Марра, Арман
| Арман Марра | |
| Armand Marrast | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Арма́н Марра́[1] (фр. Armand Marrast), полное имя Арман Мари Франсуа Паскаль Марра (Armand Marie François Pascal Marrast; 5 июня 1801 года, Сен-Годенс — 12 апреля 1852 года, Париж) — французский журналист, главный редактор газеты «Насьональ» (Le National); политический деятель, мэр Парижа, председатель Учредительного собрания 1848 года. Участник либеральной оппозиции в эпоху Реставрации, революции 1830 года и республиканского движения в период Июльской монархии.
Содержание
Биография
В начале 1830-х гг. был редактором «Трибюн» (La Tribune des départements), в конце 1830-х и в 1840-х гг. — газеты «Насьональ», то есть главных органов республиканской оппозиции во время правления Луи-Филиппа.
Принимал участие в революции 1830 г., затем в лионском восстании 1834 г., был посажен в тюрьму, бежал за границу; вернулся во Францию в 1838 году.
24 февраля 1848 г. он, вместе с Луи Бланом, Флоконом и Альбером, был избран в думе членом временного правительства, в дополнение к тем членам, которые были избраны в палате депутатов. Во временном правительстве примкнул к партии сравнительно умеренных.
6 марта он был назначен мэром Парижа, вместо Гарнье-Пажеса, сделавшегося министром финансов; в этой должности обнаружил большую энергию при организации городской полиции, в особенности тайной, устроил надзор за всеми своими товарищами по правительству и мало стеснялся в расходовании общественных сумм; противился всем мероприятиям в пользу рабочих, которые предлагались Луи Бланом.
Избранный членом учредительного собрания, он занял в нём, в августе 1848 г., пост президента, который и сохранял до роспуска собрания в мае 1849 года. В законодательное собрание он избран не был и удалился в частную жизнь.
В искусстве
- Гюго считал Марра́ разыгрывающим роль революционера, что вызывало у него отвращение с 1830 года:
- «Сотворив 24 февраля, Господь Бог для этого зачем-то взял Марра»[2].
- Гамен берет Париж, как раньше брал он Рим.
Защита сметена. Пусть рядом кровь и боль —
Он победил. Дитя, — но он уже король.
Он Лувром завладел, и перед ним внутри
Патетичный зал и трон; он входит в Тюильри,
И, как вельможа, там гуляет он с Маррасом
У статуй царственных, по мраморным террасам[3]. - Ну как подобной шутке не смеяться —
Диктатор-шут в министры взял паяца![4]
Напишите отзыв о статье "Марра, Арман"
Примечания
- ↑ [books.google.fr/books?id=fyUvAAAAYAAJ&printsec=frontcover&hl=fr#v=onepage&q=marrast%20&f=false См. учебник произношения M. A. Lesaint — Traité complet de la prononciation française dans la seconde moitié du 19e siecle; изд. 1871; стр. 308]
- ↑ Андре Моруа. Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго. Пер. с фр. — Н.Немчинова, М.Трескунов.
- ↑ Виктор Гюго, «Заметки о февральской революция 1848 г.»
- ↑ Диктатор-шут — это Дюпон де л’Эр, а его паяц — это Марра. Андре Моруа. Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго. Пер. с фр. — Н.Немчинова, М.Трескунов.
Ссылки
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
|
||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Марра, Арман
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
