Армяне в Москве

Армяне в Москве являются одной из крупных национальных общин. История московских армян насчитывает более восьми столетий.

История

Армяне задолго до рождества Христова создали великую державу, но в результате многочисленных социальных потрясений потеряли государственность и разошлись по всему свету. Первыми армянскими поселенцами в Москве оказались армянские купцы. Во всяком случае в московских летописях конца XIV века упоминается торговый «армянский ряд».

Первое свидетельство о проживании армян в Москве относится к XIV веку:

Загорелся посад за городом от Авраама, некоего армянина... Летопись 1390-го года

.

Выражение «посад за городом» указывает скорее всего на территорию Китай-города, а не на позднейший «Белый город», где имеется известный Армянский переулок, получивший такое название, впрочем, только с XIX века.

В торговых делах армянские купцы проявляли большую деятельность. При их посредстве поддерживалась транзитная торговля по Волге, в которую были втянуты Золотая Орда, Закавказье и Персия. Главным торговым путём для армян, естественно, была Волга. В 1368 году новгородские укшуйники перебили в Нижнем Новгороде бесермен и армен и товар их безчислено весь пограбиша Торговые дороги армянских купцов вели к Москве как центральному торговому месту в северо-восточной Руси

Рядовые русские люди не чувствовали больших различий между православием и армянской церковной традиции, охотно общались и пировали с армянами, допускали их в свои церкви, дружили и вступали с ними в браки. Яркий тому пример во время избрания в чин и поставления в епископы включать обязательство ни оставити в всем своем пределе ни единого же от нашей православныя веры ко арменом свадьбы творити, и кумовьства и братьства.

В XVII веке к царю Алексею Михайловичу приехал армянский купец из Исфагана Захарий Саргадов, который от торговой Армянской компании поднес царю в дар роскошный трон работы Богдана Салтанова, украшенный драгоценными камнями. Позже в Москву переехал и сам Салтанов: сохранились росписи армянского художника в храмах древнего Кремля. В Москве у Салтанова были ученики среди русских иконописцев.

О деятельности армян в Москве имеется большое количество источников, согласно которым, основная масса которых купцы, ремесленники, оружейники, ювелиры, строители, врачи, военные, дьяки, переводчики-толмачи, и даже придворные живописцы. Часть армян оставалась в Москве навсегда, другая уезжала обратно, или переселялась в другие города и страны региона. В результате, оставшиеся армяне образовали к началу XVIII века немногочисленную армянскую общину.

В селе Воскресенском (ныне Большая Грузинская улица) раньше жили армяне, и в 1716—1719 годах здесь была построена первая армянская церковь. Небольшое здание её в классическом стиле снесено лишь в советское время.

Армянская диаспора сильно увеличилась во время переезда грузинского царя Вахтанга VI в 1720-х годах в Москву. Как и любой царь, он имел при себе свиту, и Вахтанг не оказался исключением. Но его свита состояла не только из грузин, но и из большого количества армян, которые также переехали с ним в Москву. Таким образом, к середине XVIII века в Москве образовалась влиятельная армянская диаспора, состоявшая в основном из выходцев из нахичеванского города Джуга (современная Джульфа). Основными крупными и влиятельными армянскими родами Москвы были:

• Айвазовы (Айвазяны)
• Шериманы (Шахриманяны);
• Лазаревы (Егиазаряны);
• Деляновы (Делакьяны);
• Сумбатовы (Смбатяны);
• Арапетовы (Айрапетяны);
• Мирзахановы (Мирхазаняны);
• Хастатовы (Астатяны);
• Калустовы (Галустяны) и др.

Эти рода стали наиболее влиятельной частью московской армянской диаспоры и сыграли большую роль в становлении братских русско-армянских отношений. Согласно данным переписи населения 1871 года, армянская община Москвы насчитывала более 600 человек. Однако, несмотря на свою немногочисленность, тогдашняя московская диаспора имели три армянские церкви: Крестовоздвженская (с арм. — «Сурб Хач»), Святого Воскресения (с арм. — «Сурб Арутюн») и Успения Пресвятой Богородицы (с арм. — «Сурб Мариам Аствацацин»), Армянское господ Лазаревых училище (сегодня Лазаревский институт восточных языков) и Касперовский приют для бедных армян.

Строения Армянского переулка сохранились во время страшного пожара 1812 года во многом благодаря слаженным действиям формирующейся армянской диаспоры, так, в книге о Фёдоре Тютчеве, а судьба поэта была неразрывно связана с Армянским переулком и его обитателями, литературный критик Вадим Кожинов, ссылаясь на «Материалы для истории Лазаревского института», пишет о том, что «некоторые пребывающие в Москве армяне» имели возможность предстать перед оккупантами в качестве иноземцев, оберегающих своё особенное достояние", цитируя «усердие и бдительность некоторых пребывающих в Москве тогда армян и ещё соседей (по-видимому, и тютчевских людей, остававшихся в доме. — В. К.) отвратили бедствия пожара, и тем единственно спасена была эта часть древней столицы».

В конце XIX — начале XX веков было создано несколько армянских общин, землячеств, благотворительных обществ и культурно-просветительских.

В разные периоды времени в XIX веке в Москве выходило более 10 армянских периодических изданий различной тематики.

XX—XXI век

С конца XIX века была сильная волна армянской эмиграции в Москву, пик которого пришёлся на 1920—1930-е года и продолжался весь период советской власти. В конце 1980-х пришёл новый поток переселенцев из бывших советских республик, а с конца 1990-х появились многочисленные экономические мигранты. Согласно данным переписи 1989 года, численность московских армян составляла 44 тыс. человек. Согласно официальным данным на 2010 год численность армян составляет 106 тыс. человек, уступая только русским, украинцам и татарам.

Имеются исторические хроники повествующие о армянской московской диаспоре — это работы таких учёных как А. Амирханян, Ж. Ананян, А. Аршаруни, А. Базиянц, В Восканян, Г. Тер-Габриэлян, Л. Хачикян и др. Огромное количество документов на данную тематику дошло до наших дней, например, «Собрание актов, относящихся к обозрению истории армянского народа», «Сношения Петра Великого с армянским народом», «Армяно-русские отношения» и др.

А вот работ, касающихся истории самих семей, в частности дворянских, существует существенно меньше. До российской революции в различных генеалогических сборниках были опубликованы родословные некоторых армянских московских семей. Из таких книг стоит выделить книгу Мсура Мсерьянца «История рода и деятельности благородной фамилии Лазарян». В советское время подробно изучалась история семьи Лазаревых (Егиазарянов) и родственных им семейств, которые сыграли большую роль в становлении русско-армянских отношений. В частности, по этим углублённо занимался Ашот Базинянц. Родословными своих семей интересовались также потомки московских армян, однако материалы их исследований, в большинстве случаев, не публиковались.

Культура

Несмотря на то, что московские армяне находятся вдалеке от своей исторической родины, они не теряют культурных связей с ней. В Москве с успехом ведет свою деятельность единственный в мире Художественный Театр имени С. Параджанова. Руководителем театра является Владимир Рубенович Габбе.

Образование

В Москве действует несколько армянских школ. Открытие армянских образовательных заведений в Москве имеет большое духовное и морально-политическое значение для армян Москвы. Создание таких армяно-российских школ способствует укрепление многовековых братских отношений между Россией и Арменией. Армянские дети смогут приобщиться к тысячелетним национальным традициям и обычаям

Школа № 2042

Средняя общеобразовательная школа № 2042 с углублённым изучением восточных языков (армянский, арабский, персидский) (создана на базе средней общеобразовательной армянской школы № 1110) находится в Юго-Западном округе Москвы. Директором является Седа Галоян. Школа имеет государственный статус. Обучение в школе проводится на базе государственной программы в соответствии с московским региональным базисным учебным планом национальной школы. В дополнение к базовому курсу изучаются армянский язык, культура, литература и история Армении. При школе также действуют различные кружки и секции.

Школа № 1650

Средняя общеобразовательная армянская школа № 1650 была образована в 1990-х годах. Директором школы является Офелия Аракелян. В школе изучаются такие предметы, как культурология, этнология, россиеведение, этика и этикет народов мира. В школе функционирует компьютерный класс. Учащие, приехавшие из ближнего или дальнего зарубежья, которые не владеют русским языком, могут изучать его в рамках программ «Русский как иностранный» или «Русский как неродной».

«Возрождение»

Воскресная школа «Возрождение» («Верацнунд») является старейшей армянской школой в Москве.

Армянская топонимика города

Как было сказано выше, армяне появились в Москве в XIV веке и по указу Ивана Грозного селились в районах Белого города, Никольско-Столпового переулка. И в XVIII веке этот переулок, где уже была построена армянская церковь, был переименован в Армянский переулок. Это было первое армянское название переулка в Москве.

Также в Москве есть Армавирская улица, названная в честь города Армавира в Краснодарском крае, который в свою очередь название получил от одной из великих армянских столиц — города Армавира (IV—III века до н. э.).

В Москве есть также улицы, названные в честь известных армян. В 1922 году Малая Серпуховская улица была переименована в честь Люсик Лисинян (Лисиновой), которая была студенткой Московского Коммерческого училища, одним из организаторов революционной молодежи, погибшей 1 ноября 1917 года в бою на Остоженке. Улица была названа Люсиновской улицей. К Люсиновской улице примыкают 1-й и 3-й Люсиновские переулки. В 1930-х годах улица, близ станции «Преображенская площадь», была названа в честь армянского революционера, работавшего в органах ВЧК Армении Георгия Атарбекова — улица Атарбекова. Неподалёку от Мневников есть площадь Маршала Бабаджаняна, названная в честь Главного маршала бронетанковых войск Бабаджаняна. В последнее время в районе Отрадного появилась улица Хачатуряна, великого армянского композитора, который большую часть жизни прожил в Москве. В Черёмушках также есть улица Айвазовского, которая носит имя армянского деятеля культуры, художника-мариниста Ивана Айвазовского (Ованес Айвазян), который создал художественную историю российского флота.

На юго-западе Москвы находится улица Коштоянца, названная в честь известного ученого, видного физиолога, много лет возглавлявшего Институт Естествознания Ан СССР Хачатура Коштоянца. В названии одной из бывших Песчаных улиц — улицы Алабяна — была увековечена память армянского архитектора Каро Алабяна, который является автором оригинального проекта здания Центрального театра Армии в форме звезды, павильона СССР на всемирной выставке в Нью-Йорке, павильона Армении на ВДНХ, возглавил коллектив, разрабатывавший проект восстановления Сталинграда. В 1956 году армянское название получили сразу две улицы Москвы: Ереванская и Севанская. Через 13 лет, в 1969 году площадь Туманяна между Дмитровским шоссе и Селигерской улицей была названа в честь армянского поэта Ованеса Туманяна. На Севере Москвы есть район Лианозово, названый по фамилии армянских купцов и предпринимателей Лианозовых, владевших здешними земельными участками до революции.

Список армянских топонимов в Москве:

1. улица Айвазовского
2. Улица Алабяна
3. Армянский переулок
4. Армавирская улица
5. Улица Атарбекова
6. Ереванская улица
7. Улица Коштоянца
8. Район Лианозово
9. Люсиновская улица
10. Первый Люсиновский переулок
11. Третий Люсиновский переулок
12. Площадь Маршала Бабаджаняна
13. Севанская улица
14. Площадь Туманяна
15. Улица Хачатуряна
16. Улица Авиаконструктора Микояна

См. также

• Армянское кладбище Москвы
• Армянский храмовый комплекс (Москва)

Фотогалерея

• Армянская Церковь Святого Воскресения.JPG
• Moscow, embassy of Armenia (2).jpg

Литература

• Ю. В. Арутюнян. [mail.kgau.ru/distance/resources/sociology/bib/2001_7-12/Arutiunian.doc Армяне в Москве (по результатам сравнительного исследования)]. — Социологические исследования. — 2001. — С. 3-16. — 174 с.
• Ю. В. Арутюнян. Армяне-москвичи. Социальный портрет по материалам этносоциологического исследования. — Советская этнография. — 1991. - N 2. — С. 3-16. — 174 с.

Ссылки

• [www.vmdaily.ru/article.php?aid=53598 Московские армяне]
• [armenhist.ru/tegs/926-zdaniyami/ АРМЯНСКАЯ ДИАСПОРА В РОССИИ]
• [www.mosarmteatr.ru/ Московский армянский театр]
• [archive.is/20131129115548/ng.ru/history/2004-11-03/5_armenia.html От Арарата до Армянского переулка]
• [www.linguanet.ru/collaboration/uis/armenia/ Московский центр армянского языка и культуры]
• [www.religare.ru/2_11554.html religare.ru]
• [www.veratsnund.ru Московская армянская воскресная школа «Верацнунд»]

Отрывок, характеризующий Армяне в Москве

– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.