Армитидж, Роберт Персиваль

сэр Роберт Персиваль Армитижд англ. Robert Perceval Armitage
Губернатор Кипра
1954 — 25 сентября 1955
Предшественник:	Эндрю Бакворт Райт
Преемник:	Джон Хардинг
Губернатор Ньясаленда
10 апреля 1956 — 10 апреля 1961
Предшественник:	Джеффри Колби
Преемник:	Глин Джонс
Рождение:	21 декабря 1906(1906-12-21) Мадрас (Индия)
Смерть:	7 июля 1990(1990-07-07) (83 года) Эймзбери (Великобритания)
Отец:	Фрэнк Армитидж
Мать:	Мюриэл Армитидж
Супруга:	Глэдис Лиона Мейлер
Дети:	Роберт Джереми Армитидж Ричард Хью Лион Армитидж

Сэр Ро́берт Пе́рсиваль А́рмитижд (англ. Robert Persival Armitage; 21 декабря 1906 — 7 июля 1990) — британский колониальный чиновник; занимал руководящие должности в Кении и на Золотом береге, губернатор Кипра, Ньясаленда в период обретения бывшими британскими колониями независимости.

Ранние годы

Роберт Армитидж родился 21 декабря 1906 году в Мадрасе (Британская Индия). Он был первым ребенком в семье Фрэнка и Мюриэл Армитаж. Его отец служил комиссаром полиции Мадраса. В десятилетнем возрасте родители отправили Роберта в Англию, для учебы в школе Хайфилд (Лифук, графство Хэмпшир), где он в год выпуска стал капитаном команды по крикету. В 1920—1925 годах Армитидж получал образование в Уинчестер-колледже. После окончания учебы он был направлен на должность чиновника в Кению. 18 февраля 1930 года в Кафедральном соборе Найроби (Кения) Армитидж обвенчался с Глэдис Лионой Мейлер (род. 2 мая 1906 года. В браке у них родились два сына — Роберт Джереми (род. 16 июня 1932 года, Пул, графство Дорсет) и Ричард Нью Лион (род. 30 мая 1937 года, Кэнфорд Слиффс, графство Дорсет).

Золотой Берег

В июле 1948 года Армитидж был назначен финансовым секретарем британской колонии Золотой берег. В 1949 году занял пост главы комитета по созданию местного Национального банка, а в 1950 году — министра финансов Золотого берега.

В конце 1950 года колониальное правительство предложило увеличить экспортные пошлины на какао. Мировые цены на него росли, и правительство рассчитывало, что плантаторы будет тратить дополнительную увеличить прибыль на предметы роскоши, а деньги с их продажи будут пополнять казну. Армитидж был готов столкнуться с противодействием со стороны производителей какао, но рассчитывал за пять лет роста мировых цен решить экономические проблемы Золотого берега. Армитидж предложил назначить первоклассного эксперта для управления экономикой на этот период. Он заявил, что страна «стремительно рвётся из ограниченного мировой войной пространства экономики, и поэтому проводником реформ должен быть кто-то, кто имеет опыт финансово-экономических преобразований, по крайней мере, в других частях Африки и, возможно, в других частях света».

В своём докладе о бюджете в 1953 году Армитидж объяснил взятый им курс: «…сырьё, произведённое на Золотом береге, в основном какао, принесло большую прибыль, и правительство… повышает налогов отчасти в попытке уменьшить количество денег и тем самым сдержать инфляцию… и отчасти для создания резервов». Армитидж не предполагал, что незадолго до этого предложенный проект строительства плотины Акосомбо на реке Вольте потребует серьёзных средств, что нивелировало полученную от продажи урожая какао прибыль.

Золотой Берег получил независимость в 1957 году как Гана.

Кипр

В 1954—1955 годах Армитидж занимал пост губернатора Кипра. К моменту его назначения на Кипре усиливалась агитация греков-киприотов в пользу enosis — объединения Кипра с Грецией, чему противились турки-киприоты. Греческое правительство поощряло эти настроения, однако британцы не желали терять Кипр — ценный плацдарм в восточном Средиземноморье. Мало кто из греков-киприотов был готов идти на компромисс. В сентябре 1954 года Армитидж заявил, что сторонники объединения с Грецией не имеют «ни организации, ни партии, ни средств, ни агентов, и они не способны победить».

1 апреля 1955 года на Армитиджа было совершено покушение. Одновременно бомбы взорвались в нескольких населённых пунктах острова — Национальная организация освобождения Кипра (ЭОКА) во главе с полковником Георгиосом Гривасом начала открытую борьбу за самоопределение Кипра. Армитидж попросил разрешения объявить чрезвычайное положение в июле 1955 года, однако Лондон не дал согласия на это. В течение нескольких месяцев Армитидж пытался найти способ изгнать из страны архиепископа Макариоса III и епископа Кирении, публично поддержавших объединение с Грецией. Действовавшие законы не давали возможность это сделать. Чрезвычайное положение было в конечном счете объявлено, что позволило депортировать Макариоса III на Сейшельские острова без объяснения причин. Однако к тому времени Армитидж уже был заменён на посту губернатора на Джона Хардинга, прибывшего на остров в сентябре 1955 года.

Губернатор Ньясаленда

Восстание и режим чрезвычайного положения

Армитаж был переведён в Ньясаленд, куда прибыл 9 апреля 1956 года и принял дела у своего предшественника Джеффри Колби. Ньясаленд с 1953 года входил в Федерацию Родезии и Ньясаленда — британский протекторат, возглавляемый генерал-губернатором лордом Ллевелином. Главной проблемой, с которой пришлось столкнуться Армитажу, была непопулярность новообразованного государства среди коренного населения. Родезия была более экономически развита, чем Ньясаленд, и среди её населения было значительно больше европейских эмигрантов.

Армитидж сопротивлялся предложениям предоставить Федерации независимость. Он заявил, что слишком быстрое движение к статусу доминиона может «стимулировать агрессию Африканских оппозиционеров, которые в лучшем случае дискредитируют Федерацию». В сентябре 1957 года он встретился с делегацией Африканского конгресса Ньясаленда (АКН) во главе с его президентом Тамаром Томасом Банда, который потребовал государственных реформ, в том числе создания избираемого законодательного собрания с преобладанием в нём африканцев, а не европейцев. Армитидж также встретился с представителями Прогрессивной партии Чарльза Матинги, которые были сторонниками более умеренных реформ: «Иными словами, они хотели, чтобы доброжелательные африканцы и европейцы сотрудничали с дружественными чиновниками Но, разумеется, политики не могли этого обеспечить».

Некоторые молодые члены АКН сомневались в авторитете Тамара Банда, которые они также обвинили в коррупции и потребовали заменить пребывавшим в Гане доктором Хастингсом Банда (однофамилец). Доктор Банда заявил, что он готов вернуться только в качестве председателя АКН. Конгресс дал согласие, Тамар Банда был свергнут, и доктор Банда прибыл в Ньясаленд в июле 1958 года. Банда и Конгресс начали кампанию за немедленные конституционные реформы и в конечном итоге независимость Ньясаленда. Свои требования АКН собирался подкрепить призывами к неповиновению правительству Федерации.

В январе 1959 года Банда представил Армитиджу предложения Конгресса по конституционной реформе. Они предполагали обеспечение африканского большинства в Законодательном совете и по меньшей мере паритета с неафриканцами в составе Исполнительного совета. Армитидж отверг эти предложения, что привело к призывам Конгресса к населению с требованием усиления сопротивления правительству. 18 февраля 1959 года вооружённая толпа напала на город Форт-Хилл (Читипа). В ответ на призывы Конгресса к беспорядкам Армитидж, не желая идти на уступки, стал готовить массовые аресты. Он договорился с руководством Южной Родезии и губернатором Северной Родезии Артуром Бенсоном о вводе в Ньясаленд федеральных войск.

21 февраля 1959 года Королевский Родезийский полк был переброшен в Ньясаленд, в те же дни полиция и войска в нескольких городах открывали огонь по бунтовщикам. При принятии решения о подготовке арестов членов АКН Армитаж ссылался на сообщения неизвестного информатора о том, что лидеры Конгресса на одном из заседании призвали к началу массовых убийств европейцев и азиатов. Доказательств существования подобного плана не существует, тем более что правительство Ньясаленда продолжало вести переговоры с АКН до конца февраля 1959 года.

3 марта 1959 года Армитидж как губернатор Ньясаленда объявил в стране чрезвычайное положение и арестовал доктора Банда, членов исполнительного комитета АКН, а также более ста его членов. Конгресс был запрещён на следующий день. Аресты проводились без суда, а общее число задержанных в итоге превысило 1300 человек. Более 2000 человек были заключены в тюрьму за преступления, совершённые в условиях чрезвычайного положения, в том числе массовые беспорядки. Официальной целью этих мер была необходимость наведения порядка в стране, подрываемого деятельностью Конгресса.

Отчёты Девлина и Армитажа

В ходе дебатов в Палате общин 3 марта 1959 года Алан Леннокс-Бойд , 1-й виконт Бойд Мертон, министр колоний, заявил, что по имевшейся информации Конгресс планировал массовые убийства европейцев, азиатов и умеренных африканцев: «…на самом деле резня была запланирована».

Однако премьер-министр Гарольд Макмиллан решил создать комиссию по расследованию во главе с лордом Патриком Девлином, разоблачившую недостатки работы администрации Ньясаленда и пришедшую к выводу, что своими неумелыми действиями она сама утратила поддержку населения. Отчёт Комиссия Девлина является единственным примером внутреннего расследования уместности действий колониальной администрации при подавлении инакомыслия. Выводы Девлина о чрезмерности применения силы в Ньясаленде и о том, что Ньясаленд был «полицейским государством» вызвали бурю негодования. Его доклад был отвергнут, и чрезвычайное положение продолжалось до июня 1960 года. Гарольд Макмиллан не только отклонил отчёт Девлина, составленный по его же собственному распоряжению, но и дал указание Армитиджу подготовить противоположный по смыслу отчёт, опубликованный одновременно с докладом Девлина. Армитидж вскоре присоединился к рабочей группе в Лондоне, созданной для опровержения данных Девлина.

Отъезд из Ньясаленда

Африканский конгресс Ньясаленда, запрещённый в 1958 году, был вновь сформирован как «Партия конгресс Малави» в 1959 году. Задержание доктора Банда стало политическим вопросом в преддверии всеобщих выборов 1959 года в Великобритании, по результатам которых консерваторы удержали власть. Под давлением прессы правительство решило освободить Банда в марте 1960 года.

Армитидж отправил Банда в тюрьму, не понимая, что он был единственным африканским политиком, способным вести конструктивные переговоры с британской администрацией. Вывод Девлина о том, что не было никакого призыва убивать европейцев со стороны Конгресса и что Банда не был вовлечён в пропаганду насилия, открыл путь британскому правительству к переговорам с лидером АКН. Сменивший Леннокса-Бойда на посту министра колоний Иан Маклеод обратился к Девлину за советом. Одновременно Армитидж был дискредитирован и стал восприниматься новым министром как препятствие к урегулированию ситуации в Ньясаленде. Маклеод посоветовал Армитиджу уйти в отпуск до выхода на пенсию в августе 1960 года. Исполняющим обязанности губернатора Ньясаленда стал Глин Смолвуд Джонс. Не возвращаясь в Ньясаленд, Армитидж ушёл в отставку в апреле 1961 года.

Смерть

Сэр Роберт Армитидж умер в Эймзбери (графство Уилтшир) 7 июня 1990 года в возрасте 83 лет. Похоронен в Бридшоу (графство Херефордшир).

См. также

• Ньясаленд
• Малави
• История Кипра

Примечания

Ссылки

• [books.google.ca/books?id=cBWydKbtRq0C&pg=PA44 L'ère des décolonisations: Colloque Décolonisations comparées, Aix-en-Provence, 29 septembre-3 octobre 1993]. — KARTHALA Editions, 1995.
• [www.airgale.com.au/hungerford/d16.htm The Descendants of Sir Walter HUNGERFORD, 1st Lord born 1378.]. Airgale Pty. Limited. Проверено 13 марта 2011.
• Baker Colin A. [books.google.ca/books?id=zUqxodk4nqkC&pg=PA233 State of emergency: crisis in Central Africa, Nyasaland 1959-1960]. — I.B.Tauris, 1997.
• Baker Colin A. [books.google.ca/books?id=JxDg5VkDWtAC&printsec=frontcover Retreat from Empire: Sir Robert Armitage in Africa and Cyprus]. — I.B.Tauris, 1998.
• Baker Colin. [books.google.ca/books?id=Kjxg8U_Sc5gC&pg=PA90 Sir Glyn Jones: a proconsul in Africa]. — I.B.Tauris, 2000.
• Baker, Colin (2007). «The Mechanics of Rebuttal: The British and Nyasaland Governments' Response to The Devlin Report, 1959». The Society of Malawi Journal 60 (2).
• Bonner David. [books.google.ca/books?id=p-hf0czydnMC&pg=PA171 Executive measures, terrorism and national security: have the rules of the game changed?]. — Ashgate Publishing, Ltd., 2007.
• Carlsson Jerker. [books.google.ca/books?id=CO4Lp1a-uVoC&pg=PA56 Recession in Africa: background papers to the seminar Africa-which way out of the recession? : Uppsala, September 1982]. — Nordic Africa Institute, 1983.
• [books.google.ca/books?id=omtYpMn1S6AC&pg=PA104 Managing the business of empire: essays in honour of David Fieldhouse]. — Routledge, 1998.
• McCracken John. A History of Malawi, 1859–1966. — Woodbridge, James Currey, 2012.
• Mallinson William. [books.google.com/books?id=HEjkuhF2GsMC&&pg=PA20 Cyprus: a modern history]. — I.B.Tauris, 2005.
• Murphy Philip. [books.google.ca/books?id=5Z4GtzM1J2oC&pg=PA177 Central Africa: Crisis and dissolution, 1959-1965]. — The Stationery Office, 2005.
• Murphy Philip. [books.google.ca/books?id=_8gSIo3bpv4C&pg=PR64 Closer association: 1945 - 1958, Volume 9]. — The Stationery Office, 2005b.
• Parkinson Charles. Bills of Rights and Decolonization, The Emergence of Domestic Human Rights Instruments in Britain's Overseas Territories. — Oxford University Press, 2007. — P. 36.
• Pike John G. Malawi: A Political and Economic History. — London: Pall Mall Press, 1969.
• Rotberg Robert I. The Rise of Nationalism in Central Africa : The Making of Malawi and Zambia, 1873–1964. — Cambridge (Mass): Harvard University Press, 1965.
• Tignor Robert L. [books.google.ca/books?id=SbXLpTpInREC&pg=PA119 W. Arthur Lewis and the birth of development economics]. — Princeton University Press, 2006.
• Springhall John. [books.google.ca/books?id=NFDj0uuYBE8C&pg=PA97 Decolonization since 1945: the collapse of European overseas empires]. — Palgrave Macmillan, 2001.
• [books.google.ca/books?id=aCA4AAAAIAAJ&pg=PA110 Volume 2 of Readings in the Applied Economics of Africa]. — Cambridge University Press, 1967.
• Wood J.R.T. [books.google.ca/books?id=yqC5R8CpAA4C&pg=PA16 So far and no further!: Rhodesia's bid for independence during the retreat from empire 1959-1965]. — Trafford Publishing, 2005.

Литература

• Baker Colin A. [books.google.ca/books?id=JxDg5VkDWtAC&printsec=frontcover Retreat from Empire: Sir Robert Armitage in Africa and Cyprus]. — I.B.Tauris, 1998.

Отрывок, характеризующий Армитидж, Роберт Персиваль

«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.