Армейский флот

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Армейский флот
Его Царского Величества Всероссийский галерный флот

Первый адмиральский галерный флаг (13.01.1720 — 25.02.1797)
Страна

Российская империя

Подчинение

Адмиралтейский приказ, Адмиралтейств-коллегия.

Входит в

Военно-морской флот Российской империи

Функция

защита

Армейский флот[1][2][3][4], галерный флот, гребной флот — наименование составной части армии, позднее флота вооружённых сил России (военно-морского флота), формирований кораблей и судов, основным движителем которых была гребля вёслами, в отличие от корабельного (морского) флота, основным движителем которых были паруса.

Сохранение и использования наименования «Армейский флот» в русском флоте возможно способствовало комплектование экипажей (гребцов, артиллерийской прислуги) из армейских частей[3] и совместное применение (взаимодействие) с сухопутными (армейскими) войсками, в военных (боевых) действиях.

Словосочетание «Армейский флот» вышло из употребления в конце XVIII века[1].

Формирования армейского флота, но под другими наименованиями имелись и в вооружённых силах других государств (пример: Шхерный флот).





История

С первых дней существования гребных судов в России гребцами на них были сами воины (дружинники), а не рабы (пленники), как в других государствах. Набеги русичей на Византию и южные берега Русского моря производились уже в IX века на флотилиях парусно-гребных судов (лодок), поднимавших до 50[5] дружинников.

Войско (войска) на Руси, следовавшие водою, на судах именовались — Плавная рать (предтеча морской пехоты). В феврале 1656 года в Смоленском уезде, в верховьях Двины под руководством воеводы Семёна Змеева началась постройка кораблей (судов) плавной рати (позже, применили словосочетание — армейский флот) из 600 стругов для перевозки войска ВС Руси. К июлю 56-го строительство флота (флотилии) было в основном закончено. Струги имели длину от 8 до 17 саженей (16 — 35 метров) и могли свободно вмещать по 50 стрельцов, казаков или солдат со всем запасом. Прочие суда использовались для доставки продовольствия, эвакуации раненых и больных нижних чинов и перевозки полковой и осадной артиллерии[6].

Во время русско-шведской войны 1656—1658 годов, русское войско захватило форпосты шведов — крепости Даугавгрива и Кокенхаузен (переименован в Царевич-Дмитриев) на Западной Двине. Боярин А. Л. Ордин-Нащокин основал судостроительную верфь в Царевиче-Дмитриеве и начал строительство кораблей для плавания на Балтийском море.

Первые упоминания о массовом применении армейского флота встречаются с 1656 года, 30 июня гребная флотилия Русского войска участвовала во взятии Ниеншанца[7], русский воевода П. И. Потёмкин взял его штурмом, однако после войны и крепость, и окружающие территории остались за Швецией, а 22 июля этого же года разбила отряд шведских кораблей около острова Котлин и захватила 6-пушечную галеру. По окончании войны Россия и Швеция заключили Кардисский мирный договор в 1661 году, по результатам которого Россия возвратила Швеции все отвоёванные русские земли и была вынуждена уничтожить все корабли заложенные в Царевиче-Дмитриеве.

При создании регулярного флота вооружённых сил России Пётр Первый определил гребцами военнослужащих солдатских (пехотных) полков Русской Армии, от которых и пошло наименование Армейский флот, а не преступников и пленных как на флотах других государств, где галеры были синонимом каторги, то есть понятием высшего уголовного наказания. Нововведение Петра I значительно повысило боеспособность русского гребного флота, улучшив нравственный элемент личного состава флота[1]. Россия нуждалась в выходе, без посредников Турции, Польши или Швеции, к Европе, а для этого нужен был флот. При создании, к весне 1696 года, Азовского флота, а его основу составляли галеры шло и комплектование экипажей личным составом полков Русской армии, в том числе Преображенского и Семёновского, а также рекрутами-новобранцами. Боевое крещение Армейский флот получил под крепостью Азов, под общим руководством Ф. Лефорта флот блокировал подходы к Азову с моря, а армия под руководством А. С. Шейн, с суши. После интенсивного пушечного обстрела крепости, корабельной и сухопутной артиллерией, армия пошла на штурмом крепости, турецкий гарнизон принял решение капитулировать. К сожалению России, по Прутскому мирному договору, после неудачной войны с Турцией, флот пришлось ликвидировать. На Балтике первоначально, наиболее массовыми кораблями были галеры, способные эффективно действовать особенно в прибрежных (шхерных) районах земель, прилегающих к Ладоге и Неве. Строительство армейского флота на Балтике происходило в 1702—1704 годах на нескольких верфях находящихся на эстуариях рек Сясь, Луга и Олонка. Так при содействии гребной флотилии из 50-ти лодок, первой пала, после осады и штурма крепость Нотебург (Орешек), затем была взята Ниеншанц. В августе 1704 года русские армия и флот, продолжая возвращать русское побережье Балтики, штурмом овладели крепостью Нарва.

Летом 1705 года армейский (гребной) и корабельный (морского) флоты совместными оборонительными действиями отразили нападение на остров Котлин шведских захватчиков. Отряд кораблей (галер и бригантин) АФ, в мае 1708 года, прошел шхерами до города Борго и высадил десант, который оттеснив шведскик войска и сжег город. В мае 1710 года армейский флот содействовал формированиям русской армии при взятии Выборга. В последующие годы, для освобождения исконных русских земель, армейский флот способствовал продвижению русских войск вдоль северного берега Финского залива, благодаря качественно организованному взаимодействию в июле 1713 года был занят Гельсингфорс. 27 июля 1714 года армейский флот ВС России одержав Гангутскую викторию, овладел Аландскими островами, обеспечив формированиям русской армии занятие всей шведской провинции — Финляндии, что сделало возможным перенесение военных действий на территорию коренной Швеции. В сентябре — октябре 1714 года армейский флот высадил десант близ города Умео, поведя успешный рейд по тылам противника десант вернулся на корабли. В июле 1716 года около 40 галер армейского флота уже с 5 000 десантом сухопутных сил, под командованием Петра I, прибыли в Копенгаген для совместных действий с датскими войсками, для высадки десанта на южный берег Швеции. Высадка не состоялась из-за нерешительных действий союзников России того времени. Принуждение Швеции к миру было продолжено летом 1719 года и весной 1720 года, с участием армейского флота на берега Швеции были высажены несколько десантов. 27 июля 1720 года армейский балтийский флот одержал блистательную Гренгамскую викторию, при этом пленив 4 фрегата шведского флота. Наконец совместные действия сухопутных и морских сил достигли своей цели, весной и летом 1721 года, высадив десанты на побережье Швеции, гребной флот способствовал заключению Ништадтского договора в том же году.

Армейский флот к 1745 году имел в своём составе 396 кораблей, из них 253 галеры и скампавеи и 143 бригантины.

Предназначение

  • совместные действия (взаимодействие) с полками (армией) в шхерных и прибрежных районах боевых и военных действий;
  • транспортировка десантов;
  • снабжение передовых отрядов;

Состав

В состав армейского флота входили галеры, струги, скампавеи, бригантины, дубель-шлюпки, прамы и другие гребные суда.

Командующие

См. также

Напишите отзыв о статье "Армейский флот"

Примечания

  1. 1 2 3 Военная энциклопедия, под редакцией К. Величко, В. Новицкого, А. Фон-Шварца и других, СПб., 1911—1914 годов;
  2. К. И. Самойлов, Морской словарь. — М.-Л.: Государственное Военно-морское издательство НКВМФ Союза ССР, 1941 год
  3. 1 2 Военный энциклопедический словарь (ВЭС), М., ВИ, 1984 год, 863 стр. с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.)
  4. Толковый военно-морской словарь, 2010 год
  5. К. И. Самойлов, «Морской словарь.» — М.-Л.: Государственное Военно-морское издательство НКВМФ Союза ССР, 1941 год
  6. Курбатов А. А., Курбатов О. А. Инженерно-артиллерийское обеспечение Смоленского и Рижского государевых походов 1654—1656 годав // Военно-исторический журнал. — № 8, 2008. — ISSN 0321-0626.
  7. [www.rusnavy.ru/d01/010.htm Морской бой у острова Котлин.]

Литература

  • Реляция «Генеральное известие воинским действам Его Царского Величества Всероссийского галерного флота настоящия компании 1719».
  • «Военная энциклопедия», под редакцией К. Величко, В. Новицкого, А. Фон-Шварца и других, СПб., 1911—1914 годов;
  • К. И. Самойлов, «Морской словарь.» — М.-Л.: Государственное Военно-морское издательство НКВМФ Союза ССР, 1941 год;
  • [военная-энциклопедия.рф/советская-военная-энциклопедия/А/Армейский-флот Армейский флот] // А — Бюро военных комиссаров / [под общ. ред. А. А. Гречко]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1976. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 1).</span>;
  • «Военный энциклопедический словарь» (ВЭС), М., ВИ, 1984 год, 863 стр. с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.);
  • «Толковый военно-морской словарь», 2010 год;
  • «Военная энциклопедия.». 2014 год.

Ссылки

  • [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%92%D0%BE%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F%20%D1%8D%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%BA%D0%BB%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F/%D0%90%D1%80%D0%BC%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D1%84%D0%BB%D0%BE%D1%82/ «Армейский флот» в Военной энциклопедии, 1911—1914 годов.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2867 дней))
  • [www.rusnavy.ru/d01/010.htm Морской бой у острова Котлин]. rusnavy.ru. Проверено 6 октября 2012. [www.webcitation.org/6CrTjIxmE Архивировано из первоисточника 12 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Армейский флот

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.