Армянская апостольская церковь

Армянская Апостольская Церковь Հայաստանեայց Առաքելական Եկեղեցի
Основная информация
Основатели	Апостол Варфоломей, Апостол Фаддей
Автокефалия	43 г. н. э.
Автономия	372 г. н. э.
Предстоятель в настоящее время	Гарегин II, Католикос всех армян
Центр	Вагаршапат
Резиденция Предстоятеля	Вагаршапат
Юрисдикция (территория)	Армения НКР Джавахк
Епархии за пределами юрисдикции	24
Богослужебный язык	армянский
Календарь	григорианский, юлианский
Численность
Епархий	34
Верующих	9 млн
Сайт	[www.armenianchurch.org/ armenianchurch.org]

Армя́нская апо́стольская це́рковь (арм. Հայ Առաքելական Եկեղեցի); традиционное, историческое название — Апостольская церковь Армении (арм. Հայաստանեայց Առաքելական Եկեղեցի) — одна из древнейших христианских церквей, имеющая ряд особенностей в догматике и обряде, отличающих её как от византийского православия, так и римского католицизма.

Относится к группе дохалкидонских Древневосточных Православных Церквей. В богослужении используется армянский обряд.

Первыми проповедниками христианства в Армении и основателями церкви Армении считаются апостолы Фаддей и Варфоломей. Первым, поставленным непосредственно апостолами епископом в Армении признается Закария (68—72). В 314 году христианство объявлено государственной религией Армянского царства.

Каноническое устройство Армянской церкви

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В настоящее время по каноническому устройству единой Армянской апостольской церкви, существуют два католикосата — Католикосат Всех Армян, с центром в Эчмиадзине (арм. Մայր Աթոռ Սուրբ Էջմիածին / Первопрестольный Святой Эчмиадзин) и Киликийский (арм. Մեծի Տանն Կիլիկիոյ Կաթողիկոսություն / Католикосат Великого Дома Киликии), с центром (с 1930 года) в Антилиасе, Ливан. При административной независимости Киликийского католикоса, первенство чести принадлежит Католикосу Всех Армян, который имеет титул Верховного Патриарха ААЦ. В прошлом, в Армянской церкви существовали и другие, подобные Киликийскому, католикосаты, такие как Агванкский (Албании Кавказской) католикосат с центром в Гандзасаре в Нагорном Карабахе, Ахтамарский католикосат на озере Ван и другие. Существовала и Сюникская митрополия в области Сюник.

Поскольку «католикос» не является синонимом «патриарха», указывая не на высшую иерархическую должность, а на высшую духовную степень, наличие нескольких независимых католикосатов (история ААЦ знает примеры одновременного сосуществования пяти католикосов) не является признаком раскола единой церкви, но является исторически обусловленным каноническим устройством. В условиях иноверческого порабощения и территориального разделения Армении, наличие отдельного католикосата, способного обеспечить самостоятельное существование части церкви на обособленной территории, было оправдано. Единство же Армянской церкви воплощается в лице Католикоса Всех Армян как преемника святого Григория Просветителя.

В ведении Католикоса Всех Армян состоят все епархии в пределах Армении, а также большинство зарубежных епархий по всему миру, в частности в России, на Украине и в других странах бывшего СССР. Под управлением Киликийского католикоса находятся епархии Ливана, Сирии и Кипра.

Существуют также два автономных патриархата ААЦ — Константинопольский и Иерусалимский, канонически подчиняющиеся Католикосу Всех Армян. Патриархи Иерусалима и Константинополя имеют духовную степень архиепископов. В ведении Иерусалимского патриархата состоят армянские церкви Израиля и Иордании, а в ведении патриархата Константинопольского — армянские церкви Турции и острова Крит (Греция).

Церковная организация в России

• Российская и Ново-Нахичеванская Епархия

  Ростовский викариат ААЦ

  Западный викариат ААЦ

• Епархия Юга России ААЦ

  Северокавказский викариат ААЦ

Духовные степени в ААЦ

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В отличие от греческой трёхчастной (епископ, священник, диакон) системы духовных степеней иерархии, в Армянской церкви существует пять духовных степеней.

1. Католикос /Епископоначальник/ (имеет абсолютные полномочия совершать Таинства, в том числе и Хиротонию всех духовных степеней иерархии, в том числе епископов и католикосов. Рукоположение и миропомазание епископов совершается в сослужении двух епископов. Миропомазание католикоса совершается в сослужении двенадцати епископов).
2. Епископ, Архиепископ (отличается от католикоса некоторой ограниченностью полномочий. Епископ может рукополагать и миропомазывать священников, но не может самостоятельно рукополагать епископов, но только сослужить католикосу в епископской хиротонии. При избрании нового католикоса двенадцать епископов миропомазуют его, возводя в духовную степень).
3. Священник, Архимандрит (совершает все Таинства кроме Хиротонии).
4. Диакон (сослужит в Таинствах).
5. Дпир (низшая духовная степень, получаемая в епископском рукоположении. В отличие от диакона не читает Евангелие на литургии и не подносит литургическую чашу).

Догматика

Христология

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Армянская апостольская церковь относится к группе Древневосточных церквей. Как и все Древневосточные церкви, ААЦ считает подлинно Вселенскими Соборами только три первых собора, по доктринальным причинам отвергая Халкидонский и последующие соборы церкви Римской империи. В своей догматике Армянская церковь придерживается дохалкидонской христологии Александрийской богословской школы, виднейшим представителем которой является святитель Кирилл Александрийский, исповедовавший Единую из двух природу Бога Слово воплощённого (миафизитство). По причине отвержения Халкидонского собора, как и диофизитства вообще, богословские критики ААЦ утверждают, что её христологию следует трактовать как монофизитскую, что Армянская церковь отвергает как полемически недобросовестную конфессиональную апологию.

Календарно-обрядовые особенности

Матах

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Одной из обрядовых особенностей Армянской апостольской церкви является матах (буквально «поднести соль») или благотворительная трапеза, некоторыми ошибочно воспринимаемая как жертвоприношение животного. Главный смысл матаха не в жертвоприношении, а в принесении дара Богу в виде оказания милости бедным. То есть если это и можно назвать жертвоприношением, то только в смысле пожертвования. Это жертва милости, а не кровное жертвоприношение, подобное ветхозаветному или языческому.

Традиция матаха возводится к словам Господа:

когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных. Лук.14:12-14

Матах в Армянской апостольской церкви совершается по разным поводам, чаще как благодарность Богу за милость или с просьбой о помощи. Чаще всего матах исполняется как обет за благополучный исход чего-либо, например возвращения из армии сына или выздоровления от тяжёлой болезни члена семьи, а также творится как ходатайство за упокой. Однако матах принято делать и в виде общественной трапезы членов прихода в период больших церковных праздников или в связи с освящением церкви.

Участие в обряде священнослужителя ограничено исключительно освящением соли, с которой приготовляется матах. Животное приводить в церковь запрещено, а потому оно режется жертвователем дома. Для матаха закалывают быка, барана или домашнюю птицу (что и воспринимается как жертвоприношение). Мясо варится в воде с добавлением освящённой соли. Его раздают бедным или устраивают трапезу у себя, причём мясо не должно оставаться на следующий день. Так мясо бычка раздают в 40 домов, барана — в 7 домов, петуха — в 3 дома. С недавних пор среди нецерковного народа возникла традиция «символического матаха», когда используется голубь — его выпускают на волю. Данное действо не имеет смысла благотворительного пожертвования и не подразумевает церковного благословения, а потому матахом в реальности не является.

Передовой пост

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Передовой пост Арачаворк (арм.: Առաջավորք), присущий в настоящее время исключительно Армянской церкви, которому предшествует масленичное воскресенье (день радостного пирования), наступает за 3 недели до Великого поста и за 10 недель до праздника Пасхи. Согласно имеющимся историческим сведениям, святой Григорий Просветитель, по выходе из тюремной ямы монастыря Хор Вирап, 65 дней подряд проповедовал христианское учение армянскому царю Трдату, его царедворцам, вельможам и всему народу и, прежде чем их крестить, назначил пятидневный пост с покаянием. В эти пять дней народ вместе со своим царём не только со всей строгостью отказался от всякой еды, но и постился, как того требует настоящий и угодный Богу пост, с великим раскаянием за прошлую языческую нечестивую жизнь и все многообразные грехи; особенно же каялись царь и высокие сановники, которые за веру во Христа подвергли святого Григория многочисленным мучениям и затем бросили в мрачную, кишащую змеями и скорпионами, яму смертников, а годы спустя замучили и убили дев-Рипсимеянок. Так был установлен Арачаворк — первый пост Армянской Апостольской церкви (чем и объясняется его название). Сразу за постом, в субботу, празднуется день памяти Сурб Саркиса (из-за этого Передовой пост часто называют Саркисовым, но это неверно, и предпочтительно использовать исконное наименование).

Трисвятое

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В Армянской церкви, как и в других Древневосточных церквях, в отличие от церквей греческой традиции, Трисвятая песнь поётся не Божественной Троице, а одному из Лиц Триединого Бога. Чаще это воспринимается как христологическая формула. А потому после слов «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный» в зависимости от празднуемого на Литургии события делается прибавление, указывающее на то или иное библейское событие.

Так в воскресную Литургию и на Пасху прибавляется: «… что воскрес из мертвых, помилуй нас».

В не воскресную Литургию и в праздники святого Креста: «… что распялся ради нас, …».

В Благовещенье или Богоявление (Рождество и Крещение Господне): «… что явился ради нас, …».

В Вознесение Христово: «… что вознесся во славе к Отцу, …».

В Пятидесятницу (Сошествие Духа Святого): «… что пришел и почил на апостолах, …».

И другие…

Причащение

Хлеб в Армянской апостольской церкви при совершении евхаристии по традиции используется пресный. Выбору евхаристического хлеба (пресный или квасной) не придается догматического значения.

Вино при совершении таинства евхаристии используется цельное, не разбавленное водой.

Освящённый евхаристический хлеб (Тело) погружается священником в Чашу с освящённым вином (Кровью) и, преломлённый пальцами на части, подаётся причащающимся.

Крестное знамение

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В Армянской апостольской церкви крестное знамение трёхперстное, совершается слева направо, с традиционным для всех конфессий произнесением:"Во имя Отца, Сына и Духа Святого". Иные варианты крестного знамения, практикуемые в других церквях, ААЦ не считает «неправильными», но воспринимает как естественную поместную традицию.

Календарные особенности

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Армянская апостольская церковь в целом живёт по григорианскому календарю, но общины в диаспоре, на территории церквей, использующих юлианский календарь, по благословению епископа могут жить и по Юлианскому календарю. То есть календарю не придается «догматического» статуса. Армянская патриархия Иерусалима, согласно статус-кво, принятому между христианскими церквями, имеющими права на Гроб Господень, живёт по юлианскому календарю, как и греческая патриархия.

ААЦ отмечает Рождество Христово 6 января одновременно с Крещением, под общим названием Богоявления. Остальные праздники, исчисляемые относительно праздника Рождества, соответственно отмечаются:

• Наречение имени Господа Иисуса Христа www.armenianchurch.ru/religion/aac/#hd14245 (Обрезание Господне )на 8 день после Рождества — 31 декабря - по юлианскому /13 января по григорианскому календарю
• Сретение (после 40 дней после Рождества) — 1 февраля/ 14 февраля
• Благовещение www.armenianchurch.ru/religion/aac/#hd14579  —25 марта/ 7 апреля
• Ашхараматран — Зелёное воскресение — 2-е воскресенье после Пасхи.
• Вардавар — Преображение Господне

Исторические кафедры первоиерархов ААЦ

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• С 68 — Аштишат (апостольская кафедра)
• С 302 — Вагаршапат (Эчмиадзин)
• С 484 — Двин
• С 927 — Ахтамар (остров на озере Ван)
• С 992 — Ани
• С 1057 — Тавлбур в Малой Армении
• С 1147 — Ромкла (Рум-Кале) в Киликии
• С 1282 — Сис в Киликии
• С 1441 — Вагаршапат (Эчмиадзин)

История ААЦ

История ААЦ от апостолов до Халкидонского разделения

Проповедь христианства в Армении в I—III веках

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Согласно церковному преданию, о чём свидетельствует и ряд исторических сообщений (на армянском, сирийском, греческом и латинском языках), христианство в Армении проповедовали святые апостолы Фаддей и Варфоломей, явившиеся, таким образом, основателями церкви в Армении и преданные мученической смерти по приказу армянского царя Санатрука.

В I веке распространению христианства в Армении способствовал ряд внешних и внутренних факторов. Так, например, в то время христианство получило широкое распространение в соседних с Арменией странах: Каппадокии, Осроене и Адиабене, торговые, политические и культурные связи с которыми создавали благоприятные условия для распространения христианства в Армении. Кроме того, в I—III веках Малая Армения политически являлась частью римской провинции Каппадокии, и вполне естественно, что христианство могло через Малую Армению распространяться в Великой Армении.

Важной предпосылкой к распространению христианства являлось существование в Армении еврейских колоний. Как известно, первые проповедники христианства обычно начинали свою деятельность в тех местах, где находились еврейские общины. Еврейские общины существовали в главных городах Армении: Тигранакерте, Арташате, Вагаршапате, Зареаване и др. Тертуллиан в книге «Против иудеев», написанной в 197 году, повествуя о народах, принявших христианство: парфянах, лидийцах, фригийцах, каппадокийцах, — упоминает и об армянах. Это свидетельство подтверждает и блаженный Августин в своем сочинении «Против манихеев».

В конце II — начале III веков христиан в Армении преследовали цари Вагарш II (186—196), Хосров I (196—216) и их преемники. Эти гонения описал епископ Каппадокийской Кесарии Фирмилиан (230—268) в своей книге «История гонении на Церковь». Евсевий Кесарийский упоминает о письме Дионисия, епископа Александрийского, «О покаянии к братьям в Армении, где епископом был Меружан» (VI, 46. 2). Письмо датируется 251—255 гг. Оно доказывает, что в середине III века в Армении существовала организованная христианская община во главе с епископом.

Принятие христианства Арменией

Традиционно исторической датой провозглашения христианства как «государственной и единственной религии Армении» в самой Армянской церкви считается 301 год. Согласно Encyclopædia Iranica, в вопросе датировки христианизации Армении существуют проблемы. Так, если это событие ранее датировалось около 300 года, то более поздние исследователи, как правило, относят это событие к 314-315 годам. По мнению авторов Кембриджской Истории Христианства, принятие христианства царем Великой Армении произошло в 314 году. Такого же мнения придерживается и Турадж Дарьяи Сирарпи Тер-Нерсесян, ссылаясь на исследования 60-х годов XX века, также утверждает что это произошло не ранее 314 года. Однако, по её мнению, это не отменяет того факта, что Армения первой приняла христианство на государственном уровне. Такого же мнения придерживается британский историк А. Редгейт (Anne Elizabeth Redgate), которая считает ошибочной традиционную дату, и констатирует, что в научной среде существует консенсус соотносящий дату принятия христианства Арменией к 314 году. Ни одно из этих мнений не опирается на исторические документы. Зато согласно свидетельства Евсевия Кесарийского (ок. 263—340), уже в 310 году, во время антихристианского похода императора Максимина (305—313) в Армению, армяне названы христианским народом, что было далеко не так, до официальной христианизации страны^{[неавторитетный источник? 2740 дней]}.

Создание армянского алфавита и перевод Библии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В 387 году Армения была разделена между Византией и Персией. Западными регионами Великой Армении (Высокая Армения, Цопк) после византийской аннексии стали управлять наместники, назначаемые из Константинополя. В остальной части Армении, находившейся под властью Персии, армянские цари из рода Аршакидов правили в течение ещё 40 лет. Именно на этот период приходится «Золотой Век» армянской письменности.

До создания армянской письменности христианское богослужение в Армении совершалось на двух языках: греческом и сиро-арамейском. Естественно, многое было непонятно широким народным слоям, хотя во время богослужения специальные переводчики переводили отрывки из Священного Писания на армянский язык. Чтобы христианство овладело душой и сознанием народа, необходимо его звучание на родном языке. Эту необходимость отчётливо осознавал архимандрит Месроп Маштоц, когда боролся в Гохтне с остатками язычества. Маштоц был охвачен идеей создания армянского алфавита, которую поддерживали Католикос Саак Партев (387—438) и армянский царь Врамшапух (389—417).

После продолжительной работы, в 405 году Месроп создаёт армянский алфавит. Первым предложением, переведённым на армянский язык, было «Познать мудрость и наставление, понять изречения разума» (Притчи 1,1). При содействии католикоса и царя Маштоц открыл в различных местах Армении школы. В Армении зарождается и развивается переводная и оригинальная литература. Переводческую деятельность возглавил католикос Саак, который в первую очередь перевёл с сирийского и греческого на армянский язык Библию. Одновременно он отправил своих лучших учеников в известные культурные центры того времени: Эдессу, Амид, Александрию, Афины, Константинополь и другие города для усовершенствования в сирийском и греческом языках и перевода произведений Отцов церкви.

С сирийского и греческого на армянский язык были переведены все основные труды Иринея Лионского, Ипполита Бострийского, Григория Чудотворца, Афанасия Великого. Епифания Кипрского, Евсевия Кесарийского, Кирилла Иерусалимского, Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского, Исихия Иерусалимского и др., а также произведения греческих философов Аристотеля, Платона, Порфирия и т. д.

Параллельно с переводческой деятельностью происходило создание оригинальной литературы различных жанров: богословской, нравственной, экзегетической, апологетической, исторической и т. д. Вклад переводчиков и создателей армянской литературы V века в национальную культуру настолько велик, что Армянская церковь причислила их к лику святых и каждый год торжественно празднует память Собора святых переводчиков.

Защита христианства от преследования зороастрийского духовенства Сасанидской Персии

См. также: Аварайрская битва

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В период поздней античности Армения находилась под политическим влиянием Византийской империи и Сасанидской Персии. Начиная с IV века, когда христианство стало государственной религией вначале Армении, а затем Византии, византийское влияние получило также идеологическую и религиозную базу. Хорошо осознавая это, Сасаниды время от времени предпринимали попытки уничтожения в Армении христианства и насильственного насаждения зороастризма. Некоторые нахарары, особенно владельцы областей граничащих с Персией, разделяли интересы персов как в свете объективных экономических причин, так и в силу более крепких родственных уз, связывающих их с персидской элитой.

В 330—340 гг. персидский царь Шапур II организовал массовые гонения на христиан. Согласно персидским и армянским источникам, в этот период погибли десятки тысяч мучеников. С целью уничтожения новой религии Армении Шапур II в 337 г. напал на неё. Различными посулами он привлек к себе нахараров Бзнуни, Агдзни и других. Но армянские войска под предводительством спарапета Ваче Мамиконяна нанесли персам сокрушительное поражение. На следующий год Шапур II, собрав ещё большую армию, опять напал на Армению. В тяжёлом бою погиб спарапет Ваче Мамиконян. Желая увековечить память павших «за Отчизну, за Церковь и за веру», Католикос Вртанес (329—341/2) утвердил день памяти мучеников Вачеянов.

До конца IV века персидский двор неоднократно пытался огнём и мечом обратить Армению в зороастризм, но спарапеты Васак, Мушег и Манвел отстаивали право своего народа на исповедание христианства. В середине V века персидский двор опять предпринял попытку принудить Армению к вероотступничеству, на этот раз весьма решительную. В 448 г. Йездигерд II (438—457) отправил в Армению послание с требованием принятия зороастризма. В 449 г. в Арташате был созван Национально-церковный собор для ответа на послание Йездигерда.

Собор дал ответ, что в государственных вопросах армяне признают власть персидского царя, в вопросах же веры — только Бога: «В этих верованиях нас никто не может поколебать: ни ангелы и ни люди, ни меч и ни огонь, ни вода и ни какие только есть жестокие пытки… Ибо не с человеком у нас обет веры, чтобы, как дети, лгать тебе, а нерасторжимо с Богом, с Которым нет способа порвать и прочь уйти, ни ныне, ни после, ни вовек, ни во веки веков». Этим Собор отверг предложение принятия зороастризма.

Армяне, предвидя неминуемое столкновение с Персией, стали готовиться к войне и обратились за военной помощью к христианской Византии. Император же Маркиан не только отказал в помощи, но и предупредил персов о том, что армяне ищут военной помощи на стороне и готовятся к мятежу против «своего», то есть персидского царя. Заручившись гарантией Маркиана о невмешательстве Византии в конфликт, персидская армия вторглась в Армению.

В мае 451 года произошла знаменитая Аварайрская битва. Против двухсоттысячной персидской армии выступили шестьдесят шесть тысяч армянских воинов во главе со спарапетом Варданом Мамиконяном. Персы одержали формальную победу в битве, но не сломили волю армян к сопротивлению. Армянские войска потеряли 1036 человек, в том числе 12 представителей знати во главе с спарапетом, потери персидской стороны составили 3544 человек, в том числе «9 великих сатрапов, лично царю известных». Армянские войска в значительной степени сохранили боеспособность и перешли к тактике партизанской войны, базируясь в горных крепостях. Персы захватили и разорили страну, уведя в плен многих священнослужителей Армянской церкви во главе с католикосом. Там в персидских застенках, пока в Халкидоне «богословствовал» Маркиан, они принуждались к вероотступничеству и в конце концов были убиты.

Ещё в течение 30 лет армяне вели войну против персидских войск, пока в 484 году шах не согласился подписать мирный договор между Арменией и Персией, в котором персы признали право армянского народа на свободу исповедания христианства. Аварайрское сражение и последующая борьба сумели показать, что персы не в состоянии заставить армян отказаться от своей веры. Армянская церковь причислила Вардана и павших вместе с ним на Аварайрском поле 1036 воинов к лику святых.

ААЦ после Халкидонского разделения

Позиция Армянской церкви по отношению к Халкидонскому собору

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

На Первом Вселенском Никейском (325) и на Втором Вселенском Константинопольском (381) соборах уточняются догматы о Божественности Христа и о Пресвятой Троице. Следующая богословская проблема, которая долго и серьёзно занимала Христову Церковь — вопрос о единении человеческого и Божественного во Христе. В 431 году состоявшийся в Эфесе Третий Вселенский Собор под председательством святого Кирилла Александрийского осудил учение Нестория о двух естествах Христа.

После Третьего Вселенского Собора гонимые в Византийской империи сторонники Нестория нашли прибежище в Персии и начали переводить и распространять сочинения Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуестийского, которые не были осуждены на Эфесском соборе. Епископ Мелитины Акакий и Патриарх Константинопольский Прокл в посланиях предостерегли католикоса Саака о распространении несторианства.

В ответных посланиях католикос писал, что проповедники этой ереси в Армении пока не появлялись. В этой переписке закладывался фундамент армянской христологии на основе учения как Александрийской школы, так и экзегезы наиболее почитаемого Армянской апостольской церковью из всех христианских церквей представителя Антиохийской школы школы богословия Иоанна Златоуста. Многие в ААЦ считают его армянином. Письмо святого Саака, адресованное последователю Иоанна Златоуста Патриарху Проклу, было зачитано в 553 году на византийском Пятом Вселенском Константинопольском соборе.

Автор жития Месропа Маштоца Корюн свидетельствует о том, что «в Армении появились привезённые лживые книги, пустословные предания некоего ромея по имени Феодорос». Речь здесь шла о сочинениях Феодора Мопсуэстийского. Узнав об этом, святые Саак и Месроп сразу же приняли меры для противодействия проповедниками несторианства и уничтожения распространяемой ими литературы.

В 451 году на Халкидонском соборе, согласно томосу папы Льва I Великого, было принято новое вероопределение о «двух естествах» Христа. Армянская церковь находилась в кровопролитной войне с Персией и не могла принимать активного участия в христологических диспутах. Когда в период марзпанства Ваана Мамиконяна (485—505) Армения вышла из войны, то оказалось, что единства в христологических вопросах нет. В это время христианство было разделено на три ветви со своими доктринальными представлениями. В Персии господствовало несторианское диофизитство, в Риме было принято диофизитство Халкидонского собора, а в Византии действовал Энотикон императора Зенона, с его миафизитской христологией,

Вера византийцев в единую природу Христа (миафизитство) более соответствовала христологии Армянской церкви, а духовное единство с Византией было предпочтительнее, чем с другими. Потому на Первом Двинском соборе 506 года, в котором участвовали епископы Армении, Грузии и Албании Кавказской, Энотикон был официально принят Армянской и соседними церквами. Разрыв с византийцами произошел только тогда, когда на византийский императорский престол взошёл Юстин I (518—527). Он, ради устранения раскола между Римом и Константинополем осудил энотикон Зенона, а Халкидонский Собор провозгласил Святым и Вселенским, чем и предопределил отделение византийцев от остальных христианских народов Востока. Его преемник Юстиниан продолжил путь своего предшественника. Но что бы не происходило в Римской империи, это не могло повлиять на Армянскую церковь.

Попытка объединения Армянской и Византийской церквей в VII веке

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В развернувшейся в начале VII века персо-византийской войне удача сначала сопутствовала Персии. Уже в 610 году вся Армения отошла к Персии. Персам удалось завоевать также Сирию, Палестину и другие страны. Однако в конце этой войны императору Ираклию (610—641) - этническому армянину-халкидониту - удалось вновь присоединить к империи свои бывшие восточные земли: Сирию, Палестину, часть Армении и т. д. В этих странах доминировала миафизитская традиция, а император ещё до войны старался устранить раскол, дабы Сирия, Палестина, Египет и Армения прочнее привязались к Византии. Так, например, патриархом Константинопольским Ираклий назначил выходца из семьи сирийских миафизитов Сергия (610—638), патриархом Антиохии — католикоса сирийских миафизитов, желая таким образом соединить сирийцев с греческим патриаршеством Антиохии, а патриархом Александрийским был назначен сторонник моноэнергизма Кир.

Для утверждения согласия в церковном мире, находящемся в волнении уже более полутора столетий, как утверждал император, патриарх Сергий с подачи папы Римского Гонория I (625—638) выдвигает идею монофелитского вероучения, согласно которому Христос имеет две природы, одно лицо и одну волю. Император Ираклий, одобрив это учение, уже после смерти патриарха Сергия предлагает церквам империи принять его. Монофелитское вероучение вначале было благосклонно принято в Византии и на Западе.

Но Армянская апостольская церковь заключила унию с Византийской церковью до принятия византийцами монофелитства. Ни моноэнергизм, ни монофелитство с Армянской церковью не обсуждались, и в монофелитских спорах она не участвовала, в отличие от армян-халкидонитов, чей армянский обряд должен был стать первой жертвой монофелитства и которые, в основном, активно выступали против монофелитов. Католикос Езр (630—641), изначально управлявший церковью в той части Армении и в половине Грузии, что Хосров I уступил императору Маврикию в благодарность за помощь, попросил Ираклия I прислать ему текст согласительного вероучения. Получив его, отцы Армянской церкви во главе с епископом Сюника Матусага обсудили его и пришли к выводу, что в основном он соответствует принципам Армянской церкви и приемлем. В 631/2 году в Карине был созван собор, на котором император и католикос Езр пришли к соглашению о единстве в вероучении, так как V Вселенский собор халкидонитов предусматривает единство с церквами, исповедующими миафизитскую христологическую формулу, при признании ими Халкидонского символа веры в их собственной формулировке. Формулировка патриарха Езра до нашего времени не дошла, но позднее Халкидонский символ веры сформулировал Нерсес Шнорали в своёи исповедании Армянской церкви и показал, что оно не противоречит Халкидонскому символу веры, что признали и византийцы. Против единства, предложенного католикосом Езром, выступал Иоанн Майраванеци. Это единство не продлилось очень долго, в первую очередь из-за того, что монофелитство предусматривало соединение церкви с византийским государством, в котором армянский язык государственным не был и быть не мог, и угрожало армянскому обряду и тем самым самому существованию армянского языка и народа. Кроме того, уже католикосу Езру противостоял католикос Никифор, управлявший церковью в персидской части Армении, Грузии и в Кавказской Албании. Его преемники получили поддержку арабов и ликвидировали католикасат сторонников единства. Но всё же единство продолжалось 85 лет при 6 католикосах, наиболее известным из которых является Нерсес III Строитель, покрывший всю Армению сетью каменных храмов Армянской церкви за счёт византийской казны.

Армяно-византийские церковные отношения во второй половине XII века

На протяжении многих веков Армянская и Византийская церкви неоднократно предпринимали попытки примириться. В 654 году в Двине при Католикосе Нерсесе III (641—661) и императоре Византии Константе II (641—668) была подтверждена уния католикоса Езра и императора Ираклия I, затем в VIII веке при патриархе Константинопольском Германе (715—729) и католикосе Армении Давиде I (728—741), в IX веке при патриархе Константинопольском Фотии (858—867, 877—886) и католикосе Захарии I (855—876) делались менее удачные попытки примирения. Но самая серьёзная попытка объединения церквей имела место в XII веке.

В истории Армении XI век был ознаменован миграцией армянского народа на территории восточных провинций Византии. В 1080 году правитель Горной Киликии Рубен, родственник последнего царя Армении Гагика II, присоединил к своим владениям равнинную часть Киликии и основал Киликийское армянское княжество на северо-восточном берегу Средиземного моря. В 1198 году это княжество стало царством и просуществовало до 1375 года. Вместе с царским престолом в Киликию переместился и патриарший престол Армении (1062—1441).

В начале 1165 года епископ Нерсес Шнорали, брат Католикоса Григора III, имел беседу с византийским протостратором Алексом, зятем императора Мануила Комнина, о различиях между Армянской и Византийской церквями. Вручив Нерсесу вопросник, протостратор попросил его записать их разговор и ответить на вопросы, которые ему передали греческие архимандриты. Нерсес Шнорали подготовил и передал Алексу состоящее из двух частей «Изложение веры Армянской Церкви». В первой части говорилось о Святой Троице и воплощении Иисуса Христа, а во второй — об обрядовых особенностях Армянской церкви. Этот текст Алекс лично вручил императору Мануилу.

Император и патриарх Константинопольский Лука (1156—1169), обсудив «Изложение Веры», нашли, что оно может послужить основой к началу объединения Армянской и Византийской церквей. Нерсес Шнорали, ставший уже католикосом Армении (1166—1173), отправил императору ещё одно послание, уточнив, что объединение должно происходить не по примеру хозяина и слуги, а как равного с равным, на основе Библии и Священного Предания. Где бы ни обнаружились богословские и обрядовые отклонения, будь то у армян или у византийцев, они должны быть исправлены.

На это послание Нерсеса император и патриарх Михаил III (1169—1177) ответили в 1172 году, предлагая армянам для объединения принять ряд условий, среди которых — принятие оставшихся византийских Вселенских соборов как вселенских, а не поместных, как предлагал Нерсес, анафематствование миафизитства и всех его идеологов, исповедание двух природ, воль и действий, использование в Евхаристии квасного хлеба и разбавленного вина с водой, утверждение армянского католикоса императором и многое другое. Разочарованный Нерсес, будучи большим защитником идеи объединения церквей, ответил посланнику императора и патриарха, что сам он не вправе решать столь серьёзные вопросы, и что он ответит на них после созыва Национально-церковного собора.

Обещанный собор созвал уже католикос Григор IV (1173—1193) в 1179 году в Ромкле. В письме к своим восточным собратьям он наставлял их не относиться к грекам, как к еретикам, так как среди них были выдающиеся Отцы церкви.

Собор в Ромкле, в котором участвовали епископы исконной Армении, Киликии с прилегающими землями, католикос Албании Кавказской и представитель патриарха Сирийской церкви, с одной стороны, осудил крайности реального монофизитства, с другой — отверг учение о двух природах, двух волях, двух воздействиях, утвердив толкование Армянской церкви о единой природе Христа в противовес Вселенской Православной Церкви. Но ещё до того, как в Константинополе узнали о решении этого собора, умер император Мануил (1180), а его последователи каких-либо признаков заинтересованности в объединении с Армянской церковью не проявили.

Армяно-латинские церковные отношения в XII—XIV веках

В те же годы Армянская церковь впервые в своей истории вступила в контакты с Римской церковью. После походов крестоносцев на Востоке возник ряд латинских княжеств, утвердились патриаршие престолы. На Иерусалимском соборе Римской церкви, на который был приглашён и армянский католикос Григор III, обсуждались также богословские и обрядовые различия между Армянской и Латинской церквями. Вернувшись в Рим, посланник папы епископ Алперик лестно отозвался перед папой Иннокентием об армянском католикосе и его брате Нерсесе Шнорали.

Папа римский написал письмо армянскому католикосу, в котором призвал для совершенного единства двух Церквей предложил армянам в святую Чашу добавлять воду в память о истекшей крови и воды из Иисуса Христа при прободении Его копьем римским воином (символ Крещения и Евхаристии) и праздновать Рождество Христово 25 декабря. Иннокентий II послал также в дар армянскому католикосу архиерейский жезл. С этого времени в обиходе Армянской церкви появился латинский жезл, которым стали пользоваться епископы, а восточный греко-каппадокийский жезл стал принадлежностью архимандритов. В 1145 году католикос Григор III с просьбой о политической помощи обратился к папе Евгению III (1145—1153), а Григор IV — к папе Луцию III (1181—1185). Вместо помощи, папа вновь предложил армянам обрядовую часть Римской церкви.

Вскоре начался Третий поход крестоносцев. В 1189 году теперь уже папа римский Климент III (1187—1191) попросил католикоса Армении и правителя Киликии Левона о помощи крестоносцам, которая была оказана. Хотя в 1195 году императором Германии Генрихом VI князь Левон был признан королём Киликии, а в 1196 году получил корону от византийского императора Алексея III (1195—1203), однако коронация откладывалась. Левон хотел быть коронован Западом, дабы впоследствии иметь его покровительство, а по законам того времени все западные политические образования утверждались и благословлялись папой. Наконец в Киликию для коронации Левона прибыл посланник папы кардинал Конрад.

Но папа не мог короновать и благословлять кого-либо, если тот не был единого с ним вероисповедания. Поэтому кардинал выдвинул идею объединения Армянской и Латинской церквей, предлагая армянам принять некоторые условия соответственно тому, как правильную веру и обряд понимают на Западе. Созванный Левоном собор отклонил предложения Рима. И всё же между представителем папы и 12 епископами — поборниками государственных интересов Киликии было заключено соглашение. 6 января 1198 года кардинал Конрад совершил коронацию Левона, а армянский католикос — освящение, правда, по канонам Латинской церкви, которые специально для этой цели были переведены на армянский язык архиепископом Тарса Нерсесом Ламбронаци.

В 1244 году папа Иннокентий IV в своём письме к католикосу Константину I предложил по обычаям Латинской церкви совершать елеопомазание больных. В 1243 году с участием духовенства Киликии состоялся II Сисский собор, который утвердил 24 упорядочивающих канона, в основном о быте верующих. В 1246 году эти каноны вместе с Энцикликой католикоса, в которой предлагалось принять помазание больных елеем, были отправлены в Восточную Армению для утверждения. Но папа Иннокентий IV, не удовлетворившийся этим, в 1248 году отправил в Киликию епископа Тиманча для разъяснения тех политических выгод, которые могли бы получить армяне от унии.

Царь Хетум отправил послание папы к католикосу Константину и попросил ответить на него. Католикос, хотя и был преисполнен уважения к римскому престолу, не мог принять тех условий, которые предлагал папа. Поэтому он отправил королю Киликии Хетуму послание, состоящее из 15 пунктов, в котором отвергал вероучение Католической церкви и просил царя не доверять Западу. Римский престол, получив такой ответ, ограничил свои предложения и в написанном в 1250 году письме предложил принять только учение о филиокве. Для ответа на это предложение католикос Константин в 1251 году созвал III Сисский собор. Не придя к окончательному решению, собор обратился к мнению церковных деятелей Восточной Армении. Проблема была новой для Армянской церкви, и естественно, что в начальный период могли существовать различные мнения. Однако никакое решение так и не было принято.

В 1262 году на Восток прибыл и обосновался в Ахайе легат папы Урбана IV епископ Гулиельмос. Для приветствия легата царь Хетум отправил своего брата Ошина, а католикос — архимандрита Мхитара Скевраци, с которым у легата папы состоялся диалог. Епископ Гулиельмос утверждал, что главой церкви является папа римский, тогда как Мхитар Скевраци, ссылаясь на Библию, доказывал, что главой церкви является не папа римский, а Христос.

В 1292 году на армянский патриарший престол был возведён епископ Анаварза Григор VII (1293—1306) — человек, приверженный идее объединения всех христианских церквей и ради этой цели готовый пожертвовать некоторыми обычаями Армянской церкви. В те годы в Киликии царствовал сторонник унии Хетум II (1289—1301). Первым делом католикоса Григора Анаварзеци было приведение армянских четьих-миней в соответствие с греческими и латинскими и утверждение по просьбе царя Хетума праздника Всех святых 1 ноября, как и у латинян. Он попытался внести изменения и в ряд вопросов обрядового характера — тех самых, которые всегда препятствовали объединению Армянской церкви с Византийской и Латинской церквями.

Эти изменения вызвали серьёзные возражения в Восточной Армении, где под председательством Сюникского митрополита был созван собор, который письменно предупредил католикоса, чтобы тот не вводил подобные изменения в обряды Армянской церкви. Игнорировать мнение церковного собора богословов Армянской церкви католикос не мог, а потому об унии не могло быть речи. Но стремление обрести единство с христианскими братьями не угасало, а постоянные угрозы со стороны мусульман заставляли киликийцев искать помощи у христианских государств, и потому взоры армян были направлены и в сторону греков.

В 1295/96 г. над невестой греческого царя армянкой Мариам и её сестрой, согласно канонам Византийской церкви было совершено таинство миропомазания, как над обратившимися к истинной вере из ереси. Этот факт, так же как и реакция духовенства Восточной Армении, отвернул взгляд Григора Анаварзеци от Византии и он обратился снова на Запад в надежде получить поддержку для Киликии даже ценой унии. Он собирался ввести новые изменения в обряды Армянской церкви и с этой целью написал ряд духовных гимнов для празднеств Рождества Христова и Крещения, планируя отмечать их раздельно.

Однако, убедившись, что от латинян невозможно получить реальной помощи даже такой ценой, он посчитал излишним далее заниматься проблемой объединения церквей и таким образом сеять смуту внутри своей церкви. Но цари Хетум и Левон, в тщетной надежде получить помощь от Запада, продолжали требовать от католикоса совершенного объединения двух церквей. Католикос отказался сделать это, за что был низложен, сослан и скончался в ссылке в 1306 году. После смерти Григора царь Левон созвал в 1307 году в Сисе собор, известный в истории как VII Сисский Собор, в котором участвовали 43 епископа и князья Киликии.

Левон предъявил Собору письмо, якобы написанное Григором Анаварзеци (так это или не так, Бог знает), которое содержало следующие богословские и обрядовые изменения:

• в Св. Чашу добавлять воду;
• принять решения семи Вселенских Соборов;
• признать во Христе два естества, две воли и два воздействия;
• Господние праздники отмечать, как греки и латиняне: Рождество — 25 декабря. Сретение — 2 февраля. Благовещение — 25 марта и т. д.;
• в Рождественский и Пасхальный сочельник употреблять в пищу только рыбу и растительное масло;
• Трисвятую песнь петь с прибавлением имени Христа: «Христос, что распялся за нас».

Участники собора, за исключением пяти епископов, приняли эти изменения. На этом же соборе был избран католикосом поборник объединения Константин III Кесараци (1307—1322). Решения Сисского собора встретили серьёзное сопротивление как в Восточной Армении, так и в Киликии. Однако преемник царя Левона Ошин (1307—1320) приложил все усилия, чтобы воплотить в жизнь эти решения. Для прекращения возникшей смуты царь Ошин в 1316 году созвал в Адане собор с участием 13 епископов, 7 архимандритов и 10 князей. На этом соборе обсуждались возражения против решений VII Сисского собора, которые, однако, были отклонены как якобы противоречащие правде, и вновь были утверждены решения Сисского собора.

После собора в Адане царь Ошин в 1318 году обратился к папе Иоанну XXII и королю Франции Филиппу V за обещанной помощью, но напрасно. Результатом пролатинской политики явилось лишь приобретённое недружелюбие соседних мусульман, особенно мамлюков Египта, частые набеги которых послужили причиной упадка Киликийского армянского государства. Возмущённый невыполнением обещаний католикос Месроп I Артазеци (1359—1372) в 1361 году созвал VIII Сисский собор и повелел убрать из обрядов Армянской церкви все нововведения, которые были результатом пролатинской политики киликийских царей.

В 1375 году под ударами мамлюков окончательно пало Киликийское армянское царство. Страна разорялась, началась массовая эмиграция. Царь Левон Лузиньян, лишившийся трона и страны, отправился в Европу искать помощи христианских монархов в восстановлении Киликийского царства. Патриарший престол в руках чужеземцев превратился в игрушку. В подобных политических условиях в Восточной Армении, на базе ведущей богословской Сюникской школы, зародилась и нашла поддержку в церкви идея возвращения патриаршего престола в Армению.

Решение о переносе главного престола ААЦ из Сиса в Эчмиадзин было закреплено при жизни и с одобрения последнего киликийского католикоса всех армян Григора IX, который из-за старости уже не мог переселиться в Армению. В мае 1441 года на соборе в Эчмиадзине с участием 700 епископов, архимандритов, учёных и представителей знати был провозглашён перенос престола католикосов всех армян и избран новый католикос ААЦ, с сохранением института Киликийского католикосата. Католикосу всех армян, отныне находившемуся в Эчмиадзине, подчинялись в духовном отношении все прочие армянские первоиерархи.

История ААЦ после 1441 года

Под властью османской Турции и Персии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В XV веке общая ситуация на Ближнем Востоке изменилась. В ходе постоянного противоборства исчезли последние христианские государства региона. Вскоре, после переноса духовного центра ААЦ из Киликии в исконную Армению, под ударами турок-османов погибли Византия (1453) и Трапезунд (1461). Одно за другим были потеряны владения итальянских морских республик (кроме Кипра). Державы египетских мамлюков и Тамерлана оказались недолговечными, и к началу XVI века весь регион был поделён между находившейся в зените могущества Османской империей и персидским государством Сефевидов.

На XVI-XVII века приходится период наиболее активного противоборства между этими державами за доминирующее положение на Ближнем Востоке, в том числе за власть над территорией Армении. Поэтому с этого времени епархии и общины ААЦ на несколько столетий были поделены по территориальному признаку на турецкие и персидские. Обе эти части единой церкви с XVI века развивались в разных условиях, имели различный юридический статус, что сказалось на структуре иерархии ААЦ и на взаимоотношениях различных общин внутри неё.

После падения Византийской империи в 1461 году был образован Константинопольский патриархат ААЦ. Первым армянским патриархом в Стамбуле стал архиепископ Бурсы Овагим, возглавлявший армянские общины в Малой Азии. Патриарх был наделён широкими религиозными и административными полномочиями и являлся главой (баши) особого «армянского» миллета (эрмени миллети). Кроме собственно армян в этот миллет турками были включены и все христианские общины, не вошедшие в объединявший греко-православных христиан на территории Османской империи «Византийский» миллет. Кроме верующих других нехалкидонских Древневосточных церквей, в Армянский миллет были включены Марониты, богомилы (?) и католики Балканского полуострова. Их иерархия в административном отношении была подчинена армянскому патриарху в Стамбуле.

На территории Османской империи в XVI веке также оказались и другие исторические престолы ААЦ — Ахтамарский и Киликийский католикосаты и Иерусалимский патриархат. При том, что католикосы Киликии и Ахтамара были выше духовной степенью Константинопольского патриарха, который был только архиепископом, они в административном плане были подчинены ему как армянскому этнарху на территории Турции.

Престол католикосов всех армян в Эчмиадзине оказался на территории Персии, и там же находился подчинённый ААЦ престол католикоса Албании. Армяне на территориях, подчинённых Персии, почти полностью утратили права на автономию, и ААЦ здесь осталась единственным общественным институтом, который мог представлять нацию и влиять на общественную жизнь. Определённого единства управления в Эчмиадзине сумел достичь католикос Мовсес III (1629—1632). Он упрочил положение церкви в персидском государстве, добившись от правительства прекращения чиновничьих злоупотреблений и отмены налогов для ААЦ. Его преемник Пилипос I стремился укрепить связи церковных епархий Персии, подчинявшихся Эчмиадзину, с епархиями в Османской империи. В 1651 году он созвал поместный собор ААЦ в Иерусалиме, на котором были устранены все вызванные политическим разделением противоречия между автономными престолами ААЦ.

Однако во 2-й половине XVII века возникло противостояние между Эчмиадзином и набиравшим силу Константинопольским патриархатом. Патриарх Константинопольский Егиазар при поддержке Высокой Порты был провозглашён верховным католикосом ААЦ в противовес законному католикосу всех армян с престолом в Эчмиадзине. В 1664 и 1679 годах католикос Акоб VI посетил Стамбул и провёл переговоры с Егиазаром о единстве и разграничении полномочий. Чтобы устранить конфликт и не разрушать единства церкви, согласно их договору после смерти Акоба (1680) Эчмиадзинский престол занял Егиазар. Таким образом, единая иерархия и единый верховный престол ААЦ были сохранены.

Происходившее в основном на территории Армении противоборство тюркских племенных союзов Ак-Коюнлу и Кара-Коюнлу, а затем войны между Османской империей и Ираном привели к огромным разрушениям в стране. Католикосат в Эчмиадзине предпринимал усилия для сохранения идеи национального единства и национальной культуры, совершенствуя церковно-иерархическую систему, но тяжёлое положение в стране заставляло многих армян искать спасения на чужбине. К этому времени армянские колонии с соответствующей церковной структурой уже имелись в Иране, Сирии, Египте, а также в Крыму и Речи Посполитой (более всего — на Западной Украине). В XVIII-XIX вв. укрепляются позиции ААЦ в России — Москве, Санкт-Петербурге, Новом Нахичеване (Нахичевани-на-Дону), Армавире.

Католический прозелитизм среди армян

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Одновременно с укреплением экономических связей Османской империи с Европой в XVII—XVIII веках происходил рост пропагандистской активности Римской католической церкви. ААЦ в целом занимала резко негативную позицию по отношению к миссионерской деятельности Рима среди армян. Тем не менее в середине XVII века наиболее значительная армянская колония в Европе (на Западной Украине) под мощным политическим и идеологическим давлением была вынуждена принять католичество. В начале XVIII века армянские епископы Алеппо и Мардина открыто высказывались в пользу перехода в католичество.

В Константинополе, где пересекались политические интересы Востока и Запада, европейские посольства и католические миссионеры из орденов доминиканцев, францисканцев и иезуитов развернули активную прозелитическую деятельность среди армянской общины. В результате влияния католиков среди армянского духовенства в Османской империи произошёл раскол: несколько епископов приняли католичество и, при посредничестве французского правительства и папства, отделились от ААЦ. В 1740 году, при поддержке папы Бенедикта XIV, они образовали Армянскую католическую церковь, перешедшую в подчинение Римскому престолу.

Вместе с тем связи ААЦ с католиками сыграли существенную роль в возрождении национальной культуры армян и распространении европейских идей Ренессанса и Просвещения. С 1512 года в Амстердаме (типография монастыря Агопа Мегапарта), а затем в Венеции, Марселе и других городах Западной Европы начали печататься книги на армянском языке. Первое армянское печатное издание Священного Писания было осуществлено в 1666 году в Амстердаме (на тот момент католический Амстердам входил в состав кальвинистских, но широко веротерпимых Нидерландов).

В самой Армении в то время культурная деятельность была сильно затруднена (первая типография открылась здесь только в 1771), что заставляло многих представителей духовенства покидать Ближний Восток и создавать монастырские, научно-просветительские объединения в Европе.

Мхитар Себастаци, увлёкшийся деятельностью католических миссионеров в Константинополе, в 1712 году основал монастырь на острове Сан-Ладзаро в Венеции. Приспособившись к местным политическим условиям, братия монастыря (Мхитаристы) признала примат папы римского; тем не менее эта община и возникшее её ответвление в Вене старались оставаться в стороне от пропагандистской деятельности католиков, занимаясь исключительно научно-просветительской работой, плоды которой заслужили всенародное признание.

В XVIII веке большое влияние среди армян, сотрудничавших с католиками, приобрёл католический монашеский орден антонитов. Общины антонитов на Ближнем Востоке формировались из представителей Древневосточных церквей, перешедших в католичество, в том числе из ААЦ. Орден армянских антонитов был основан в 1715 году, и его статус был утверждён папой Климентом XIII. К концу XVIII века большинство епископата Армянской католической церкви принадлежало к этому ордену.

Одновременно с развитием прокатолического движения на территории Османской империи ААЦ создавала армянские культурно-просветительные центры национальной ориентации. Наиболее известным из них стала школа монастыря Иоанна Крестителя, основанная священнослужителем и учёным Варданом Багишеци. Большую известность в Османской империи приобрёл монастырь Армаши. Выпускники этой школы пользовались большим авторитетом в церковных кругах. Ко времени патриаршества в Константинополе Закарии II в конце XVIII века важнейшей областью деятельности Церкви становится обучение армянского духовенства и подготовка необходимых кадров для управления епархиями и монастырями.

ААЦ после присоединения Восточной Армении к России

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Симеон I (1763—1780) первым среди армянских католикосов установил официальные связи с Россией. К концу XVIII века армянские общины Северного Причерноморья оказались в составе Российской империи в результате продвижения её границ на Северном Кавказе. Епархии, находившиеся на персидской территории, прежде всего Албанский католикосат с центром в Гандзасаре, развернули активную деятельность, направленную на присоединение Армении к России. Армянское духовенство Эриванского, Нахичеванского и Карабахского ханств стремилось избавиться от власти Персии и связывало спасение своего народа с поддержкой христианской православной России.

С началом Русско-персидской войны, тифлисский епископ Нерсес Аштаракеци способствовал созданию армянских добровольческих отрядов, которые внесли немалый вклад в победы русских войск в Закавказье. В 1828 году по Туркманчайскому договору Восточная Армения вошла в состав Российской империи.

Деятельность Армянской церкви под властью Российской империи протекала в соответствии с особым «Положением» («Сводом законов Армянской Церкви»), утверждённым императором Николаем I в 1836 году. Согласно этому документу, в частности, был упразднён Албанский католикосат, епархии которого вошли в состав непосредственно ААЦ. По сравнению с другими христианскими общинами в Российской империи, Армянская церковь, благодаря своей конфессиональной обособленности, занимала особое положение, на которое не могли существенно повлиять некоторые ограничения — в частности, армянский католикос должен был рукополагаться только с согласия императора.

Конфессиональные отличия ААЦ с Русской Православной Церковью в империи, где господствовало византийское православие, нашли своё место. Армянской церкви дали название «Армяно-григорианская церковь», указывая на её разночтения с византийским православием. Грузинская церковь является единоверной с РПЦ, и сильно с ней сблизилась. Несмотря на стабильное положение Армянской церкви в России, имели место некоторые притеснения ААЦ со стороны властей. В 1885—1886 гг. армянские приходские школы были временно закрыты, а с 1897 года — переданы в ведомство Министерства просвещения. В 1903 году был издан указ о национализации армянских церковных имуществ, отменённый в 1905 после массовых возмущений армянского народа.

В Османской империи армянская церковная организация в XIX веке также обрела новый статус. После русско-турецкой войны 1828—1829 гг., благодаря посредничеству европейских держав, в Константинополе были созданы католические и протестантские общины, в их состав вошло значительное количество армян. Тем не менее армянский Константинопольский патриарх продолжал рассматриваться Высокой Портой как официальный представитель всего армянского населения империи. Избрание патриарха утверждалось султанской грамотой, и турецкие власти всячески стремились поставить его под свой контроль, используя политические и общественные рычаги. Малейшее нарушение пределов компетенции и неповиновение могли повлечь за собой низложение с престола.

В сферу деятельности Константинопольского патриархата ААЦ вовлекались всё более широкие слои общества, и патриарх постепенно приобрёл значительное влияние в Армянской церкви Османской империи. Без его вмешательства не решались внутрицерковные, культурные или политические вопросы армянской общины. Константинопольский патриарх являлся посредником во время контактов Турции с Эчмиадзином. Согласно «Национальной конституции», выработанной в 1860—1863 годах (в 1880-х гг. её действие было приостановлено султаном Абдул-Хамидом II), духовное и гражданское управление всего армянского населения Османской империи находилось в ведении двух советов: духовного (из 14 епископов под председательством патриарха) и светского (из 20 членов, избиравшихся собранием 400 представителей армянских общин).

Несмотря на то, что после принятия российского «Положения» и османской «Национальной конституции» ААЦ оказалась политически разделённой на две части, Католикос всех армян с престолом в Эчмиадзине, на территории Кавказского наместничества Российской империи, продолжал оставаться общепризнанным на церковном и государственном уровне духовным главой Армянской церкви. По этой причине армянские Константинопольские патриархи нередко выдвигались и избирались на Эчмиадзинский престол. К 1914 г. непосредственно Эчмиадзину подчинялись 19 епархий в пределах России и девять в Иране, Индии, на острове Ява, в Европе и Америке. Под юрисдикцией Константинопольского патриархата находилась 51 епархия в пределах Османской империи и отделившихся от неё Греции, Румынии и Болгарии. Киликийскому католикосату подчинялись 15 епархий, Ахтамарскому католикосату — две и Иерусалимскому патриархату — 4 епархии.

XX век

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В годы Первой мировой войны Армянская церковь в Турции понесла потери вместе со всем армянским населением страны. Массовые избиения армян происходили с конца XIX века, а 24 апреля 1915 года начался первый в мире геноцид армян. Духовенство полностью разделило судьбу народа. Преобладающее большинство епархий Константинопольского патриархата и Ахтамарский католикосат прекратили существование. Киликийский престол, находившийся до 1922 года в Сисе, ценой больших усилий был возрождён в 1930-х годах католикосом Сааком II с центром в монастыре Антилиасе близ Бейрута. Для обеспечения существования Киликийского католикосата под его юрисдикцию при поддержке Католикоса всех армян был передан ряд епархий, относившихся к армянскому Иерусалимскому и Константинопольскому патриархатам.

Как и другие церкви, Армянская апостольская церковь неоднозначно отнеслась к Октябрьской социалистической революции. С возникновением Республики Армении (1918—1920) Армянская апостольская церковь поддержала её правительство и содействовала становлению Армянской государственности.

С утверждением советской власти в Закавказье в 1920 году Армянская церковь заняла вынужденно-лояльную позицию по отношению к советскому государству. Тем не менее на неё, как и на все другие церкви в СССР, обрушились репрессии. В 1922 году был издан декрет о национализации имущества Армянской апостольской церкви. С 1928 года в Армении развернулась активная антирелигиозная пропаганда, внутри Армянской церкви в 1920-е — 1930-е гг. шли сложные и противоречивые процессы, связанные с попытками проведения церковных реформ. Всё это привело к резкому сокращению сферы её деятельности. В 1939 году богатейшее собрание библиотеки Эчмиадзина (более 10 тыс. рукописей на армянском и др. языках) было перевезено в Ереван (с 1959 — Институт рукописей Матенадаран).

К давлению со стороны советской власти прибавились обвинения в адрес руководства Армянской церкви в сотрудничестве с большевиками со стороны дашнаков. Дело не ограничилось словесными упреками. 24 декабря 1933 года в США член партии Дашнакцутюн убил прямо во время праздничного богослужения архиепископа Леона Туряна, назначенного католикосом.

С началом Великой Отечественной войны Армянская церковь организовала сбор материальной помощи на оборону страны. Местоблюститель Эчмиадзинского престола архиепископ Геворг Чеорекчян в 1944 году передал Красной Армии танковую колонну «Давид Сасунский», сформированную на собранные ААЦ пожертвования.

В конце второй мировой войны, в связи с существенным изменением отношения к религии в СССР, с разрешения государственных властей, в Армении впервые состоялся Национально-церковный собор ААЦ, на котором представители армянских епархий всего мира избрали Католикосом всех армян Геворга VI (1945—1954). Начавшаяся после войны массовая репатриация армян в СССР также положительно сказалась на отношении государства к ААЦ.

Успешной была деятельность католикоса Вазгена I (1955—1994). Авторитет, которым он пользовался как в самой Армении, так и среди армян диаспоры, позволил ему осуществить ряд программ по обновлению церковной жизни. Перемены стали особенно явными с началом в СССР перестройки, в атмосфере резко возросшего национального самосознания, связанного с Карабахским движением. В конце 1980-х годов Армянская церковь постепенно вернула в общественном сознании подобающее ей культурно-историческое значение. Велика оказалась её роль в ходе ликвидации последствий землетрясения в Армении 7 декабря 1988 года, унёсшего десятки тысяч жизней. По призыву Церкви из её зарубежных епархий незамедлительно поступили средства на помощь пострадавшим и на восстановительные работы.

Католикос всех армян Гарегин I (1995—1999), бывший до того католикосом Киликийским, приложил немало усилий для сплочения рядов верующих и роста авторитета Армянской церкви как в армянском народе, так и на межконфессиональном уровне. В соответствии с введённым в 1997 году в Армении новым административным делением в республике были созданы 8 епархий, почти совпадающих с границами областей.

Несмотря на разногласия и торжественное отречение священнослужителей церкви при их посвящении в сан от северианства и от определений Халкидонского Собора (признанного РПЦ как православного), ААЦ ратифицировала Шамбезийские соглашения и в целом воспитывает мирян в духе единства с другими православными церквами дохалкидонской и халкидонской ветвей, а многие священнослужители получили духовное образование в учебных заведениях РПЦ

Подразделения ААЦ

Епархии

Армения и Нагорный Карабах

• Арагацотнская епархия ААЦ (Арагацотнский район, центр — Ошакан)
• Араратская епархия ААЦ (Ереван и Араратский район)
• Армавирская епархия ААЦ (Армавирский район, центр — Вагаршапат)
• Артикская епархия ААЦ
• Арцахская епархия ААЦ (Арцахская республика, центр — Шуши)
• Гегаркуникская епархия ААЦ (Гегаркуникский район, центр — Гавар)
• Гугаркская епархия ААЦ (Лорийский и Тавушский районы, центр — Ванадзор)
• Котайкская епархия ААЦ (Котайкский район, центр — Цахкадзор)
• Сюникская епархия ААЦ (Сюникский и Вайоцдзорский районы, центр — Горис)
• Ширакская епархия ААЦ (Ширакский район, центр — Гюмри)

Азия

• Атропатенская епархия ААЦ (останы Западный и Восточный Азербайджан, центр — Тебриз)
• Тавризская епархия
• Тегеранская епархия ААЦ (Тегеран и прилегающие районы)
• Исфаханская епархия ААЦ (останы Шираз и Хузистан)* Тавризская епархия
• Иракская епархия ААЦ (Ирак, центр — Багдад)
• Берийская епархия ААЦ (Сирия, центр — Алеппо)
• Египетская епархия ААЦ (Египет, Судан, Эфиопия, ЮАР, центр — Каир)
• Азербайджанская епархия ААЦ (центром был — Баку)

Северная Америка

• Восточноамериканская епархия ААЦ (центр — Нью-Йорк)
• Западноамериканская епархия ААЦ (центр — Лос-Анджелес)
• Канадская епархия ААЦ (центр — Монреаль)

Южная Америка

• Аргентинская епархия ААЦ (центр — Буэнос-Айрес)
• Бразильская епархия ААЦ (центр — Сан-Паулу)
• Уругвайская епархия ААЦ (центр — Монтевидео)

Европа

• Российская и Ново-Нахичеванская епархия (центр — Москва)
• Епархия ААЦ юга России (центр — Краснодар)
• Украинская епархия ААЦ (центр — Львов)
• Английская епархия ААЦ (центр — Лондон)
• Греческая епархия ААЦ (центр — Афины)
• Румынская епархия ААЦ (центр — Бухарест)
• Болгарская епархия ААЦ (центр — София)
• Германская епархия ААЦ (центр — Кёльн)
• Швейцарская епархия ААЦ (центр — Женева)

Австралия

• Австралийская епархия ААЦ (Австралия и Новая Зеландия, центр — Сидней)

Патриаршие экзархаты

• Западноевропейский экзархат ААЦ (Франция, Италия, Албания, Нидерланды, центр — Париж)
• Восточноевропейский экзархат ААЦ (Австрия, Швеция, Норвегия, Финляндия, Дания, центр — Вена)
• Индийский и Дальневосточный экзархат ААЦ (Индия, Сингапур, Индонезия, Китай, Мьянма, центр — Калькутта)

Патриархии

• Иерусалимская патриархия ААЦ. Центр — Иерусалим
• Константинопольский патриархат ААЦ. Центр — Константинополь.

Упраздненные кафедры

• Католикосат Агванка
• Католикосат Ахтамара (1113—1895)
• Астраханская епархия
• Ново-Нахичеванская и Бессарабская епархия
• Ново-Нахичеванская епархия
• Бакинская и Туркестанская епархия
• Северо-Кавказская и Астраханская епархия (центр — Армавир)
• Московское пасторство

См. также

• Армянские католикосы-патриархи — хронология правления верховных патриархов-католикосов всех армян (43 г н. э. — 1999 г.).
• Список армянских церквей и монастырей мира
• Список армянских церквей и монастырей в России
• Список соборов Армении
• Достопримечательности Армении
• Аштишатский собор
• Сан-Ладзаро дельи Армени
• Церковь Кавказской Албании
• Армянская католическая церковь
• Армянский храмовый комплекс в Москве
• Святые Армянской апостольской церкви
• Шогакат

Литература

• Арутюнян Л. В. [repository.crimea.edu/jspui/bitstream/123456789/12385/1/21-Arutunyan.pdf Догматико-культовые особенности Армянской апостольской церкви] // Культура народов Причерноморья. — Симферополь: Крымский научный центр НАН Украины, 2009. — № 162. — С. 77-81. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1562-0808&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1562-0808].
• Бозоян А. А., Юзбашян К. Н., Э. П. Г., архим. Августин (Никитин) [www.pravenc.ru/text/76124.html Армянская апостольская церковь] // Православная энциклопедия. Том III. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 329-355 . — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-008-0
• Кондратьєва І. В. [papers.univ.kiev.ua/filosofija_politologija/11046.pdf Інституцій орієнтального християнства: проблема ідентифікації] // Вісник Київського національного університету імені Тараса Шевченка Філософія. Політологія. — К.: Видавничо-поліграфічний центр "Київський університет", 2007. — № 84-86. — С. 35-39. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1728-2632&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1728-2632].
• Кондратьєва І. В. [library.univ.kiev.ua/ukr/host/viking/db/ftp/univ/hs/hs_2010_08.pdf Релігієзнавчий аналіз особливостей ідентифікації інституцій орієнтального християнства] (укр.) // Гуманітарні студії: збірник наукових праць. — К.: Видавничо-поліграфічний центр "Київський університет", 2010. — Вип. 8. — С. 41-50.
• Армянская апостольская церковь / Ованесян С. Н. // Ангола — Барзас. — М. : Советская энциклопедия, 1970. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 2).</span>
• Пучков П. И. [www.cbook.ru/peoples/more/ans_ar1.shtml Армянская апостольская церковь] // Народы и религии мира: Энциклопедия / Гл. ред. В. А. Тишков. Редкол.: О. Ю. Артёмова, С. А. Арутюнов, А. Н. Кожановский, В. М. Макаревич (зам гл. ред.), В. А. Попов, П. И. Пучков (зам гл. ред.), Г. Ю. Ситнянский. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. — 928 с. — ISBN 5-85270-155-6.

Аффилированные источники

Литература

• «Հայ Եկեղեցու պատմություն» Եզնիկ Ծ. Վարդապետ Պետրոսյան («История Армянской Церкви» арх. Езник Петросян)

Ссылки

• [www.armenianchurch.org/ Официальный сайт Первопрестольного Святого Эчмиадзина] (арм.) (англ.)
• [www.araratian-tem.am/index.php?id=1&lang=R Араратская Патриаршая Епархия ААЦ]
• [www.armenianchurch.ru/ Официальный сайт Ново-Нахичеванской и Российской Епархии Армянской апостольской церкви]
• [www.armenianchurchsouth.ru/ Официальный сайт Епархии Юга России Армянской апостольской церкви]
• [www.armenianhouse.org/petrosyane/church-ru/contents.html «Армянская апостольская святая церковь» — Езник Петросян]
• [www.hraam.ru/photo/armenia/ «Храмы, церкви и монастыри Армении»] (рус.)
• [www.sain.org/Armenian.Church/Index.htm Информация об Армянской апостольской церкви] (англ.)
• [www.cilicia.com/armo_church_directory.html Справочник по патриархатам и епархиальным управлениям Армянской апостольской церкви] (англ.)
• [www.armenian-patriarchate.com/ Иерусалимская Епархия ААЦ] (англ.)
• [www.armenianchurch.net/ Восточная Епархия ААЦ в США] (англ.)
• [www.armenianchurchwd.com/ Западная Епархия ААЦ в США] (англ.)
• [www.armenianchurchlibrary.com/index-rus.html Библиотека Армянской апостольской церкви] (рус.) (англ.) (арм.)
• [www.lusamut.net/level2_.php?id=50&id_2=379&cat_=6&s=0 Армянский народ и Церковь]

Отрывок, характеризующий Армянская апостольская церковь

– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.