Северный, Аркадий Дмитриевич

Аркадий Северный
Основная информация
Полное имя	Аркадий Дмитриевич Звездин
Дата рождения	12 марта 1939(1939-03-12)
Место рождения	Иваново, СССР
Дата смерти	12 апреля 1980(1980-04-12) (41 год)
Место смерти	Ленинград, СССР
Страна	СССР СССР
Профессии	Инженер-экономист певец гитарист
Инструменты	Вокал, шестиструнная гитара, русская семиструнная гитара, банджо
Жанры	Блатная песня, романс, стилизация, разговорный жанр
Псевдонимы	Аркадий Северный
Сотрудничество	Владимир Раменский Владимир Тихомиров Станислав Ерусланов Владимир Шандриков Николай Резанов и др.
[www.arkadiy-severny.ru/ www.arkadiy-severny.ru]

Арка́дий Се́верный (настоящее имя — Арка́дий Дми́триевич Зве́здин; 12 марта 1939, Иваново — 12 апреля 1980, Ленинград) — исполнитель песен современного городского фольклора, авторских неподцензурных песен, романсов и стилизаций. Обладал оригинальным тембром голоса и экспрессивной артистической подачей песни. Мог ярко обыграть песню в любой стилистике, от романсовой до джазовой.

Биография

Родился в городе Иваново (Ивановской области).

Отец, Дмитрий Иосифович, был руководящим работником в Иванове. Мать, Елена Макаровна, — домохозяйкой. Семья была большая, дружная — пятеро детей (дочь Людмила и сыновья Валентин, Лев, Михаил и средний — Аркаша).

В 1956 году окончил среднюю школу № 25 города Иваново.

В 1957 году уехал в Ленинград и поступил на лесоинженерный факультет Лесотехнической академии имени С. М. Кирова (ЛТА). Жил в студенческом общежитии на ул. Пархоменко. Проходил студенческую производственную практику в Лужской лесотехнической школе (май-июль 1960 года). На военной кафедре получил специальность штурмана. Играл в хоккей в студенческой команде ЛТА. После третьего курса обучения перевёлся на планово-экономический факультет.

В 1965 году Аркадий Звездин закончил Лесотехническую академию и начал работать экономистом в ленинградской конторе объединения «Экспортлес».

В 1968—1969 годах служил в Советской Армии, лейтенантом ВВС в вертолётном полку под Ленинградом. Позже об этом периоде своей жизни сам Аркадий запустил в народ легенду, что службу ему якобы пришлось проходить в небе Вьетнама.

В декабре 1969 года заключил брак с Валентиной Бойцовой. 14 июня 1971 года у них родилась дочь Наталья.

1972—1980 годы — активная творческая деятельность.

12 апреля 1980 года скончался от инсульта в больнице им. Мечникова в Ленинграде.

Творчество

Поскольку Аркадий Звездин не особо лояльно относился к советской системе, то за время учёбы он близко сошёлся с различными представителями «несоветской» молодёжи — со стилягами, фарцовщиками, диссидентами, и музыкальными коллекционерами. Среди последних был студент кораблестроительного института Рудольф Фукс. Однажды Фукс случайно услышал пение Аркадия и сразу загорелся идеей записать его на ленту. После нескольких пробных записей летом 1963 года Фукс вместе с компанией других коллекционеров-подпольщиков организовал домашнюю запись Северного под ансамбль. В соответствии с модой тех лет, в репертуаре были в том числе и блатные песни. На этой записи и родился сценический псевдоним — «Северный».

1970—1974

В начале 1970-х годов судьба вновь свела Звездина и Рудольфа Фукса. Фукс решил возобновить записи песен в его исполнении. Фукс сочинил сценарий «литературно-музыкальной композиции» из одесских песен, миниатюр и анекдотов и в конце 1972 года произвёл её запись в исполнении Аркадия Северного. Запись получила название «Программа для Госконцерта» и очень быстро завоевала популярность практически на всей территории СССР.

Вдохновлённый успехом, Фукс осуществил запись ещё одной «одесской программы», написанной по его же сценарию, а затем ещё целый ряд сценарных концертов, открывая, по существу, новый жанр в магнитиздате, своего рода «театр у микрофона». Кроме того, в этот же период, в 1972—74 годах, Северный записал под гитару немало других домашних концертов, состоявших не только из блатных песен, но и из уличной лирики, романсов, студенческих и прочих «неподцензурных» песен. Особо следует выделить запись известной скабрёзной поэмы XIX века «Лука Мудищев», которую сделал знакомый Фукса, известный ленинградский коллекционер Сергей Иванович Маклаков.

1974—1976

В 1974 году Фукс снова организовал запись Аркадия Северного под небольшой ансамбль, а вскоре начал подготовку к новому проекту — концертам Аркадия Северного с «одесским джазом». Первая пробная запись состоялась в январе 1975 года на квартире басиста ВИА «Поющие гитары» Владимира Васильева, а в феврале была произведена запись концерта Аркадия Северного с ансамблем в актовом зале института «Ленпроект», по месту работы Рудольфа Фукса. Запись получила название «Первый одесский концерт», быстро разошлась по всей стране и имела большой успех.

В апреле 1975 года запись Аркадия Северного с ансамблем организовал и Сергей Маклаков. Ансамбль состоял из музыкантов ресторана «Парус», которые под именем «Братья Жемчужные» уже записывались у Маклакова в конце 1974 года. Запись Жемчужных с Северным, получившая впоследствии название «Ой, мамочка!», была произведена на квартире коллекционера Дмитрия Михайловича Калятина.

У Аркадия с Калятиным завязалась дружба, а с осени того же 1975 года Аркадий поселился у него на квартире. Дело в том, что к этому времени Аркадию было негде жить, он ушёл из семьи и из дома, лишился работы в «Экспортлесе». У Калятиных Северный прожил около полутора лет. За это время Дмитрием Калятиным было произведено много записей Аркадия под гитару, на которых исполнялись как уличные и блатные, так и лирические песни и романсы. В свою очередь Сергей Маклаков и Рудольф Фукс продолжали свои проекты оркестровых записей Аркадия. В 1976 году произведены записи с ансамблями «Братья Жемчужные», «Четыре брата и лопата», «Альбиносы», «Светофор», «Крёстные отцы». Концептуально выдержанными можно назвать, пожалуй, лишь несколько записей, организованных Фуксом — «Памяти Вертинского»,

	«Гимн менестрелей»
	Фрагмент песни в исполнении Аркадия Северного с концерта «Памяти Вертинского», май 1976 года, Ленинград
Помощь по воспроизведению

«На проспекте 25 Октября», концерты на одесскую тематику — «Памяти Кости-аккордеониста», «Третий одесский». Остальные концерты были весьма эклектичны, как в музыкальном, так и в репертуарном плане. Как, впрочем, и весь жанр «улично-ресторанной» эстрады, в котором и выступал тогда Аркадий Северный.

В 1976 году Северный предпринял несколько попыток избавиться от своего уже развившегося недуга — алкогольной зависимости. Лечение и в ленинградском Институте имени Бехтерева, и в московской клинике на Каширском шоссе привели лишь к кратковременной ремиссии. Примерно с середины 1976 года он уже нигде не работал, и полностью перешёл на богемный образ жизни подпольного артиста. Его личные отношения с семьёй Калятиных всё более и более осложнялись.

1977—1978

В начале 1977 года произошла история с ленинградским коллекционером Виктором Набокой. В январе он записал два концерта Аркадия Северного с ансамблем «Обертон», один из которых был сделан в оригинальном рок-н-ролльном стиле. Но вскоре вдруг в адрес Аркадия прозвучали обвинения, что он украл у Набоки оригиналы записей. Что на самом деле лежало в основе этой истории — до сих пор остаётся неизвестным. Вскоре после этого Аркадий уехал из Ленинграда, но есть ли связь между его отъездом и этой историей — тоже неизвестно.

Как раз в это время киевскому коллекционеру Фреду Ревельсону удалось через Р. Фукса найти Северного и пригласить его на гастроли в Киев, куда Аркадий и прибыл в апреле 1977 года. Здесь была произведена запись концерта с ансамблем Григория Бальбера. А вскоре Северный получил приглашение от одесского коллекционера Владислава Коцишевского и в конце апреля приехал в Одессу.

В Одессе Северный записывался у Коцишевского под ансамбль «Черноморская чайка», собранный специально для этих записей. Сначала в трёх концертах совместно с омским автором-исполнителем Владимиром Шандриковым, а позже, весной и летом 1977 года, — в двух сольных концертах. Один из них — «Тётя Шура» — многими признан как образец классики в жанре уличной лирики.

Осенью 1977 года Северный вновь направился на лечение в московскую клинику. На этот раз удалось добиться ремиссии на год.

После лечения он вернулся в Ленинград, где С. И. Маклаков вновь организовал его записи с братьями Жемчужными. Теперь они были осуществлены на более солидном музыкальном уровне (концерты «Диксиленд», «Проводы 1977 года»), а также более оригинальны в репертуарном плане.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) В основном были исполнены не фольклорные песни, а песни на стихи самодеятельного питерского поэта Владимира Раменского, друга Аркадия Северного и Сергея Маклакова.

Из стихов Владимира Раменского был составлен репертуар и других концертов этого периода — с ансамблями «Чайка» и «Химик». Два концерта с «Химиком» были организованы и записаны в феврале-марте 1978 года Владимиром Тихомировым и Владимиром Раменским. Перед этим Северный совершил непродолжительную гастрольную поездку в Нарву, где выступал в «Старом кафе» с исполнением песен на стихи В. Раменского.

Вскоре Северный вновь уехал в Одессу к своей новой фактической жене Зинаиде. Весной и летом этого года он вновь плодотворно сотрудничал с В. П. Коцишевским, записывался у него под гитару, а также с ансамблями «Черноморская чайка» и «Шесть плюс один».

Осенью Северный оказался в Москве, и в это же время произошёл рецидив его болезни. В столице было организовано несколько ресторанных выступлений Северного, одно из них — для игроков хоккейной сборной СССР. Вскоре Северный расстался с Зинаидой, что, видимо, ещё более усугубило его недуг. Записей в этот период производилось совсем немного — с ансамблем «Аэлита» в Феодосии и концерт песен на стихи Есенина в Одессе.

К этому времени Северный окончательно стал профессиональным «подпольщиком» и нарушителем статьи 209 УК РСФСР. Его образ жизни, в сущности, совершенно невероятен для советской действительности. Не имея ни прописки, ни паспорта, ни трудовой книжки, не говоря уже об официальном месте работы, он свободно разъезжает по стране и практически открыто гастролирует и участвует в записях с репертуаром, совершенно неприемлемым для Советской власти.

1979—1980

В начале 1979 года Северный вернулся в Ленинград. Здесь он тесно сошёлся с компанией знакомых В. Раменского и В. Тихомирова, занимавшихся обивкой дверей, довольно выгодным в советские времена бизнесом. На квартире одного из них, Валерия Шорина (внука А. Ф. Шорина), он жил несколько месяцев. Весной С. И. Маклаков организовал очередную его запись с «Братьями Жемчужными»; правда, ансамбль на этот раз выступал под названием «Божья обитель». Примерно в это же время Северного нашёл и его первый «импресарио» — Рудольф Фукс. Он организовал выступление Северного с Георгием Ордановским и рок-группой «Россияне» (запись не сохранилась). Вскоре Аркадий получил приглашение на гастроли в город Тихорецк, куда и отправился в начале лета.

В Тихорецке руководитель местной студии звукозаписи Станислав Сафонов (впоследствии он стал руководителем одной из первых в Тихорецке телекомпаний, «Тихорецк-ТВ») организовал запись Северного с ансамблем «Встреча» при участии хорошо известного в жанре певца и органиста Анатолия Мезенцева. После Тихорецка Северный поехал в станицу Кущёвскую, где местным коллекционером Н. Пушкарским была произведена запись с ансамблем «Казачок», а затем в Ростов-на-Дону. Там Северный дал несколько ресторанных концертов. В конце лета он приехал в Одессу, где записал «золотой диск» — большой концерт с «Черноморской чайкой» из одесской классики (так называемый «херсонский концерт»). Затем уехал в Москву. Во время пребывания в Москве Северный вновь выступал с ресторанными концертами, которых, по воспоминаниям разных людей, было довольно много. Молва приписывала Северному и специальные концерты для высокопоставленных советских и партийных деятелей, но точных подтверждений этому нет. Жил он в этот период на разных квартирах, пока, наконец, не поселился у Анатолия Писарева. Здесь он жил до самой весны 1980 года, записывая много домашних концертов, в том числе — с песнями, сочинёнными самим А. Писаревым.

В феврале по приглашению С. И. Маклакова Северный ненадолго приехал в Ленинград, где записал концерт с «Братьями Жемчужными» («Олимпийский концерт», или «Трезвость»), а также домашний концерт у Владимира Раменского. После этого он возвратился в Москву, но в начале апреля вновь приехал в Ленинград. Здесь на квартире В. Шорина у него неожиданно произошло обширное кровоизлияние в мозг.

12 апреля 1980 года, в 1 час 35 минут Аркадий Северный скончался в больнице имени Мечникова. Похоронен на кладбище Ленинградского крематория.

Есть версия, что урна с прахом была утеряна ещё до её похорон на кладбище. Вот что рассказывают об этом: «Поставили урну на полку в коридоре, помянули, попели, поплясали, а потом обнаружили, что она куда-то пропала. Может быть, и выкинули в угаре…». Памятник певцу на территории Санкт-Петербургского крематория — кенотаф.

Наследие

Творческое наследие А. Северного состоит из более чем ста магнитофонных альбомов. Их список продолжает уточняться коллекционерами-энтузиастами. Далеко не все записи Северного можно считать разысканными на настоящий момент. Неизвестные ранее записи время от времени «всплывают» до сих пор.

Диски

• В 1980 году в США фирмой «Kismet» издана первая пластинка Аркадия Северного «Король подпольной песни».
• В 1989 году по инициативе Рудольфа Фукса на ленинградской студии грамзаписи фирмы «Мелодия» был выпущен диск «Памяти Аркадия Северного».
• В 1990-х годах записи Северного издавались на компакт-дисках московской фирмой RCD и рядом других мелких фирм звукозаписи, а в дальнейшем — студией «Ночное такси» Александра Фрумина, которому в настоящее время принадлежат юридические права на издание записей А. Северного. Качество изданных записей довольно посредственное, к тому же издаются концерты не полностью.

Книги, публикации в прессе

В мае 1980 года уже эмигрировавшим Рудольфом Фуксом в нью-йоркской газете «Новое русское слово» была опубликована статья памяти Аркадия Северного. В дальнейшем Фукс опубликовал ещё несколько статей, посвящённых Северному.

Первое упоминание о Северном в советской прессе появилось в статье Юрия Гаврилова «Миражи подпольного „бизнеса“» (газета «Вечерняя Одесса» от 25 декабря 1981 года), посвящённой нелегальной деятельности Владислава Коцишевского.

• В 1995 году Михаилом Шелегом была написана и опубликована книга «Споём, жиган», где впервые излагалась краткая биография Северного. Позже М. Шелег изложил её в книге «Аркадий Северный. Две грани одной жизни», которая была издана в 1997 году и переиздавалась в 2000 году.
• В 2006 году в Интернете опубликован текст книги И. Ефимова и Д. Петрова «Аркадий Северный, Советский Союз».
• В 2010 году новосибирский журналист Дмитрий Тростников опубликовал в Интернете текст романа «Знаменитость», прообразом главного героя в котором стал А. Северный. В конце года книга была издана.
• В 2010 году издана книга Рудольфа Фукса «Песни на „рёбрах“: Высоцкий, Северный, Пресли и др.» В книге автор рассказывает в том числе и о своих встречах с Аркадием Северным.
• В 2010 году в Германии вышла книга Ули Хуфена «Regime und die Dandys», главные герои книги — Аркадий Северный, Константин Беляев, Гарик Осипов и другие
• В 2012 году в московском издательстве Алгоритм вышла книга Андрея Передрия «Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов». В ней помещена глава «Аркадий Северный», в которой повествуется о взаимоотношениях Высоцкого и Северного.
• В [snimifilm.com/script/arkadii-severnyi-korol-sovetskogo-shansona 2014 году] начинающий кинодраматург [kinoscenarist.ru/ Роман Тензин] опубликовал в Интернете текст написанного им сценария полнометражного художественного кинофильма [kinoscenarist.ru/articles/246498 «Аркадий Северный — король советского шансона»]. В [kinoscenarist.ru/articles/246498 2015 году] он же опубликовал в Интернете обновленную версию этого же сценария. До настоящего времени сценарий не экранизирован.

Фильмы, где звучит голос Аркадия Северного

• Голос Аркадия Северного в первый раз зазвучал с экрана в советском пропагандистском фильме «Заговор против страны Советов» (фильм № 1), 1984 год (режиссёр Вермишева Е., киностудия ЦСДФ), в качестве «звуковой иллюстрации» к кадрам, показывающим русскую эмиграцию первой волны. Были использованы фрагменты песен «Не надо грустить, господа офицеры» и «Поручик Голицын».
• В 2005 году выходит американский фильм на русско-еврейскую тему «И всё осветилось» (англ. «Everything is Illuminated») режиссёра Льва Шрайбера с актёром Элайджей Вудом в главной роли. В одном из эпизодов фильма звучит песня «Здравствуйте, моё почтенье…» (вариант из Тихорецкого концерта, июнь 1979 года) в исполнении Аркадия Северного.

Документальные фильмы

• В 1993 году на Санкт-Петербургском телевидении появилась документально-телевизионная программа об Аркадии Северном «Северный шансон», автор Михаил Шелег.
• В 1993 году выходит в эфир документально-телевизионная программа об Аркадии Северном «Концерт по заявкам» (при участии М. Шелега). Ведущая передачи — известная ленинградская певица Мария Пахоменко.
• В 1997 году снят фильм «Он был почти что знаменит» (режиссёр Дмитрий Завильгельский). Документально-музыкальный фильм рассказывает о судьбе Аркадия Северного. Телепремьера фильма состоялась на телеканале ТВЦ в 1998 году.
• В 2005 году режиссёр Дмитрий Завильгельский снял фильм «Когда мы вернёмся…». Фильм рассказывает об истории создания памятника Северному в Санкт-Петербурге через «призму» трагической истории уничтоженного в 1970-е годы памятника известному барду Арону Круппу.
• 30 декабря 2008 года на Пятом канале (Санкт-Петербург) состоялась премьера нового документального фильма к юбилею исполнителя «Аркадий Северный. Человек, которого не было».
• 12 марта 2011 года в Центральном доме журналиста состоялась премьера заключительной части документальной трилогии Дмитрия Завильгельского «Бронза для героев».

Посвящения

В 1982 году памяти Аркадия Северного был посвящён одноимённый двойной магнитоальбом Александра Розенбаума и Братьев Жемчужных.

Памятник

Скульптор Галим Долмагомбетов — автор проекта памятника Аркадию Северному. О создании памятника снят фильм «Когда мы вернёмся…» В Санкт-Петербурге памятник планировали установить на закрытой территории Лесотехнической академии, но в итоге памятник был установлен в Иваново.

По словам первого заместителя председателя правительства Ивановской области Александра Фомина:

В этом году будет обустроен сквер у Щудровской палатки — древнейшего гражданского кирпичного здания города, относящегося к XVIII веку. Здесь будет установлен памятник нашему земляку, барду Аркадию Северному. Стоимость работ составит более 7 миллионов рублей.

—

Накануне открытия скульптурная композиция неожиданно была изменена. В бутылке появилась чёрная роза, превратив символ алкогольной зависимости певца в вазу с цветами. Ивановская общественность обратилась с открытым письмом к губернатору, и 21 июня 2010 года роза была демонтирована департаментом культуры.

Открытие памятника состоялось в Иваново 18 июня 2010 года, рядом с площадью Революции, в скверике возле Щудровской палатки. На открытии присутствовали глава региона Михаил Мень, глава администрации города Иваново Александр Кузьмичев, простые ивановцы и гости города.

По мнению председателя совета ректоров вузов Ивановской области, ректора ИвГУ Владимира Егорова:

«Артистам нечасто ставят памятники, а артистам андеграунда — почти никогда. Пути творческих людей зачастую неисповедимы. Кто-то приходит в искусство через академические традиции и образование, но есть люди, которые прорастают в искусство своим талантом, как какие-то экзотические цветы. У них народные корни. К их числу относится и Аркадий Северный».

—

Памятником является и могила Аркадия Северного на кладбище санкт-петербургского крематория (колумбарий №5)

Фестивали

• С 1995 года в Санкт-Петербурге проводятся ежегодные фестивали памяти Аркадия Звездина-Северного.
• С 2009 года в Иваново проводится музыкальный фестиваль имени Аркадия Северного «Чёрная роза».

На указанных фестивалях выступают в основном исполнители русского шансона.

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=uKyyEqKChXY Клип на песню «Годы мчатся» в исполнении Аркадия Северного] на YouTube
• [arkasha-severnij.narod.ru/index.html «Северная Энциклопедия»]. Сайт, посвящённый творчеству А. Северного.
• [severniycatalog.ucoz.ru/ Каталог концертов Аркадия Северного]
• [www.blat.dp.ua/rf/fuxconc/index.htm Каталог концертов Аркадия Северного, организованных Р. И. Фуксом]
• [www.severnij.dp.ua Сайт об Аркадии Северном]
• Ефимов И., Петров Д. [www.blat.dp.ua/as2007/index.htm Аркадий Северный, Советский Союз!]
• Тростников Д. [samlib.ru/t/trostnikow_d_w/indexdate.shtml Знаменитость] (роман)
• * [5-tv.ru/video/1015676/ Документальный фильм об Аркадии Северном на сайте Пятого канала ]

Отрывок, характеризующий Северный, Аркадий Дмитриевич

– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.