Арктическая раса

Арктическая раса, также эскимосская раса или эскимоиды, — в антропологии совокупность людей определённого физического типа, сформировавшегося в ходе исторически продолжительного заселения древним человеком территорий арктических широт Евразии и Северной Америки. Согласно многим научным классификациям, к арктической расе в значительной своей части относятся эскимосы, алеуты, чукчи, ительмены и коряки.

Не подлежит сомнению происхождение арктической расы из азиатского очага расселения. Для её представителей характерны смуглая кожа, слегка вытянутый череп, чёрные жёсткие прямые волосы, суженный горизонтальный разрез тёмных глаз, чаще без эпикантуса, высокие острые скулы, прогнатизм, утолщение слизистой губ, расширенный угол нижней челюсти (пентагональность), довольно высокий, узкий в переносице нос, укороченный корпус с округлой грудной клеткой, слегка укороченные руки, относительно длинные и прямые ноги, крепкая кость с увеличенной мышечной массой и уменьшенным жировым слоем, средний рост 162 ± 5 см..

В арктической расе сложным образом сочетаются антропологические признаки, характерные, с одной стороны, для народов Сибири, с другой стороны — для народов Северного Китая и некоторых популяций Центральной и Южной Америки, из-за чего её ещё часто называют малой или переходной расой. Первостепенным для антропологов является вопрос о роли арктической расы в заселении Америки, — антропологическое сходство некоторых индейских популяций с арктической расой заставляет предполагать между ними какую-то связь, но объяснить её способом, не вызывающим ни у кого возражений, учёным пока не удалось, и вопрос остаётся открытым.

Происхождение и развитие термина

Особенность антропологического строения народов, населяющих Крайний Север и арктическое побережье Северной Америки, привлекла к себе внимание учёных не сразу. На первых порах их не отличали от самой общей так называемой «жёлтой» или «восточной» расы. Географическая изолированность этих народов долгое время не позволяла получить достаточные для научного анализа материалы. Однако уже в 1900-м году в антропологических трудах Э. Геккеля и Ф. Мюллера, взявших за основу для своей классификации строение человеческого волоса, арктические народы как «прямоволосые» выделены, наряду с монголами, в отдельный тип.

В 1945-м — 1947-м годах, — скорее всего, независимо друг от друга, — американский учёный Э. Хутон и советский учёный Г. Ф. Дебец, обобщая в своих работах обширные материалы этнографических северных экспедиций, пришли к выводу о существовании среди народов Крайнего Севера и Арктики особого варианта монголоидной расы, который первый назвал «Арктический монголоидный или эскимосский тип», а второй «Арктическая раса».

В 1951 году советский учёный Н. Н. Чебоксаров полностью поддержал выводы Дебеца, но при этом ввёл понятие «большой» расы, с наиболее общими признаками, и «малой» расы, варьирующей основные признаки «большой». Так появилась «Арктическая (Эскимосская) малая раса», — одна из 9 «малых» рас, входящих в «большую» Азиатско-американскую (Монголоидную) расу. В 2005 году классификация Чебоксарова была рекомендована к изучению в российских ВУЗах.

Работы следующих антропологов СССР уже не ставили под сомнение существование особого арктического типа, наиболее распространённого среди эскимосов и коряков, но встраивали его в свои системы по-своему. Я. Я. Рогинский и М. Г. Левин в известной классификации (1963) сократили число малых рас монголоидов до 5, включавших, однако, арктическую. Известный советский антрополог В. П. Алексеев в книге «География человеческих рас» (1974) отказался от сравнительных эпитетов «малый-большой», предложив концепцию «стволов и ветвей» с дальнейшей дифференциацией по расам и разновидностям рас; по его классификации арктическая раса относится к азиатской ветви азиатско-американского ствола и делится на «континентальную» (эскимосский тип) и «островную» (алеутский тип) группы популяций.

В дальнейшем советские учёные В. В. Бунак (1980) и М. Г. Абдушелишвили (1990) в принципе согласились с Алексеевым, лишь назвав эти популяции соответственно «Арктической сибирской» и «Арктической азиатско-американской» расой или «Арктическим континентальным» и «Арктическим островным» типом.

Нужно заметить, что в западной научной традиции с советской и, по преемственности, с российской терминологией кажется не знакомы. Досконально изучив эскимосов, учёные Канады и США склонны противопоставлять их алеутам, в то же время не выделяя эскимоидов в отдельную расу. — В англоязычных источниках к арктическому типу монголоидов или даже к эскимоидам относят одновременно якутов, эвенков, тунгусов и самоедов, что для российских учёных звучит весьма дискуссионно.

Происхождение арктической расы, ареал и прочие сведения

Происхождение арктической расы, как и многих других в антропологии, дебатируется. На основании довольно редких и разрозненных фактов, предоставляемых археологией, трудно точно установить дату расогенеза, установить, какие признаки являются следствием адаптации, а какие — метисации; выяснить направление миграции признаков и последовательность их возникновения. Первые западные антропологи, занимавшиеся арктическими народами, локализовали происхождение эскимоидов в районе Гудзонова залива или в южной части Аляски.

Позднее, тщательный одонтологический анализ позволил антропологу К. Г. Тернеру локализовать очаг прото-алеуто-эскимосского расселения в Приамурье и на побережье Охотского моря, другие учёные, которых большинство, центром расселения предполагают восточный берег Берингова моря, куда прото-эскимосы «прибыли» около 10 тысяч лет до н. э. Согласно третьей точке зрения, формирование шло «волнами», и собственно арктическая раса возникла довольно поздно, — на рубеже Новой эры, — представляя собой адаптацию в условиях севера антропологического типа, сложившегося из смешения второй волны прото-эскимосских популяций с представителями тихоокеанского расогенеза азиатской ветви.

Ареал арктической расы чрезвычайно широк: от Верхоянского хребта на западе до берегов Гренландии на востоке, — что составляет в протяжённости около 8 тысяч километров; от Fort Conger на севере до устья реки Святого Лаврентия на юге, — что составляет в протяжённости около 4 тысяч километров. На столь обширной территории проживает всего около 400 000 представителей различных северных народов, едва половина из которых относится к арктической расе.

Для арктических популяций вообще, и для арктической расы в частности, характерно сочетание высокой плотности сложения, крупной цилиндрической грудной клетки, мезоморфии и высокоминерализированного (крепкого) скелета с увеличенной костномозговой полостью костей и уменьшенной толщиной компактной костной ткани. Основной обмен веществ в организме, общий белок, холестерин, гамма-глобулины, ОРЭ, — обычно повышены; артериальное давление несколько понижено. Корреляционный анализ по индексу суровости погоды подтвердил довольно высокую корреляцию (0,6 — 0,8) у представителей северных народов между условиями погоды и такими признаками, как теплопродукция, весоростовой индекс Рорера, обхват грудной клетки и содержание холестерина в крови.

Не вызывает сомнений адаптивный характер перечисленных отклонений от «нормы» (среднестатистического представителя умеренных широт), однако механизм некоторых явлений, к примеру, полное отсутствие заболеваний атеросклерозом при почти удвоенной норме холестерина в крови, остаётся загадкой генного уровня. Анализ ДНК представителей арктической расы, проведённый на материалах, собранных в начале XXI века, показывает наличие гаплогруппы C2 (она же M217, она же С3), гаплогруппы N, и особенно её подтипа — N1c (она же N3) и под-подтипа N1c1, и разновидностей гаплогруппы Q, — типичной для америндов, — точнее, её подтипа Q-MEH2 и под-подтипа Q-NWT01. Совмещение карт ДНК с этнографическими и этноязыковыми картами позволяет выдвинуть, к примеру, такую гипотезу формирования арктической расы:

Жило некогда в Берингии население с доминирующей «мужской» гаплогруппой Q, принадлежавшее к очень широкому ареалу с такими же характеристиками (и протоморфным расовым типом). Часть этого населения ушла в Америку, от этой части произошли америнды. Из группы, оставшейся в Берингии, сформировалась постепенно арктическая малая раса, отличавшаяся от других групп населения указанного ареала, — в том числе, от переселившихся в Америку; частью этого формирования было мутационное выделение и распространение здесь специфической разновидности гаплогруппы Q — а именно, Q-MEH2. С течением времени пришли сюда этноязыковые предки эскоалеутов, смешались с частью местных жителей, и сформировалась эскоаолеутская по языку популяция Q-MEH2 ff. При доминирующей «мужской» гаплогруппе — общность, при «материнских» доминирующих гаплогруппах — D и А, при перевесе D. Далее отсюда эскимосы расселялись на восток до Гренландии, сплошь и рядом беря в жёны девушек из местных индейских америндских племен с доминирующей «женской» гаплогруппой А, так что, в итоге, чем дальше на восток, тем больше у эскимосок оказывалась «женская» гаплогруппа А.

— wyradhe@livejournal.com, 24.10.2015

Литература

• Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1974.
• Алексеев В. П. Историческая антропология. М., 1979.
• Алексеев В. П. Становление человечества. М., 1984.
• Бунак В. В. Раса как историческое понятие // Наука о расах и расизм. Труды Института антропологии МГУ. Вып. 1. М.;Л., 1938.
• Бунак В. В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. М., 1980.
• Дебец Г. Ф. Антропологические исследования в Камчатской области. — М., 1951.
• Козинцев А. Г. [antropogenez.ru/article/644/ Расовая классификация в свете новых генетических данных.] // Antropogenez.ru, 2010—2015. — электронный ресурс.
• Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М., 1963.
• Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М., 1977.
• Рычков Ю. Г., Ящук Е. В. Генетика и этногенез. Историческая упорядоченность генетической дифференциации популяций человека (модель и реальность) // Вопросы антропологии. Вып. 75. М., 1985.
• Проблема расы в российской физической антропологии / Ред. Т. И. Алексеева, Л. Т. Яблонский. М., 2002.
• Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. Народы, расы, культуры. М., 1971.
• Coon C. S. The origin of races. New York, 1962.

---

При написании этой статьи использовался материал из издания «Казахстан. Национальная энциклопедия» (1998—2007), предоставленного редакцией «Қазақ энциклопедиясы» по лицензии Creative Commons [creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/deed.ru BY-SA 3.0 Unported].

Ссылки

[www.ido.rudn.ru/psychology/anthropology/5-10.html Дерево рас] по Г. Ф. Дебецу (1958)

Отрывок, характеризующий Арктическая раса

– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.