциям и телеканалам. Прорыв произошёл весной 1998 года, после выхода альбома «Генератор зла», в поддержку которого был выпущен видеоклип «Отшельник». Этот видеоклип попал в ротацию на телеканал «Муз-Тв» и возглавлял хит-парад данного телеканала несколько месяцев. В 1999 году с песней «Беспечный ангел» началась регулярная ротация «Арии» на радиостанции «Наше радио» во главе с Михаилом Козыревым. В 2000 году сингл «Потерянный рай», также принёс группе успех в чарте «Нашего радио», а клип на эту песню впервые вывел группу на канал MTV Россия. Общий формат как «Нашего радио», так и MTV Россия был ориентирован на широкий круг слушателей и в целом был весьма далёк от рок-музыки 80-х, в стиле которой группа продолжала играть. Тем не менее, ротация на этих медиаресурсах позволила группе снова добиться популярности и приобрести поклонников среди нового поколения слушателей.

В это время «лицом» группы стал Валерий Кипелов, дававший интервью от имени всего коллектива. В 2001 году Ария выпустила альбом «Химера», на обложке которого впервые появляется талисман группы — Жорик, придуманный художником Лео Хао. Песни «Штиль», «Небо Тебя Найдёт» и «Осколок Льда», сразу же попадавшие в ротацию радиостанций, повторили успех «Потерянного рая». В поддержку альбома Ария провела тур с участием Удо Диркшнайдера в качестве гостя. Группа стала хедлайнером фестиваля «Нашествие-2001», где выступала вместе с симфоническим оркестром «Глобалис» Константина Кримца, дирижёра, известного оригинальной внешностью и экспрессивным поведением, подходящими для рок-шоу. В 2002 году группа совершила тур с «Глобалисом», который получил название «Классическая Ария».

Судный день

В конце 2001 года напряжение во взаимоотношениях между музыкантами нарастало. По словам Валерия Кипелова, нездоровая атмосфера в группе была уже во время записи альбома «Химера», где каждый автор записывал и сводил свои песни отдельно. Он предложил Дубинину и Холстинину на время приостановить деятельность группы и заняться сольным творчеством. Те отказались, так как материал для нового альбома был уже почти готов. Тогда Кипелов отказался от участия в записи альбома, а в интервью «Нашему радио», данном Дубининым и Холстининым весной 2002 года, прозвучало категорическое: «Если на новом альбоме „Арии“ не будет петь Кипелов — там будет петь другой вокалист». Сергей Терентьев, Александр Манякин и менеджер группы Рина Ли поддержали Кипелова, выступив против двух лидеров группы и продюсеров Юрия Соколова и Сергея Шуняева. Дубинин и Холстинин, в свою очередь, обвинили Кипелова в срыве записи альбома и издания старых альбомов в Германии, а также менеджера группы Рину Ли — в том, что она подбила Терентьева и Манякина на разрыв с группой.

Возникал также вопрос о правах на название «Ария». Кипелов в интервью заявлял о неком «джентльменском соглашении» о том, что никто не будет использовать его в дальнейшей карьере. Он также приписывал коллегам планы выступать под названием «Химера», в честь последнего альбома. Дубинин и Холстинин категорически отвергали такие намерения, настаивая, что права на название принадлежат им, и что этот вопрос был урегулирован — по словам Дубинина «мы с ним решали какие-то вопросы, касающиеся названия, Валера был в курсе всего». «На переговорах у Шуняева мы предложили Валере стать совладельцем названия». Группа под названием «Химера» действительно была основана в 2002 году при поддержке Александра Елина и «арийцев», но никто из них никогда не выступал в её составе. В то же время вокалист «Химеры», Андрей Храмов, провёл один концерт с Дубининым, Холстининым и Удаловым, исполняя «арийские» песни.

Последним релизом старого состава был альбом редких треков и каверов «Штиль». В июле-августе прошёл прощальный тур группы «Зелёная Миля». После финального концерта 31 августа 2002 года в Лужниках, который получил название «Судный день» (что дало имя произошедшему расколу), Кипелов, Терентьев и Манякин покинули «Арию». На следующий день, включив в свой состав Сергея Маврина и Алексея Харькова, они объявили о создании новой группы под названием «Кипелов». Холстинин предпринял в сентябре попытку вернуть Кипелова в группу, Валерий приходил в студию на переговоры, но отказался воссоединяться без Терентьева и Манякина, которые не были приглашены.

Состав с Беркутом

Несмотря на слухи о прекращении существования группы, 9 ноября 2002 года был оглашён новый состав «Арии». Бывший музыкант «Мастера» Сергей Попов стал вторым гитаристом, Артур Беркут (экс-«Автограф», экс-«Маврин») был приглашён в качестве нового вокалиста, в «Арию» также вернулся барабанщик Максим Удалов. 5 декабря «Ария» выпустила сингл «Колизей», предшествовавший альбому «Крещение огнём». Релиз стал успешным, песни «Колизей», «Там высоко» и «Крещение огнём» достигли первых мест в рок-чартах. Также был снят клип на песню «Колизей», транслировавшийся по MTV Россия и дошедший до первого места в хит-парадах канала. Однако часть старых фанатов не приняла смену вокалиста, считая, что голос Беркута не соответствует музыке «Арии».

Беркут и Холстинин приняли участие в «Эльфийской рукописи» (2004 г.), метал-опере группы «Эпидемия». Артур сыграл роль Ирдиса, эльфийского волшебника, в то время как Владимир сыграл на мандолине и выступил в роли продюсера оперы. В 2007 году Артур снова исполнил партию Ирдиса в продолжении оперы, «Эльфийская рукопись: Сказание на все времена», а также спел дуэтом с Кипеловым в проекте Маргариты Пушкиной «Династия посвящённых».

В 2005-06 годах Ария отметила свой двадцатилетний юбилей новым концертным туром, совместно с группой «Маврин». Бывшие участники группы были приглашены для участия в праздничном концерте в Лужниках. «Мастер» и Сергей Маврин откликнулись на приглашение, Кипелов же отказался из-за плотного графика собственного тура. За этот тур в 2007 году Ария была удостоена премии журнала Fuzz в номинации «Лучшая Live-группа года». «Юбилейная» версия песни «Воля и разум», записанная с участием Константина Кинчева, Вадима и Глеба Самойловых, Юрия Шевчука, Вячеслава Бутусова, а также Маврина и автора песни Большакова, добралась до первых строчек в «Чартовой дюжине».

В это же время музыканты подписали долгосрочный контракт с лейблом CD-Maximum, который, по их словам, предоставил более выгодные условия чем Moroz Records, с которым они сотрудничали последние десять лет. Следующий альбом «Арии», «Армагеддон», вышел в сентябре 2006 года. Для его создания группа пригласила двух новых авторов текстов — Нину Кокореву и Игоря «КЭШ» Лобанова (вокалист альтернативной группы Слот), а Беркут дебютировал как композитор. Песни «Чужой» и «Свет былой любви» возглавили «Чартову дюжину».

В 2006—2007 году Ария провела концертный тур «Пляска Ада» посвящённый альбому «Армагеддон». Во время исполнения песни «Кровь королей» было шоу с участием каскадёров и Артура Беркута.

В 2007—2008 году Ария провела концертный тур, посвящённый 20-летию альбома «Герой асфальта». На заключительном концерте тура в Москве и Санкт-Петербурге приняли участие Кипелов и Маврин в качестве гостей (в том же году этот концерт был выпущен на DVD и CD). В октябре 2008 года стартовал тур «Дай Жару» (20 октября 2008 г. в Казани), в котором прозвучали давно не исполнявшиеся и вообще не звучавшие в живую песни.

В 2009—2010 годах музыканты начали сочинять песни для нового альбома, который вышел 5 октября 2011 года. В ожидании альбома был выпущен сингл «Поле битвы».

В честь двадцатипятилетия группы в 2010 году был организован концерт «Ария Фест», на котором собрались все члены «семейки Арии».

27 июня 2011 г. было заявлено об уходе Артура Беркута из группы. Ещё до этого заявления ходили слухи о возможном возвращении Валерия Кипелова, которые позже не подтвердились. Валерий Александрович заявил, что в Арию он не вернется. Виталий Дубинин позже сообщил, что вопрос о воссоединении обсуждался с Кипеловым два года назад, но тот отказался покинуть свою группу. Дубинин также сказал, что музыканты были вынуждены расстаться с Беркутом, поскольку для исполнения песен на новом альбоме им потребовался вокалист несколько иного плана. Сам Беркут в интервью заявил, что для него самого сообщение об увольнении стало новостью, что ни конфликтов с основателями группы, ни каких-то «дисциплинарных» поводов для его увольнения не было. По его мнению, замена вокалиста готовилась давно, и то, что его не поставили в известность об этом, было, «мягко говоря, не по-дружески». Последний концерт с участием Беркута, «Бой продолжается», состоялся 31 августа, в арт-клубе «Планетарий», в Рязани.

Состав с Житняковым

26 июля 2011 года было объявлено, что новый альбом будет называться «Феникс», а тур в его поддержку начнётся 15 октября. Песня «Поле битвы», выпущенная на сингле в 2009 году, в альбом не войдёт. Многими название альбома было воспринято как привязанное к событиям в группе (группа продолжит существовать без Беркута), а многими — как «символ возвращения» (имеется в виду Валерий Кипелов). Некоторые сочли название продолжением «Армагеддона» (после Армагеддона человечество возродилось). Сам Холстинин отрицает связь названия альбома с событиями в группе:

Песни для нашего нового альбома были отрепетированы и даже большей частью записаны ещё до перемен. Дело в том, что в юности мы с Виталием Дубининым вместе фанатели от группы Grand Funk Railroad, у которой в 1972 году вышел потрясающий диск Phoenix. Мы переиграли огромное количество песен Grand Funk и всегда мечтали приблизиться к своим кумирам. Поэтому, когда Виталий с Маргаритой Пушкиной написали песню «Феникс», название альбома было предрешено. — Комсомольская правда

Интрига по поводу нового вокалиста Арии, участвующего в записи альбома разрешилась 16 сентября 2011 года. Им стал Михаил Житняков (экс-вокалист группы «Гран-КуражЪ»), о чём было объявлено в студии «Нашего радио». Также в эфире прозвучала студийная версия песни «Бои без правил» (с грядущего альбома «Феникс») с вокалом Михаила, и была исполнена песня «Штиль» (альбом «Химера» 2001 года) под аккомпанемент двух акустических гитар.

Сам Михаил будучи ещё в составе группы «Гран-КуражЪ», записал кавер-версию на неизданную композицию «Вулкан» группы «Ария», для трибьют-альбома «A Tribute to Ария. XXV».

1 марта 2012 года на официальном сайте группы было объявлено о выходе альбома «Live in studio» со старыми песнями, заново исполненными новым вокалистом, Михаилом Житняковым. 1 апреля 2012 года на лейбле CD Land вышел альбом «Live in studio», автограф-сессия состоялась в гипермаркете АШАН Гагаринский в 14.00. Однако в Интернете альбом появился 28 марта, а в некоторых магазинах — 26 марта.

В апреле 2012 года группа отправилась в турне по городам Германии, а после возвращения на Родину, выступила впервые обновлённым составом в Москве в клубе «Arena Moscow» 14 апреля 2012 года и в Санкт-Петербурге в клубе «ГлавКлуб» 21 апреля 2012 года. На московском концерте велась видеосъёмка официального DVD. 31 октября 2012 года группа анонсировала выход DVD и концертного альбома под названием «В жёлтом круге арены» на конец ноября 2012 года.

28 января 2013 года группа объявила о своём намерении в судебном порядке запретить Артуру Беркуту использовать в своих концертах и записях материал группы «Ария» за авторством Виталия Дубинина, Владимира Холстинина, Маргариты Пушкиной, Сергея Попова и Сергея Терентьева. Причиной такого решения стало то, что Беркут, по словам группы, сольно исполнял песни «Арии» на своих концертах без разрешения правообладателей.

В июне 2013 года группа приняла участие на рок-фестивале «Остров» в городе Архангельске.

23 августа 2013 года группа приняла участие в XVIII Международном Байк-Шоу «Севастополь — Сталинград» в Волгограде. 9 ноября группа провела «Ария-фест» — метал-фестиваль, на который были приглашены как русские группы (Чёрный Обелиск, Catharsis), так и иностранные (Rage, Sirenia и Symfomania).

В ноябре и декабре 2013 года группа впервые выступила в США и Канаде. Выступления прошли в Нью-Йорке (29.11.2013), Бостоне (30.11.2013), Торонто (01.12.2013).

9 августа группа снова выступила на XIX «Триумфальном» Байк-Шоу в Севастополе.

В конце ноября 2014 года группа выпустила очередной альбом «Через все времена», этот альбом стал уже двенадцатым по счёту. Михаил Житняков в новом альбоме дебютировал как композитор, написав, в соавторстве с Виталием Дубининым, музыку к песне «Точка невозврата». Новый альбом был выпущен лейблом М2БА 25 ноября 2014 года. С этого дня альбом был доступен в музыкальном магазине iTunes и 27 ноября вышел на физических носителях.

5 ноября 2014 стало известно, что Владимир Холстинин вынужден временно приостановить своё участие в группе из-за проблем со здоровьем, а его место временно займёт Михаил Бугаев. Об этом он объявил в своём обращении:

Дорогие друзья! Я сейчас прохожу курс лечения в клинике и не смогу участвовать в ближайших концертах. Временно мое место на сцене будет занимать гитарист группы Гран-КуражЪ Михаил Бугаев. Надеюсь он вам понравится и вы поддержите его. Обещаю в скором времени вернуться в строй.

Вклад в музыку

«Ария» стала первой общенационально известной и коммерчески успешной метал-группой в СССР и России. По опросам, «Ария» входит в десятку самых известных рок-групп России. Успех «Арии» в немалой степени способствовал развитию соответствующего направления «тяжёлой» музыки в России. «Ария» — одна из немногих российских рок-групп, известных и гастролирующих за пределами бывшего СССР.

Стиль

Основным жанром «Арии» является традиционный хеви-метал в его «английской» школе («классический хеви-металл британского разлива», по выражению Дубинина): «галоповые» гитарные риффы, высокий пронзительный вокал, продолжительные гитарные соло. Группа начинала играть, подражая таким классикам метала, как Accept, Manowar, Rainbow, Scorpions, Deep Purple, Iron Maiden (сами музыканты для себя особо выделяют влияние «Iron Maiden» и «Judas Priest» говоря: «В своё время эти две группы нам казались ориентирами»). Из-за этого критики обвиняли «Арию» в эпигонстве и неоригинальности, а также заимствовании музыкальных ходов у этих групп. Сами музыканты опровергают подобные обвинения:

Владимир Холстинин в интервью Дилану Трою: Большинство наших музыки-то никакой толком не знают. Услышали один раз - «Iron Maiden», и давай нас склонять. Триольный ритм играли еще «Deep Purple», массу аналогичных моментов можно найти и у «Jethro Tull». Вот хоть бы раз написали, что я содрал что-нибудь у «Jethro Tull». Хоть какое-то разнообразие... Оригинальная логика: а если бы «Ария» играла кондовый рок-н-ролл, то получается, что мы обдираем Чака Берри? Во всем мире дискуссия на эту тему давно закончена.

В ноябрьской конференции на новостном сайте «Лента.ру» отвечая на один из вопросов читателей, Виталий Дубинин ответил:

Я лично к этому отношусь как к комплименту. Всю жизнь хотелось быть похожим на Iron Maiden, играть такую же музыку, такие аранжировки и быть таким же крутыми. Если нас сравнивают, значит все удалось. Я не слышал, чтобы хоть одну российскую команду хоть с кем-то сравнивали. Это мое мнение.

Владимир Холстинин дополнил:

А я вот хотел на Judas Priest быть похожим. Двуглавый орел такой получается, пусть даже вторая голова поменьше :) .

Виталий Дубинин в книге «Легенда о динозавре» отметил напевность и мелодизм вокальных линий песен «Арии», свойственные русской народной песенной традиции, что существенно отличает музыку группы от тех же Iron Maiden. Кроме того, на Арию оказала влияние классическая музыка. В некоторых композициях, например «Игра с огнём», «На службе силы зла» цитируются фрагменты из классических произведений Бородина, Паганини и др.

В последующие годы стиль группы стал более самостоятельным. По мнению бывшего гитариста группы, Большакова, своим успехом Ария обязана композиторскому таланту Виталия Дубинина: «Ведь все-таки главный композитор „Арии“ — Виталий Дубинин. Холстинин придумывает эффектные риффы, Дубинин же просто замечательный мелодист… Его мелодии смахивают на традиционные наши российские песни под гитару». Холстинин тоже признал, что группа использует «русские гармонические и мелодические обороты». Тогда же у «Арии» появилась склонность к лирическим рок-балладам, благодаря которым, во многом, группе удалось завоевать широкую известность. Баллады «Потерянный рай», «Штиль», «Осколок льда» транслировались радиостанциями, в то время как более «жёсткие» композиции по большей части оставались «неформатом».

Со сменой состава и приходом нового вокалиста в репертуаре «Арии» снова начали преобладать «тяжёлые» композиции, а также появились некоторые элементы пауэр-метала (однако сами музыканты отрицают причастность группы к этому жанру).

Средняя длина песен составляет около 4,5-6 минут. Самым коротким треком является «Мания Величия» — 1 минута 49 секунд, а самым длинным — «Игра с Огнём» — 9 минут 4 секунды.

Тематика

Тематика текстов «Арии», которые сочиняются профессиональными поэтами, близка к традиционной для хеви-метал. Среди постоянных тем — обращения к теме войны, истории, религиозной мистики и ужасов, а также любовной лирике. Одной из самых постоянных тем является тема Апокалипсиса, конца света или разрушительной катастрофы, представленная почти на каждом альбоме в разных вариациях («Это рок», «Воля и разум», «На службе силы зла», «Смотри!», «Ворон», «Последний закат»).

Про то, как сочетаются христианская и языческая тематика песен Виталий Дубинин сказал:

…у нас во всех, по-моему, уживаются и христианские, и языческие корни. Каждый говорит: "Слава Богу!" или "Господи, помоги!", тут же плюет три раза через плечо или не дает руку через порог, что все-таки является языческими обрядами. Так же все празднуют Пасху, Рождество Христово и тут же Масленицу, 7 Ноября и Halloween.

Тексты первых двух альбомов были написаны поэтом Александром Елиным. Они имели зачастую остросоциальный уклон, но при этом подвергались цензуре. В результате, традиционная для хэви-метала военная тематика представлена как антивоенная, пугающая ужасами войны. Эта тенденция продолжилась на первых альбомах группы «Мастер», куда перешли Елин и часть «арийцев».

Александр Елин в интервью utro.ru: В: Тексты первого и второго альбома имели явно выраженную социальную и антивоенную тематику. Почему так получилось, был какой-то «социальный заказ»? АЕ: Да, тогда надо было проверять тексты на комиссии от Минкульта... Тексты под это надо было написать такие, чтобы не «обломились» поклонники хэви-металла, не было похоже на тексты, скажем, ВИА «Самоцветы» —– и в то же время чтобы они проходили «литовки». Поэтому выбор антивоенной тематики был совершенно сознательным. Мы в своём кругу с долей иронии называли всё это «Красным металлом» —– рок-музыканты вообще обязаны относиться к своим текстам с долей иронии. То есть героика-патетика была с некоторым «красноватым» оттенком – это был единственно возможный способ как-то действительно «выстрелить». Что, в общем, и получилось.

Со сменой текстовика на Маргариту Пушкину в репертуаре «Арии» появились песни мистического, религиозного и хоррор-уклона (такие как «На службе силы зла», «Игра с огнём», «Антихрист», «Зомби»). Пиком этой тенденции стал альбом «Кровь за кровь», полностью посвящённый теме сверхъестественного. В период конца 90-х у группы появилось больше лирических медленных песен, к которым писались соответствующие тексты о любви и судьбе («Потерянный рай», «Осколок льда», «Закат», «Возьми моё сердце»).

С ужесточением звучания на альбомах с Беркутом, а также с возвращением Елина и приходом Кокоревой и Лобанова, у группы появился уклон в военно-историческую тематику («Колизей», «Кровь королей», «Крещение огнём», «Страж Империи»). На презентации альбома «Армагеддон» арийцы провели костюмированное историческое шоу.

О текстах «Арии», их значении и процессе написания, черновых вариантах песен, написана книга Маргариты Пушкиной «Ария Маргариты».

Все тексты «Арии» написаны и исполняются на русском языке. Однако существуют английские версии нескольких песен. В альбом «Штиль» вошла песня «You’d Better Believe Me», написанная на музыку «Не хочешь — не верь мне». В 2003 году на фестивале «Рокфест» в Москве, где выступали в основном зарубежные исполнители (Helloween, Masterplan) арийцы представили англоязычную программу из переведённых песен, в том числе «Колизей», «Штиль», «Тореро».

Каверы

Каверы Арии

На счету Арии три изданных кавер-версии песен иностранных исполнителей. Все каверы были исполнены переведёнными на русский язык и носят названия, взятые из текста. Это Manowar — Return of the Warlord (Пробил Час), Golden Earring — Going to the Run (Беспечный Ангел) и White Lion — Cry for Freedom (Свобода). Все три песни в русском переводе Пушкиной посвящены тематике байкеров. «Пробил Час» и «Беспечный ангел» были изначально изданы на первом диске Tribute to Harley-Davidson, «Свобода» — на втором, позднее все три были переизданы на альбоме редких треков «Штиль». Песня «Беспечный Ангел» некоторое время возглавляла Чартову дюжину и вошла в постоянный репертуар группы.

Кроме того, на нескольких концертах после 2003 года Ария исполняла кавер-версию песни группы Iron Maiden The Trooper. Однако, в записи эта композиция не появлялась.

Каверы на Арию

В свою очередь, песни группы Ария становились объектом кавер-версий других групп. В частности, группой Rammstein в 2003 году был выпущен редкий сингл Schtiel, содержащий кавер-версию песни «Штиль», обработанную в индастриал-стиле. Немецкая же хэви-метал-группа Solemnity выпустила кавер-версию песни «Воля и разум» под заголовком «Will and reason». Российская группа «Слот» записала свою версию песни «Улица роз». В 2001 году вышел альбом A Tribute to Ария с записями кавер-версий песен Арии, записанных российскими метал-группами. Ария — излюбленная мишень шуточных кавер-версий группы Бони НЕМ. 27 ноября 2010 года к 25-летию группы вышел трибьют-альбом «A Tribute to Ария. XXV». 20 декабря 2010 года вышел альбом украинской симфо-метал-группы Symfomania — «Aria», состоящий из кавер-версий песен Арии. 6 марта 2011 года в качестве интернет-релиза окончательно вышел трибьют-альбом «Internet Tribute to Ария. XXV. Дай руку мне». 31 августа 2011 года российской поп-группой «Дискотека Авария» был выпущен альбом «Недетское время», включающий в себя кавер-версию песни «Воля и разум». Также российской пауэр-метал группой «Эпидемия» был записан кавер на песню «Игра с огнём». В 2015 году, в честь 30-летия Арии, группа Аелла выпустила трибьют-альбом «Мания величия — 30 лет спустя».

«Семейка» Арии

Бывшими и действующими участниками Арии в разные годы был образован ряд сайд-проектов и полноценных групп. С легкой руки Сергея Маврина эти группы называют по его циклу радиопередач о них: «Семейка Арии» (или «Семейка Ария»). В английском языке термин family применяется к группам, которые сопровождает большое количество связанных проектов (Deep Purple family, Black Sabbath family).

К «семейке» относят:

• Мастер — группа под руководством Андрея Большакова, а позже (после его ухода в 1994 году) и Алика Грановского (единственного бессменного участника группы), образовавшаяся после первого раскола в 1987 году. В конце 1980-х была самым популярным в СССР исполнителем трэш-метала, после группа перешла на хэви-метал. Основателями группы были также Молчанов, Покровский (впоследствии покинувшие группу) и Сергей Попов (отыгравшей в группе 10 лет (1987—1997) до попадания в Арию). Валерий Кипелов и Артур Беркут работали в группе в качестве сессионных вокалистов (первый — в 1994 и 2007, второй — 1998).
• Маврин — группа Сергея Маврина, основанная в мае 1998 году после успеха сайд-проекта «Смутное время». Маврин исполняет хэви-метал, более мелодичный и с некоторым влиянием прогрессив-метала.
• Кипелов — группа под руководством Валерия Кипелова, отколовшаяся от Арии в 2002 году и играющая хард-н-хэви. В её создании участвовали также Маврин, Терентьев и Манякин (кроме последнего, все впоследствии покинули группу).
• Артерия — группа Сергея Терентьева, основанная в 2003 году, после его ухода из группы «Кипелов», играющая хэви-метал.
• Артур Беркут — группа Артура Беркута, основанная за 2 месяца до его ухода из Арии, играющая хэви-метал.

Все группы из «семейки» неоднократно сотрудничали с «Арией» и друг с другом.

Состав

Текущий состав

• Михаил Житняков — вокал (2011—наши дни)
• Владимир Холстинин — соло/ритм-гитара (1985—наши дни)
• Виталий Дубинин — бас-гитара, клавишные, до.гитара, бэк-вокал, вокал (1987—наши дни)
• Сергей Попов — соло/ритм-гитара (2002—наши дни)
• Максим Удалов — ударные (1987—1988, 1998, 2002—наши дни)

Бывшие участники

• Алик Грановский — бас-гитара (31 октября 1985—январь 1987)
• Кирилл Покровский — клавишные, бэк-вокал (31 октября 1985—январь 1987)
• Игорь Молчанов — ударные (1985—январь 1987)
• Андрей Большаков — гитара, бэк-вокал (1985—январь 1987)
• Сергей Маврин — гитара (январь 1987—январь 1995)
• Валерий Кипелов — вокал (31 октября 1985—31 августа 2002)
• Александр Манякин — ударные (1988—31 августа 2002)
• Сергей Терентьев — гитара (1995—31 августа 2002)
• Артур Беркут — вокал (9 ноября 2002—31 августа 2011)

Бывшие сессионные музыканты

• Александр Львов — ударные (1985, принял участие в записи первого альбома; в концертах не участвовал)
• Алексей Булкин — бас-гитара (1990, временно заменял Дубинина)
• Дмитрий Горбатиков — гитара (1990, временно заменял Маврина)
• Алексей Булгаков — вокал (1994, заменял Кипелова, записал 4 песни на демо-диск)
• Александр «Змей» Цветков — клавишные (2006—2008)
• Михаил Бугаев — гитара (с 5 ноября по 13 декабря 2014 года, временно заменял Владимира Холстинина)

Состав по годам

<timeline> ImageSize = width:1000 height:350 PlotArea = left:120 bottom:60 top:20 right:10 Alignbars = justify DateFormat = dd/mm/yyyy Period = from:01/01/1985 till:01/01/2017 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy

Colors =

 id:Lead         value:red     legend:Вокал
 id:Guitar1      value:green   legend:Гитара_1
 id:Guitar2      value:teal    legend:Гитара_2 
 id:Bass         value:blue    legend:Бас-гитара
 id:Drums        value:orange  legend:Ударные
 id:Keyboards    value:purple  legend:Клавишные
 id:Lines        value:black   legend:Альбомы

Legend = orientation:ver position:bottom

ScaleMajor = increment:2 start:1986 ScaleMinor = unit:year increment:1 start:1986

LineData =

 at:31/10/1985 color:black layer:back
 at:01/11/1986 color:black layer:back
 at:01/09/1987 color:black layer:back
 at:01/04/1989 color:black layer:back
 at:01/09/1991 color:black layer:back
 at:01/09/1995 color:black layer:back
 at:02/05/1998 color:black layer:back
 at:12/04/2001 color:black layer:back
 at:29/05/2003 color:black layer:back
 at:15/09/2006 color:black layer:back
 at:05/10/2011 color:black layer:back
 at:30/11/2014 color:black layer:back

BarData =

 bar:Kipelov    text:"Валерий Кипелов"
 bar:Berkut     text:"Артур Беркут"
 bar:Jitnyakov  text:"Михаил Житняков"
 bar:Holstinin  text:"Владимир Холстинин"
 bar:Bolshkov   text:"Андрей Большаков"
 bar:Mavrin     text:"Сергей Маврин"
 bar:Terentev   text:"Сергей Терентьев"
 bar:Popov      text:"Сергей Попов"
 bar:Alik       text:"Алик Грановский"
 bar:Dubinin    text:"Виталий Дубинин"
 bar:Lvov       text:"Александр Львов"
 bar:Molchanov  text:"Игорь Молчанов"
 bar:Udalov     text:"Максим Удалов"
 bar:Manyakin   text:"Александр Манякин"
 bar:Pokrovskij text:"Кирилл Покровский"

PlotData=

 width:10 textcolor:black align:left anchor:from shift:(10,-4)
 bar:Kipelov    from: start        till: 01/09/2002  color:Lead 
 bar:Berkut     from: 01/09/2002   till: 01/09/2011  color:Lead
 bar:Jitnyakov  from: 01/09/2011   till: end         color:Lead
 bar:Holstinin  from: start        till: end         color:Guitar1
 bar:Bolshkov   from: 30/11/1985   till: 01/01/1987  color:Guitar2
 bar:Mavrin     from: 01/01/1987   till: 01/03/1995  color:Guitar2
 bar:Terentev   from: 01/03/1995   till: 01/09/2002  color:Guitar2
 bar:Popov      from: 01/09/2002   till: end         color:Guitar2
 bar:Alik       from: start        till: 01/01/1987  color:Bass
 bar:Dubinin    from: 01/01/1987   till: end         color:Bass
 bar:Lvov       from: start        till: 30/11/1985  color:Drums
 bar:Molchanov  from: 30/11/1985   till: 01/01/1987  color:Drums
 bar:Udalov     from: 01/01/1987   till: 01/11/1988  color:Drums
 bar:Udalov     from: 01/09/2002   till: end         color:Drums
 bar:Manyakin   from: 01/11/1988   till: 01/09/2002  color:Drums
 bar:Pokrovskij from: start        till: 01/01/1987  color:Keyboards

</timeline>

Дискография

Название	Участники	Год выпуска
Мания величия	Кипелов/Холстинин/Грановский/Львов/Покровский	1985
С кем ты?	Кипелов/Холстинин/Большаков/Грановский/Молчанов/Покровский	1986
Герой асфальта	Кипелов/Холстинин/Маврин/Дубинин/Удалов	1987
Игра с огнём	Кипелов/Холстинин/Маврин/Дубинин/Манякин	1989
Кровь за кровь	Кипелов/Холстинин/Маврин/Дубинин/Манякин	1991
Ночь короче дня	Кипелов/Холстинин/Терентьев/Дубинин/Манякин	1995
Генератор зла	Кипелов/Холстинин/Терентьев/Дубинин/Манякин	1998
Химера	Кипелов/Холстинин/Терентьев/Дубинин/Манякин	2001
Крещение огнём	Беркут/Холстинин/Попов/Дубинин/Удалов	2003
Армагеддон	Беркут/Холстинин/Попов/Дубинин/Удалов	2006
Феникс	Житняков/Холстинин/Попов/Дубинин/Удалов	2011
Через все времена	Житняков/Холстинин/Попов/Дубинин/Удалов	2014

Факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• В 2001 году вышла игра «Дальнобойщики 2», саундтреками к которой являются инструментальные версии хитов группы «Ария».
• С 1987 года и по сей день место второго гитариста занимали одни Сергеи — Маврин, Терентьев и Попов.
• Музыка всех произведений альбома «Игра с огнём» написана в соавторстве Виталием Дубининым и Владимиром Холстининым.
• Песня «Жизнь задаром» из альбома «Мания величия» ни разу не исполнялась на концертах. Также ничего неизвестно о концертном исполнении песен «Пытка тишиной» из альбома «Генератор зла» и «Ворон» с альбома «Химера».
• Альбом «С кем ты?» является единственным, где нет ни одного произведения, написанного Владимиром Холстининым.
• Название концертного альбома «Сделано в России» дано по аналогии с концертным альбомом группы «Deep Purple» «Made in Japan» («Сделано в Японии»).

Библиография

• Пушкина, Маргарита; Дилан Трой, Виктор Троегубов. «Ария»: легенда о динозавре (с ископаемых времен). — М.: Нота-Р, 2000. — 367 с. — ISBN 5-85929-042-X.
• Пушкина, Маргарита. Ария Маргариты. — М.: Нота-Р, 2002. — 374 с. — ISBN 5-85929-116-7.
• Пушкина, Маргарита. Ария. Тексты песен. — М.: Нота-Р, 2004. — 182 с. — ISBN 5-98581-001-1.
• Ария. Полная история к 20-летию группы. — М.: Нота-Р, 2005. — 96 с. — ISBN 5-98581-015-1.

Литература

• А. С. Алексеев. Кто есть кто в российской рок-музыке. — М. : АСТ : Астрель : Харвест, 2009. — С. 56—63. — ISBN 978-5-17-048654-0 (АСТ). — ISBN 978-5-271-24160-4 (Астрель). — ISBN 978-985-16-7343-4 (Харвест).</span>

Рецензии

• Рецензия на DVD «Все клипы» в журнале Dark City № 44, 2008 год

Ссылки

• [www.aria.ru/ Официальный сайт группы Ария]
• [www.holstinin.ru/ Сайт Владимира Холстинина]
• [www.margenta.ru/texts.shtml Сайт Маргариты Пушкиной] с текстами песен

На других сайтах

• [russorock.ru/groups/aria.html Подробная биография группы Ария]
• [www.metal-archives.com/band.php?id=272 Ария] (англ.) на сайте Encyclopaedia Metallum
• [lib.ru/KSP/ariq.txt Ария] в библиотеке Максима Мошкова
• [www.last.fm/ru/music/%D0%90%D1%80%D0%B8%D1%8F Профиль Ария] на Last.fm
• [metaltabs.su/bands/ariya Собрание табулатур песен Арии]
• [www.discogs.com/artist/%D0%90%D1%80%D0%B8%D1%8F Ария] (англ.) на сайте Discogs

Отрывок, характеризующий Ария (группа)

После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.