Армяно-грузинская война

Армяно-грузинская война
Дата	5—31 декабря 1918
Место	Закавказье
Причина	Вывод германских войск с территории Грузии
Итог	Договор
Изменения	Ахалкалакский район сохраняется за Грузией. В Лори формируется нейтральная зона. Южная часть Борчалы переходит к Армении
Противники
Грузия Армения
Командующие
Мазниашвили, Георгий Иванович Канаян, Драстамат Мартиросович (Дро)
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Армяно-грузинская война — вооружённый конфликт за приграничные районы между Республикой Армения и Демократической Республикой Грузия в 1918 году.

Этнический состав населения спорных территорий

Согласно результатам всероссийской переписи 1897 года, на юге уезда, в Лорийском участке армяне составляли абсолютное большинство населения. Только на западе участка компактно проживали русские молокане, а в районе Алаверди – греки.

Северная же часть Борчалинского уезда была этнически более пёстрой: армяне составляли несколько менее трети населения, при этом являясь наиболее многочисленной этнической группой, помимо, там проживало много азербайджанцев, а также значительное число немцев и грузин.

Предконфликтное состояние сторон и причины

В ночь на 26 мая 1918 года турецкая делегация в городе Батум предъявляет ультиматум о ликвидации Закавказской Демократической Федеративной Республики. Грузинская фракция Закавказского сейма, поддавшись давлению, выходит из ЗДФР, национальный совет Грузии провозглашает создание Грузинской Демократической Республики (ГДР), в тот же день в Тифлисе Армянский национальный совет провозгласил создание Демократической республики Армения (ДРА). После распада ЗДФР, территориальные вопросы между Азербайджаном, Арменией и Грузией не были урегулированы, что было источникам острых межгосударственных противоречий.

4 июня 1918 Турция подписала с ДРА и ГДР договоры «о мире и дружбе», по которым к Турции, кроме Карской, Ардаганской и Батумской областей, отходили: от Грузии Ахалкалакский уезд и часть Ахалцихского уезда; от Армении Сурмалинский уезд и части Александропольского, Шарурского, Эчмиадзинского и Эриванского уездов. Турецкие войска получили право беспрепятственных железнодорожных перевозок.

Той же весной Турция двинула войска и без особых усилий оккупировала большую часть Грузии. В нескольких сражениях турецкие войска были разбиты и отброшены. После чего из глубины фронта подходили свежие части.

Грузия и Армения попросили о помощи Германии: союзника Турции, но христианской страны. Немцы велели союзной Турции признать независимые государства. Летом 1918 года Германия оккупировала Грузию с её согласия, а Турция оккупировала большую часть Армении. Германия ввела свои войска в Грузию, что было актом оккупации — но вместе с тем и спасением от оккупации гораздо более страшной. В Армении немецкой оккупации же не было.

Грузия стала союзником Германии, а Армения – пострадавшей стороной, в будущем союзной Англии.

Германские войска разместились в Грузии, при этом грузинско-армянской границей они сочли бывшую южную границу Тифлисской губернии. Грузия не возражала, Турции было все равно, возражала Армения. К осени 1918 года Германия и Турция проиграли войну и вывели войска с Закавказья, ДРА и ГДР вступили в физическое соприкосновение, и перед ними встала необходимость решить вопрос территориального размежевания. Отсутствовало согласие по поводу будущей принадлежности спорных территории: двух уездов Тифлисской губернии – Ахалкалакского и Борчалинского.

В декабре 1918 немцы ушли, но в Закавказье вошли английские части и оставались до июля 1920. Только присутствие англичан мешало Турции двинуться на Восток, британцы фактически стали посредниками и миротворцами.

Армения

В 1919 году в Баку Армянским национальным Советом был издан специальный сборник документов. В нём, в частности, проводится следующая справка:

«В первой половине июня 1918 года председатели грузинского правительства и Грузинского национального совета в Тифлисе - Ной Рамишвили и Ной Жордания - посетили Армянский национальный совет и заявили Аветису Агароняну, Рубену Качазнуни и Александру Хатисову, что «надлежит разделить по этническому признаку Борчалинский уезд», и просили прислать для размежевания представителей. На следующий день Армянский национальный совет прислал своих представителей Х. Карчикяна, Г. Хатисова и Г. Корганова, которым Ираклий Церетели от имени Грузинского национального совета заявил, что в состав Грузии должны войти целиком Ахалкалакский, Казахский и Борчалинский уезды и Бамбакский участок Александропольского уезда, и что такие границы необходимы для жизненных интересов как Грузии, так и армянского народа, ибо армяне, после Батумского соглашения, не могут составить сколь-либо жизнеспособного государства и им выгоднее усилить Грузию, чтобы было на Кавказе сильное христианское государство, которое при поддержке немцев будет защищать и себя и армян. Но через несколько дней грузинское правительство односторонне, не договариваясь и даже не предупредив армянское правительство, объявило границы Грузии, включив в неё все спорные с армянами области и тем самым бросив вызов армянскому правительству».

Кроме того, армянская сторона предложила провести границу по перевалу Цхрацкаро (Цхра-Цкаро). Грузия угнала весь подвижной состав железной дороги, блокировала любой подвоз продовольствия с севера и заявила, что Армения — государство нежизнеспособное. В Армении из-за блокады, единственный транспортный коридор Армении в Россию — железная дорога, проходившая через подконтрольный независимой Грузии Батуми, начался голод. Эта транспортная артерия была жизненно важна для Армении, получавшей до 1918 года треть всего продовольствия из России. Армения, по словам Ричарда Ованесяна, в 1918—1919 годах «стала страной смерти».

Грузия

В то же время официальный Тифлис стоял на незыблемости южных границ Тифлисской губернии как новых государственных рубежей Грузии, правительство Армении утверждало, что границы бывших имперских губерний не следует принимать во внимание, как не соответствующие ни этническим, ни историческим границам.

Армянская сторона также напоминала грузинской о том, что еще в 1917 году в ходе Закавказской Земской Конференции в Петрограде грузинские социалисты, возглавившие год спустя правительство независимой Грузии, обещали руководству армянских националистических партий пересмотреть ряд административных границ в соответствии с этническим принципом На основании этого обещания правительство ДРА требовало от ГДР отказаться от ряда пограничных территорий, на которых армянское население составляли большинство. Однако согласно утверждению официального Тифлиса в 1919 году, указанные армянской стороной договорённости не являлись собственно договорённостями, а скорее – лишь проявлением конструктивной инициативы, которая касалась размежевания в пределах единого федеративного государства (реформированной Российской Империи) исключительно для удобства хозяйственно-экономической деятельности и администрирования. Подобные заявления – утверждали представители грузинского правительства, – были сделаны задолго до провозглашения государственной независимости Армении и Грузии и не могут быть приемлемы при определении государственных границ.

Военные действия

В декабре 1918 года немецкие войска ушли из Закавказья, а на их место вошли английские части, которые оставались в регионе до июля 1920 года. 9 декабря 1918 года началась Армяно-Грузинская война. После поражения Турции в Первой мировой войне в Грузию был угнан весь подвижной состав железной дороги, с её стороны был заблокирован любой подвоз продовольствия в Армению. В Армении, получавшей 2/3 прошлого потока грузов с севера, начался голод из-за грузинской блокады .Грузинские войска заняли районы Ахалкалаки и Лори. На эти же территории, где основным населением были армяне, претендовала также и Армения. Армения и Грузия начали обмениваться нотами протеста.

Екатериненфельдская операция

Во второй половине декабря одновременно с проводимыми в Тифлисе и Караклисе переговорами о мире на участках соприкосновения армянских и грузинских войск продолжались боевые операции. Наиболее ожесточенные бои происходили в районе немецкой колонии Екатериненфельд. В самом Екатериненфельде (нынешний г. Болниси) находилось подразделение грузинской Национальной Гвардии. Южнее - в селе Болнис-Хачен (нынешняя деревня Болниси) - располагались армянские войска, вошедшие туда после взятия Воронцовки, а также ополчение из числа местных армян. В то же время к северу от Екатериненфельда компактно населенные армянами деревни Белый Ключ, Самшвилде и Дагет представляли собой еще один очаг армян. Находящиеся там вооруженные отряды представляли собой наиболее близко стоящие к Тифлису армянские силы. И хотя это направление не было главным, но свободное продвижение армянских частей по линии Екатериненфельд-Дагет представляло дополнительную угрозу столице Грузии.

Находящийся на берегу реки Храми Екатериненфельд становился стратегически важным пунктом на пути армянских частей в сторону Тифлиса с запада.

18 декабря - в первый же день объявления Грузией мобилизации - командующим отправляемых в Екатериненфельд частей был гвардейский офицер Валико Джугели, а командующим всех новосформированных войск – генерал Ахметелашвили. На рассвете 19 декабря указанные части в числе около 600 штыков прибыли в Екатериненфельд.

Ночью армянские части овладели грузинской артиллерией (8 орудий) и, расположив пулеметы в высоких зданиях поселка, на рассвете, открыли огонь по грузинским частям. командующий грузинской гвардией Джугели взяли армянские пулеметные точки, а затем захватили контроль над поселком и отбили артиллерию. Отступающие армянские части были атакованы грузинской кавалерией.

19-20 декабря Екатериненфельдская группировка грузин получила подкрепления и начала готовить атаку в северном направлении – на Дагет и Самшвилде – с целью обеспечения своего тыла. Наступление началось утром 21 декабря и продолжалось до 25 декабря, была взята деревня Дагет-Хачин и установлен контроль над зоной севернее Екатериненфельда.

После взятия Дагет-Хачина грузинские войска начали подготовку к наступлению на Болнис-Хачин. Наступление 30 декабря было отбито армянами. В ночь на 31 декабря грузины получили подкрепление, включавшего помимо прочего конную батарею горной артиллерии, и 31 декабря, после боя Болнис-Хачин был взят грузинскими войсками. Армяне начали отступление на юг в сторону Воронцовки.

Шулаверская операция

К 22 декабря на основном - Шулаверском - направлении армяне максимально продвинулись в сторону Тифлиса, дойдя до реки Храми, а после того как на следующий день (23 декабря) части генерала Цулукидзе, прорвав окружение, отошли из Садахло, под армянским контролем фактически оказалась вся спорная территория Борчалинского уезда, исключая колонию Екатериненфельд.

24 декабря главнокомандующий всеми армянскими войсками на борчалинском фронте генерал "Дро" (Драстамат Канаян) послал грузинскому командованию ультиматум, который содержал требование немедленной передачи Армении Ахалкалакского уезда. В случае отклонения ультиматума Дро угрожал немедленно перенести боевые действия к северу от реки Храми, что было равносильно угрозе захвата грузинской столицы.

Правительство Грузии отвергло ультиматум, одновременно назначив командующим всеми грузинскими войсками на шулаверском направлении генерала Г. Мазниевa (Мазниашвили). Грузинское командование начало создавать предпосылки для перехода к более активной фазе боевых действий.

24 декабря утром грузинская кавалерия при огневой поддержке с бронепоезда пересекла Храми и отбила станцию Ашаги-Сераль, а спустя несколько часов перешедшие следом через реку части грузинской пехоты заняли село Малые Шулаверы и железнодорожный мост в селе Имир.

В тот же день один батальон грузинской армии занял высоту, отделяющую Ашаги-Сараль от Шулавер. Штаб грузинской группировки переехал со станции Сандар на станцию Ашаги-Сераль – ближе к месту боевых действий, где и пребывал до самого конца войны.

Армяне начало перебрасывать практически все имевшиеся силы на оборону Шулавер. Там же, в Шулаверах и вокруг них, полковником армянской армии Корольковым была объявлена мобилизация местного армянского населения.

Тем временем на станцию Сандари начали подходить эшелоны с подкреплениями для грузинской армии: сперва батальонами из Кахетии, а затем – из Западной Грузии (общей численностью до тысячи штыков).

Для взятия Шулавер грузинские войска осуществили фланговый обход армянских позиций, и к 25 декабря грузинский батальон гвардии и батарея артиллерии были переброшены на запад, к деревне Сарачло, в которой жили азербайджанцы, враждовавшие с армянами. Именно около Сарачло расположилась грузинская артиллерия, а гвардейский батальон тем временем взял господствующую высоту к северу от Шулавер.

Вслед за занятием этой высоты, позволявшей контролировать подходы к городу, грузинская артиллерия (14 гаубиц) начала массированную артиллерийскую подготовку[9]. В эти дни впервые в истории грузинских вооруженных сил (и вообще национальных вооруженных сил всех кавказских государств) была использована боевая авиация: два грузинских аэроплана сбросили бомбы на армянские позиции вблизи Шулавер.

Однако запланированный грузинским командованием на 26 декабря штурм не состоялся по причине дезертирства грузинского гвардейского подразделения - оно, днем взявшее вышеуказанную высоту к северу от Шулавер, ночью покинуло свои позиции и спустилось в деревню Сарачло: «чтобы не мерзнуть в окопах и выпить чаю».

На следующее утро армянский отряд, увидев, что на высоте никого нет, снова занял её. В течение дня грузины вновь отбили высоту, но и на следующую ночь вновь не пожелали ночевать в окопах. В результате армяне в третий раз овладели господствующей позицией. Генерал Чхетиани просил снять с него командование недисциплинированным контингентом; намеченная на 26 декабря операция была сорвана.

На следующий день 27 декабря грузины попытались взять город лобовым ударом, но и этот штурм был отбит армянами.

На северо-западе гвардейские отряды были заменены частями регулярной армии. 28 декабря к югу от Ашаги-Сераля была выставлена армянская артиллерия, однако её огонь по станции Ашаги-Сераль не принес ощутимого результата. В это же время армянские войска на Шулаверском направлении были усилены стрелковым полком.

28 декабря в 12 часов дня началось решающее сражение за Шулаверы. После двухчасовой артиллерийской подготовки грузинские войска численностью около 3.500 человек, развернутые по фронту длиной в 10 километров, пошли в общее наступление. В ходе сражения армяне несколько раз предпринимали контратаки, но к вечеру того же дня грузины захватили высоты к востоку от Шулавер и «нависли» над городом.

Утром 29 декабря грузинская часть вошла в Шулаверы. Армяне отступили на юг – частично через деревню Сиони, частично - выходя из ущелья к линии железной дороги, где были атакованы грузинской кавалерией и рассеялись.

Грузинское наступление на юг вдоль железнодорожного перегона Ашаги-Сераль - Садахло продолжалось в течение суток, пока станция Садахло не была захвачена грузинами утром 30 декабря одновременно с деревней Ламбало двумя колоннами, наступавшими по обоим берегам реки Дебед.

Грузинское командование не было вовремя проинформировано своим правительством о предстоящем прекращении огня в 24 часа 31 декабря и планировало нанести удар первого января. Армянское командование, точно зная временные рамки ведения боевых действий, начало 30 декабря концентрировать отступающие из Садахло части и прибывающие из тыла резервы в районе станции Айрум, в сторону хребта Ламбало.

Тем временем грузины начали отводить основные силы от Садахло на запад, в районе Сиони-Опрети, с тем чтобы впоследствии перейти Локский хребет, а армянское командование, зная, что 31 декабря – последний день возможных боевых операций, готовилось к взятию Садахло. Атака началась 31 декабря утром. Армянские части наступали из Айрума двумя колоннами – по обоим берегам Дебеда. Левая колонна штурмовала село и станцию Садахло, а правая – деревню Ламбало и гору Тана-Даг. Левой колонне после многочасового боя не удалось взять Садахло, правая колонна действовала успешнее и заняла село Ламбало.

К концу дня диспозиция противостоящих частей может быть определена достаточно точно по имеющемуся документу, подписанному командующими войсками обеих сторон:

«31 декабря к 24 часам грузинскими частями заняты: дер. Опрети, дер. Ходжорни, дер. Гулли-Баг, дер. Садахло, ст. Садахло, дер. Ламбало, хребет к северу от ст. Садахло от вершины 1554 на северо-восток к вершине 2660, и затем до надписи «источник», которая надпись находится к северу от Качи-Кала. Оригинальная подпись: Генерал Мазниев.

Замечание: деревня Ламбало и высота 2660, к 24 часам 31 декабря заняты мною и лишь на основании письма номер 139 генерала Мазниева от 1. января 1919 года были оставлены к 8 часам 1 января чтобы не произошло непосредственного соприкосновения наших частей с грузинскими подразделениями и этим избежать непредвиденных последствий. С остальными пунктами согласен. Дро. Правильно: полковник Нацвалов».

Итоги войны

По настоянию Англии было подписано мирное соглашение в деревне Садахло ночью 31 декабря. По договору Ахалкалакский район сохранился за Грузией. На 1 января 1919 года боевые действия были прекращены и начались переговоры. Уже 9-го января в Тбилиси началась конференция с участием Грузии, Армении и Британии. А 17-го января было принято окончательное решение. Была создана нейтральная зона  (в ней находились Алавердские медные рудники),административно подчинявшаяся английскому генерал-губернатору, северной границей которой стала линия фронта, а южная граница нейтральной зоны Борчалинского уезда была проведена по линии точно соответствующей грузинско-турецкой демаркационной линии на начало июля 1918 г.   Окончательно решить все спорные вопросы предполагалось на Парижской Конференции. Обе страны дискредитировали себя в глазах Англии и Франции.

Четырехнедельный военный конфликт между двумя родившимися из мировой войны и российской смуты республиками стоил им нескольких тысяч жизней, нанес значительный материальный ущерб и серьезно осложнил отношения между двумя и без того находившимся в сложном положении государствами. Ни одна из сторон конфликта, подписавших договор 17 декабря, не осталась удовлетворенной его условиями. Грузия не сумела сохранить линию границы, которую считала справедливой и бесспорной и даже потеряла небольшой участок территории (нейральную зону), которую контролировала до начала конфликта. Территориальный выигрыш Армении (крошечная полоска земли в Борчалинском уезде) был ничтожен по сравнению  с тем, что её лидеры рассчитывали получить в ходе войны. Кроме того, бросив практически все свои силы на войну против Грузии, армяне потеряли возможность взять под стабильный контроль гораздо более крупную и важную территорию на юге Эриванской губернии (Нахичевань и Шарур).

На фоне таких событий Европа медлила с признанием их независимости. Эта война не принесла пользы никому, и стала лишь поводом для взаимных обид.

Однако гораздо большее значение, чем междоусобная война, имели другие события: в октябре 1920 года началось турецкое наступление и Армения временно передала спорные территории Грузии. Через три месяца придет советская 11-я армия и Грузия с Арменией перестанут существовать как самостоятельные государства.

Линия противостояния практически совпадает с сегодняшней государственной границей между Грузией и Арменией на данном участке.

Последствия войны для Армении

Правительство Армении согласилось снять претензии на Ахалкалакский уезд при условии, что уезд будет находиться под наблюдением союзников и участие армян в местном самоуправлении будет гарантировано. Южная часть Борчалинского уезда переходит к Армении.

Последствия войны для Грузии

Ахалкалаки и северный Борчалы были оставлены за Грузией.

Хронология войны

• Ноябрь — занятие армянскими войсками Ахалкалакского (население: 76 446 армян против 6 578 грузин) и Борчалинского (население: против 63 148 армян проживало всего 7 533 грузин) уездов Тифлисской губернии.
• 6 декабря 1918 года — Завершение эвакуации турецких войск из Азербайджана и Армении.
• 9 декабря 1918 года — Начало боевых столкновений армянских и грузинских войск в Ахалкалакском и Борчалинском уездах, продолжившихся до 31 декабря 1918 года.
• 12-14 декабря 1918 года — Грузино-армянско-английские трёхсторонние переговоры в Тбилиси. Соглашение о высадке в Грузии английских войск. Нападение армянских формирований на грузинские части в городе Санаин Борчалинского уезда Тифлисской губернии.
• 15 декабря 1918 года — Высадка английских войск в Поти.
• 25 декабря 1918 года — Английские войска в Тбилиси.
• 26 декабря 1918 года — Завершение эвакуации германских войск из Грузии.
• 31 декабря 1918 года — Заключение перемирия между Арменией и Грузией в Тбилиси, при посредничестве англичан.
• 1 января 1919 года — Соглашение между Грузией и Арменией на мирной конференции в Тбилиси, по которому до решения Верховным советом Антанты вопроса о границах между Грузией и Арменией северная часть Борчалинского уезда передавалась Грузии, южная Армении, а средняя (в ней находились Алавердские медные рудники) объявлялась «нейтральной зоной» и административно подчинялась английскому генерал-губернатору.

Отрывок, характеризующий Армяно-грузинская война

– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.