Армянская музыка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Культура Армении
Литература
Архитектура
Музыка
Театр
Танец
Одежда
Ковроделие
Миниатюра
Изобразительное
искусство
Мифология
Книгопечатание
Образование
Кино
Календарь
Система счисления
Право
Кулинария

Армя́нская му́зыка — многовековая музыкальная культура армянского народа. В статье рассматриваются история, жанры и музыкальные особенности древней, средневековой и современной армянской музыки (как народной так и профессиональной). Формирование армянской музыки начинается со II тыс. до н. э. во взаимодействии с музыкальными культурами древних народов Передней и Малой Азии[1].





Исторический очерк

Античность и Средневековье

В III в. до н. э. уже было формировано качественное своеобразие армянской музыки[2]. Исторические сведения о языческих обрядах древних армян, в частности об искусстве гохтанских певцов, гусанов и випасанов (сказителей) приведены в трудах древенармянских историков V века Мовсеса Хоренаци и Фавстоса Бузанда[3]. Из песен дохристианской Армении сохранились отрывки стихотворных текстов песен, повествующих об Ара Прекрасном и ассирийской царице Шамирам, о царе Арташесе и т. д., которые исполнялись под музыкальное сопровождение[4]. Хоренаци, описывая истории из древнеармянской мифологии пишет: «То же в точности говорится и в песнях достойных перечисления, заботливо сохраняемых, как я слышал, жителями изобилующей вином области Голтн. Среди них имеются песни, рассказывающие об Арташесе и его сыновьях и упоминающие также потомков Аждахака, называя их иносказательно драконородными, ибо Аждахак на нашем языке означает дракона…»[5]. Одна из этих древнейших песен, относящаяся ко II веку до н. э., рассказывала об армянском царе Арташесе и аланской царице Сатеник[6]:

Храбрый царь Арташес на вороного сел,
Вынул красный аркан с золотым кольцом,
Через реку махнул быстокрылым орлом,
Метнул красный аркан с золотым кольцом,
Аланской царевны стан обхватил,
Стану нежной царевны боль причинил,
Быстро в ставку свою её повлачил[7].

Хоренаци упоминает музыкальный инструмент пандир, которым были исполнены древнеармянские песни: «Мы собственными ушами слышали пение этой (песни) в сопровождении пандирна.» — пишет он, рассказывая о древнеармянском боге-драконоборце Ваагне[8].

Не менее богатые сведения о музыке древней Армении сообщает Павстос Бузанд (V век). Он, в частности, упоминает об инструменталистах, играющих на барабанах, срингах, кнарах и трубах[9]. Сведения в области инструментальной музыки и армянской музыкальной инструментарий очень скудны, тем не менее до нас дошло описание некоторых музыкальных инструментов а также их наименования. Так, к числу духовой группы относились[10]: сринг[11] — тип флейты, ехджерапох — рог, пох — труба медная, к ударной группе относились[10]: тмбук — барабан, к струнной группе[10]: бамбирн[12] — инструмент с плектром, пандир, кнар — тип лиры, джнар — разновидность кнара, вин — разновидность кнара.

После 301 года, когда Великая Армения официально приняла христианство в качестве государственной религии, создаются основы для развития музыки армянской христианской церкви. Армянская христианская музыка наряду с арамейской, еврейской, каппадокийской, лежит в основе общехристианской музыкальной культуры[13], представляя большое значения для изучения как музыкальная культура страны, первой принявшей христианство в качестве государственной религии[14]. С конца IV века в высших школах было введено обучение песнетворчеству и пению[2], о чём сообщает Агатангелос[15]. В то же время армянское духовенство относилась негативно к прежнему языческому музыкальному наследию. Так, например в 365 году Аштишатский собор вынес постановление, запрещающее исполнение песни-плача во время погребального шествия[16]. Значительную историческую роль в дальнейшем развитии древнеармянской музыки сыграло формирование феодальных отношений. Уже в V—VII веках новые и более сложные формы армянской народной музыки, расширение круга её интонаций и обновление тематики было исторически обусловлено появлением раннего феодализма. Прежнее искусство гусанов продолжает своё развитие несмотря на гонения церкви. Хотя армянская профессиональная музыка находилась в ведении церкви, она в то же время, испытывала сильное влияние народного творчества. Огромную роль для развития церковной музыки сыграло создание в 406 году армянского алфавита. В армянских школах (вардапетаран) преподавалась теория музыки, сочинение и пение. Мовсес Хоренаци, говоря об основании Месропом Маштоцем первых армянских школ, сообщает[17]:

…отобрав по велению Врамшапуха и Саака Великого умных и здоровых детей, обладавших мягкими голосами и долгим дыханием, учредил школы во всех областях и стал учить во всех уголках персидского, но не греческого удела…

Именно в V—VI веках были созданы первые духовные песни (гимнография), его первые авторы Месроп Маштоц, Саак Партев, Иоанн Мандакуни, Степанос Сюнеци (старший), Комитас Ахцеци и др. Первоначальными простейшими формами профессиональной монодической музыки были мелодии псалмов, созданные на основе музыкальной традиции языческого культа. Позднее развивались кцурды, в дальнейшем ставшие шараканами. Армянская духовная музыка эпохи заимствовала интонационный строй крестьянской песни. Первые музыкальные произведения — шараканы, появившиеся в V веке[3][18] отличаются ясностью содержания и лаконичностью формы, их мелодии и тексты просты, в основном малообъемны. В том же столетии систематизируются гласы[2]. Со временем были созданы шараканы с более сложными концепциями, сложной ритмикой и развитой ладово-интонационной основой. Разнообразие этих произведений состояло в песнопениях гандзов и аветисов, патарагов и других видов профессиональной духовной монодической музыки. Каждый из видов отличался своими жанровыми признаками. Если в V веке была произведена систематизация гласов, то уже в VII веке Барсег Тчон[19] составил первый сборник шараканов[2] — «Чонынтир шаракноц». Из гимнографов VII столетия известен также католикос Саак Дзорапореци. Вторую систематизацию гласов произвёл Степанос Сюнеци[2] в первой половине VIII столетия. Последний ввёл в церковную музыку канон. Новым достижением в истории древнеармянской музыки становится изобретение в VIII—IX веках системы экфонетической и музыкальной нотописи — армянских невмов — хазов. Она изначально связана с именем Сюнеци. Древнейшая рукопись с хазами относится IX веку. В целом сохранились более 2 тыс. рукописей с хазамаи. О высокой музыкальной культуре древней Армении свидетельствуют труды теоретиков Давида Анахта (V—VI вв.), Давида Керакана (Грамматика) (VI в.), Степаноса Сюнеци и др., которые касались вопросов музыкальной эстетики, разрабатывали учение о гармонии, звуке и т. д.[2]. Уже в раннем средневековье в Армении была разработана теория акустики[20].

Значительного развития армянская музыка достигает в эпоху развитого феодализма, в X—XIII столетиях. Этому способствует восстановление в середине IX века армянской национальной государственности. В X веке создается новое направление профессиональной монодической музыки — таг. Таги являлись крупными светскими или духовными вокальными пьесами драматического или эпического а также лирического-созерцательного характера. Эти произведения своими истоками восходили в гусанское, а также крестьянское музыкальное творчество. Наиболее видные авторы тагов — Григор Нарекаци (X в.), Хачатур Таронаци (XII в.) и другие. Гуманистические идеи армянского Возрождения, отражены как в творчестве тагов так и в эпосе «Сасунци Давид», который окончательно складывается к IX—X векам. Основное развитие музыкальной культуры Армении X—XI веков связана именно с творчеством тагов.

В X столетии Анания Нарекаци пишет «О знании гласов» посвященной истории музыки и её происхождения. Система музыкальной нотописи усовершенствуется в XI веке с появлением «хазов манрусума». Она позволяла более точно фиксировать мелодию. Создаются собрания песен «Хазгирк», которые являлись также своеобразными учебными пособиями. Большую роль в развитии древнеармянской музыки сыграл Нерсес Шнорали (XII в.), написавший многочисленные песни, таги и шараканы. Шнорали завершает создание шаракноца и патарага (литургия). Ованес Имастасер (XI—XII вв.), Ованес Ерзнкаци Плуз (XIII в.) и др. в своих трудах рассматривают темы музыкально-эстетического характера. Аракел Сюнеци, Акоп Крымеци пишут о музыкальных инструментах своего времени. Большую ценность представляют сохранившиеся слова исторических песен созданных в армянском царстве Киликии (о пленстве сына царя Хетума I Левона и т. д.). С XIV века светские таги значительно оттесняют шараканы и другие духовные произведения. Особенно начиная с XVI века, после раздела Армении между Турцией и Ираном усиливаются социальные мотивы и превалируют песни скорби.

Сборники средневековых песен — Шаракноц, Гандзаран, Манрусмунк и Тагаран[21]. Уже в 1620 году Хачгруз Кафаеци составил первый сборник армянских народных песен («Песенник Хачатура Кафаеци»).

Древнеармянская музыкальная нотация

Основная статья: Хазы

Согласно автору V века Лазару Парпеци армяне изначально использовали буквы алфавита для фиксации музыки[22]. Древнеармянская музыкальная нотация — хазы, возникли в VIII—IX веках[23]. Инициатором их создания предположительно являлось Степанос Сюнеци[24]. С XII века развивалась также в Киликии[1], где Нерсес Шнорали, Григор Хул (XII в.), Геворг Скевраци (XIII в.) и др. совершенствовали технологию системы хазов и исполнительского истолкования её знаков[24]. Известны более чем 40 основных и до 20[1] или 30[24] вспомогательных а также множество производных знаков. Хазы разделяются на три основных категории[24]. Помимо всего армянские невмы отличались от палеовизантийского невменного письма также своим графичким начертанием, наименованиями и взаимоотношением знаков[24]. Сохранилось огромное количество объёмистых рукописных томов, содержащих хазовые записи средневековых светских и духовных произведений[2]. Известны рукописи с экфонетической нотацией с IX века[25].

Певческий сборник, 1322 год Певческий сборник, 1332 год Певческий сборник, 1646 год

Жанры и характеристика древнеармянской музыки

Гусанская музыка

Гусаны — армянские народные певцы[4]. Их творчество исключительно светское. В дохристианской Армении в эпоху эллинизма[4] гусаны первоначально служили в храме богини Гисанэ[4], участвовали в фарсовых и сатирических представлениях. Гусанская музыка своими истоками восходила к творчеству випасанов эпохи рабовладельческой Армении. С периода развитого феодализма возникли гусаны и вардзаки. О гусанских песнях сообщают древнеармянские авторы V века Агатангелос, Фавстос Бузанд, Мовсес Хоренаци, Егише и др.[4]. В сопровождении музыкальных инструментов народные певцы гусаны изполняли песни главным образом на пирах, свадьбах и т. д.[4]. После 301 года армянская церковь преследовала гусанов[4]. Армянский историк Фавстос Бузанд, живший на рубеже IV—V веков, описывая события IV века, пишет:

Раз они были в Таронской земле, в церковном аване Аштишат, где впервые была построена церковь их прадедом Григорием. Оба брата Пап и Атанагинес приехали в это село. Сильно напившись, они стали насмехаться над божьим храмом; оба брата вошли в епископские покои, пили там вино с блудницами, певицами, танцовщицами, гусанами и коморохами[26].

Древнее гусанское искусство просуществовало до XV—XVI столетия. Известные поэты-гусаны этого времени Григор Хлатеци и Наапет Кучак — автор произведений известных как «айрены».

Шаракан

Шаракан — духовное песнопение, гимнография[27]. Сохранились большое количество шараканов V—XV веков. Древнеармянская духовная музыка состоит из четырёх основных жанров — кцурд (тропарь), кацурд (кондак), канон и таг[27]. Шараканы представляют собой синтез древнеармянской культуры, в частности поэзии, музыки и профессионального песнетворчества. Уже в VII веке Барсег Тчон по поручению католикоса Нерсеса составил сборник «Шаракноц». Согласно Киракосу Гандзакеци «[К тому времени] так много стало в Армении канонических церковных песнопений, что певцы одной епархии не знали [песнопений] другой.»[28]. Вардан Великий пишет:

…были рассмотрены церковные песни, из которых выбрали лучшие, которые с тех пор и поются в армянской церкви. Редакция их была возложена на св. Барсеха, по прозванию Тчон, бывшего настоятеля монастыря, называемого Деправанк', что в области Ани […] По нем и Ширакан, который до ныне употребляется в церквах армянских, называется Тчопентир[29].

Многовековое искусство шараканов всегда находилась под сильным влиянием светской музыки и поэзии, в течение около тысячи лет пережило значительную эволюцию[27]. Основной стихотворный размер текстов шараканов сложный четырёхстопный ямб (4+4+4+4). Встречаются и другие размеры, среди которых чаще четырёхстопный анапест (З+З+З+З)[27]. Музыка шараканов относится принципу строфичности. Шараканы сочинялись как целостные музыкально-поэтические произведения[27].

Византийский император Мануил I Комнин в своем послании к католикосу всех армян Григорию IV писал:

Уведомляю тебя, что соблазн, существовавший в нашем сердце, мы исцелили посредством богослужебных ваших песен (обращенных) к Богу; ибо, познакомившись с ними, мы явственно усмотрели из них, что в них, во многих местах, вы единого Xриста двумя естествами славите. И надлежит, чтобы эта правильность (учения), которая остается как бы сокрытою, была выставлена и возвышена всем[27].

Шараканы собраны в книге «Шаракноц»[30] охватывающий более 1166 песен[30].

Таг

Основная статья: Таг (музыка)

Таги, как и шараканы, также являлись синтезом музыкального и стихотворного искусства[31]. Таги своеобразный жанр профессиональной монодической музыки. Они являлись сравнительно объемными монодиями, которые своим содержанием и мелодией напоминают вокальные и инструментальные арии последующих эпох. Различаются духовные и светские таги. Первые более объемны, чем светские. Таг, как музыкальный жанр, особо развивалась с X века, главным образом благодаря Григору Нарекаци. Духовные таги в отличие от шараканов не были каноническими песнями, во время праздновании и церемонии исполнялись для предания данному событию большей торжественности. Светский таг наибольшего развития достигает в творчестве Фрика (XIII в.). Из позднесредневековых авторов тагов наиболее известны также Ованес Тлкуранци, Мкртич Нагаш, Минас Тохатци, Петрос Капанци, некоторые произведения которых сохранились с хазами. Один из наиболее известных светских тагов — «Крунк» (Журавль), создан в позднем Средневековье, сохранилась в текстах XVII века. Среди позднесредневековых авторов религиозных тагов и гандзов наиболее известны Аракел Сюнеци, Маттеос Джугаеци, Григор Хлатеци, Аракел Багишеци и др. Древнейший печатный сборник светских тагов был издан в Венеции в 1513 году. Последним тагопевцем был Наапет Кучак, который первый назвал себя ашугом[32]

XVII—XVIII века

Один из выдающихся исполнителей тагов являлся Петрос Капанци. Его произведение своими корнями восходит к традициям армянской музыкальной культуры развитого феодализма. В эту эпоху увеличивается и количество музыкантов и музыкантов-исполнителей. В то же время армянские учёные XVII—XVIII столетии продолжают изучать музыкальное наследие средневековых рукописей и манускриптов. Видными музыкальными теоретиками того времени были Аветик Пагтасарян, Зенне-Погос, Хачатур Эрзрумци и Мхитар Себастаци. Вместе с изучением древнеармянской музыки Григор дпир Гапаскалян (автор четырёх музыковедческих трудов[33]) пытается создать новую систему хазов.

Ашугская музыка

Основная статья: Ашуги

Ашугское искусство также является синтезом музыкальной и литературной (поэзия) культуры, возник в середине XVI века[34][35]. Ашуги — народные певцы-поэты[36], игравшие значительную роль в истории армянской музыки[36]. Осоновное развитие ашугского искусства начинается с XVII века. Видные армянские ашуги XVII—XVIII веков — Эгаз, Гул Арутин, Багер сын Лазаря, и др.[35]. Ашугская музыка основана на многовековых традициях народного творчества. Усвоив традиции средневековых тагасацов, армянские ашуги создавали оригинальные напевы для своих произведений. Уже со второй половины XIX столетия эти напевы были записаны европейской музыкальной нотацией. Тексты этих песен посвящены любовным, социальным, сатирическим и другим темам. Несмотря на индивидуальность данного творчества ашугскому искусству присущи и общие черты. Ашугская мелодия более эмоциональна, развернута по форме и гибка по ритму. Пение сопровождалось аккомпанементом на сазе или кеманче[36]. Основные музыкальные инструменты ашугов струнно-щипковые — саз и чонгур. Наиболее выдающиеся армянские ашуги XVII—XVIII веков Овнатан Нагаш, Багдасар Дпир и Саят-Нова. В XVIII столетии искусство ашугов «поглощает» творчество тагасацов.

XIX — начало XX веков

Народная музыка

Основная статья: Армянская народная музыка

Крупнейшие армянские ашуги конца XIX-го, начала XX века — Дживани, Ширин, Шерам, Аваси. С 1870-гг. деятели армянской музыки С. Аматуни, К. Кара-Мурза, Н. Тигранян, Комитас и др. начинают собирать и записывать народные песни (с 1913 года также записывающими устройствами). Наибольшая заслуга в этой области принадлежит Комитасу, издавшему более 2000 народных песен. В последней четверти XIX века Кара-Мурза в разных концах Закавказья и юга России создает более 90 армянских народных хоров, чем распространяет в армянском быту многоголосье. К началу XX века относится творчество кеманчиста Саши Оганезашвили (Александра Аршаковича Оганяна).

Классическая музыка

Амбарцум Лимонджян в 1813—1815 гг. создает новую армянскую нотопись[37]. Тогда же были записаны образцы как музыкального фольклора, так и духовной музыки, в частности Н. Ташчян записал 3 тома произведений древнеармянской духовной музыки. Новый подъём музыкальной культуры начинается со второй половины того же века, обусловенный в том числе национально-освободительными идеями. Как в Восточной, так и в Западной Армении и в целом в Турции возрождается армянская музыкально-общественная жизнь. Издаются многочисленные песенники («Национальный песенник армян» Рафаэля Патканяна, 1856, Петербург), создаются музыкальные общества. Никогайос Ташчян (1878), Венецианские мхитаристы (1882) и др. создают учебники по теории музыки и музыкальной грамоте. Важным культурным достижением времени становится появление армянской музыкальной периодики. Ещё в 1857 году Габриэль Еранян и А. Ованнисян издают музыкальный журнал «Кнар аревелян» («Восточная лира»), который с 1861 года издается под новым названием «Кнар айкакан» («Армянская лира»). С 1879 года выходит журнал «Нвагк айкаканк» («Армянские песни») Е. Тынтесяна. Во многих крупных армянских периодических изданиях печатаются статьи по вопросам музыки. Важную роль в развитии армянской музыкальной культуры сыграли Лазаревский институт а также школа Нерсесян и Геворкская семинария, в некоторой степени и училище при отделении Русского музыкального общества в Тифлисе. С середины XIX века формируется и концертная жизнь. Кроме создания объединений ашугов, исполнителей на дудуке, каманче, народных певцов и т. д., появляются первые музыканты окончившие как русские, так и западные консерватории. Тогда же создаются инструментальные ансамбли и симфонические оркестры, среди которых наиболее значимым был оркестр Синаняна (1861—1896). В произведениях Е. Тнтесяна, Н. Ташчяна, Г. О. Корганова, Т. Чухаджяна и Г. Ераняна развиваются жанры хоровой и сольной песни, романса, у Чухаджяна и Корганова также инструментальная музыка. С 1860-гг. продолжают создаваться песни патриотического содержания. Именно во второй половине XIX столетия возникает новая национальная композиторская школа[2].

Историческое значение имело создание Тиграном Чухаджяном в 1868 году первой армянской национальной оперы[38] «Аршак II». В 1891 году Чухаджян создает оперу «Земире», в 1897 году — «Индиана». В 1870-гг. он создает 3 оперетты, среди которых наиболее популярной становится «Леблебиджи» (1875). Вместе с Серовбе Бенкляным Чухаджян организует первую на Ближнем Востоке постоянно действующую профессиональную опереточную труппу[39].

  • Sinanyan musical band.jpg

    Армянский симфонический оркестр Синаняна, действовавший с 1861 по 1896 гг.

  • Orchestra Euphrates, 1880-1910s.jpg

    Оркестр «Ефрат», 1880—1910-гг.

  • Group of violinists from Western Armenia, 1900s.jpg

    Классический оркестр из Западной Армении, 1900-е

  • The Armenian Orchestra of Adana, 1902-1906s.jpg

    Армянский оркестр Аданы, 1902-1906-гг.

С 1880-гг. в армянской классической музыке начинается новое движение по сбору и обработке древних народных песен профессиональными композиторами. Среди этих композиторов были Макар Екмалян, Христофор Кара-Мурза и Никогайос Тигранян. С этого периода начинает свою деятельность один из наиболее важных деятелей в истории армянской музыки — Комитас, который сыграл ключевую роль в новом возрождении национально-самобытного музыкального стиля. Его многосторонная деятельность определила путь дальнейшего развития всей армянской музыки последующих эпох. Творчеством Александра Спендиарова начинается новая история армянской симфонии и вокально-симфонической музыки (сюиты «Крымские эскизы» — 1903 и 1912, симф. картина «Три пальмы» — 1905, и др.). Романос Меликян работает в основном в области романса. Постановкой в 1912 году оперы «Ануш» Армена Тиграняна открывается новое стилистическое направление в армянском музыкальном театре. Произведение основано на народный музыкальный язык. В том же 1912 году Азат Манукян создает первую армянскую детскую оперу «Конец зла». В начале XX века начали творческую деятельность Григор Сюни, С. В. Бархударян, A. С. Маилян, А. Г. Тер-Гевондян, Д. А. Казарян, Е. Багдасарян, М. Мирзаян. Национальное музыковедение эпохи, главными представителями которого были Комитас, В. Д. Корганов, Е. Тнтесян, в основном связано с осмыслением народной и средневековой профессиональной музыки, национальных музыкальных традиций и самобытности. Наряду с Комитасом собранием народной музыки занимался также С. А. Меликян, организовавший в 1912 году Армянское музыкальное общество. В 1919 году в Тифлисе была создана Общество теоретиков армянской музыки.

В этот период бурно развивалось вокальное творчество. На различных сценах России и Европы выступали певцы Надежда Папаян, Тигран Налбандян, Арменак Шахмурадян (солист Гранд оперы), Маргарит Бабаян, Беглар Амирджан, Константин, Ованес, Егине, Нунэ и Мария Коргановы. Плодотворную музыкальную деятельность развивали пианисты Степан Элмасян, Карл Микули, сестры Адамян, дирижёр Александр Асланов (1912—1918 руководил оркестром Мариинского театра), скрипачи Давид Давтян и Ованес (Иван) Налбандян.

Многие армянские композиторы, музыканты, дирижёры, вынужденные эмигрировать в результате геноцида армянского народа из Османской Турции, развивали национальную музыкальную культуру в разных странах мира.

XX век

В конце 1920 года в Республике Армения устанавливается советская власть. В 1923 году Ереванская музыкальная студия (организованная в 1921 г.) была преобразована в Ереванскую государственную консерваторию. В следующем 1924 году организуется Симфонический оркестр Ереванской государственной консерватории, среди первых дирижёров которого были Александр Спендиаров и Александр Мелик-Пашаев. Тогда же в Александрополе с участием лучших музыкантов республики были поставлены русские и западноевропейские оперы и оперетты. Несколько армянских студентов Московской консерватории в 1925 году основали квартет, который позже был назван именем Комитаса. В 1920-е гг. в развитии армянской музыки значительную роль сыграл армянский музыкальный коллектив при Доме культуры Советской Армении в Москве а также музыкальные секции Домов армянского искусства в Тбилиси и Баку. Уже с 1927 г. при Ереванской консерватории работает оперный класс, который в 1930 г. был преобразован в оперную студию. В 1930-е гг. в Армении были открыты ряд новых музыкально-учебных заведений. В 1932 в Ереване была создана Армянская филармония. Также важное историческое значение имело открытие в 1933 г. Армянского театра оперы и балета, и основание годом раньше Союза композиторов Советской Армении. В 1920-е гг. продолжает творческую деятельность Спендиаров — в 1930-м была поставлена его опера «Алмаст», в этот период композитор пишет «Эреванские этюды» для симфонического оркестра. В 1921 году А. Тер-Гевондян пишет оперу «Седа»[40], вокальные циклы создает Р. Меликян («Змрухты» и «Зар-вар»).

В 1930-гг. начинается активная творческая деятельность одного из крупнейших композиторов XX века — Арама Хачатуряна. Созданные в 1930-х, начале 1940-гг. его 1-я симфония (1934), концерт для фортепиано с оркестром (1936), симфоническая поэма с хором (1938), первый армянский балет «Счастье» (1939), концерт для скрипки с оркестром (1940), становятся выдающимися произведениями не только армянской но и мировой музыки. В 1930-е гг. работал композитор А. Степанян, автор сатирической оперы «Храбрый Назар» (пост. 1935), эпической оперы «Сасунци Давид» (соч. 1936). В оперном жанре работают А. Маилян («Сафа»), А. Айвазян («Тапарникос»), Л. Ходжа-Эйнатов, С. А. Баласанян и др., в балетном жанре А. Тер-Гевондян («Невеста огня», «Анаит»), С. Бархударян («Наринэ») и др.

В 1930-е гг. создаются произведения для различных инструментов в камерно-инструментальном жанре, среди них пьесы для скрипки А. Хачатуряна, квартеты А. Степаняна и др. Значительное развитие получает романс. В этом жанре важное значение имело произведение А. Исаакяна. Продолжает своё развитие также массовая песня, где завоёвывают популярность М. Мирзаян, К. Закарян, М. Мазманяна, B. Тальяна и др. Большую популярность получают хоровые обработки народных песен А. К. Кочаряном и др.

В дальнейшем развитии армянской музыки своё значение сыграло Великая Отечественная война. В эти годы создаются значительные песни воспевающие героизм народа. Известность получили массовые и эстрадные песни и марши А. Хачатуряна, Г. Егиазаряна, М. Мирзаяна, А. Айвазяна, A. Мерангуляна, Е. Сагаруни, К. О. Закаряна и др. В классическом-симфоническом жанре была написана 2-я симфония А. Хачатуряна, 1-я симфония А. Степаняна, поэма «Армения» Г. Егиазаряна, произведения Т. Тер-Мартиросяна и др. В оперном жанре — оперы «Давид-бек» А. Тиграняна, «Намус» Л. Ходжа-Эйнатова, в балетном жанре — «Гаянэ» А. Хачатуряна и т. д.

Рок

Основная статья: Армянский рок

Джаз

Основная статья: Армянский джаз

См. также

Напишите отзыв о статье "Армянская музыка"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 [www.music-dic.ru/html-music-keld/a/496.html Музыкальный энциклопедический словарь]. — М.: Советская энциклопедия, 1990.
  2. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Армянская Советская Социалистическая Республика — статья из Большой советской энциклопедии.
  3. ↑ 1 2 Vahan M. Kurkjian. Chapter XLV // [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/Asia/Armenia/_Texts/KURARM/45*.html#noteB A History of Armenia]. — 1958.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Гусаны — статья из Большой советской энциклопедии.
  5. ↑ Мовсес Хоренаци, [www.vehi.net/istoriya/armenia/khorenaci/01.html#_ftnref169 «Истории Армении»], кн. I, гл. 30
  6. ↑ Мовсес Хоренаци, [www.vehi.net/istoriya/armenia/khorenaci/02.html «Истории Армении»], кн. II, гл. 50
  7. ↑ [lib.liim.ru/creations/m-190/m-190-02.html «Храбрый царь Арташес на вороного сел…».] (перевод В. Брюсова)
  8. ↑ Мовсес Хоренаци, [www.vostlit.info/Texts/rus5/Horen/frametext12.htm «Истории Армении»], кн. I, гл. 31
  9. ↑ А. Л. Оганесян. Музыка в древней Армении // Историко-филологический журнал. — 1973. — № 2. — С. 65.
  10. ↑ 1 2 3 А. Л. Оганесян. Музыка в древней Армении // Историко-филологический журнал. — 1973. — № 2. — С. 67-68.
  11. ↑ Б. Н. Аракелян. Гарни, II, Результаты работ Гарнийской археологической экспедиции 1951—1955 гг. // Известия Академии Наук Армянской ССР. — Ереван, 1957. — С. 75.:
    В Армении впервые в Гарни обнаружен музыкальный инструмент античного времени—свирель, изготовленная из кости… Эта свирель можег быть датирована III в.
  12. ↑ Историк начала X века Ованес Драсханакертци упоминает о нём как о струнном инструменте с плектром
  13. ↑ Wellesz E., Byzantine Music (in Proceedings of the Musical Association, 1932, vol. I)
  14. ↑ Willi Apel. Harvard dictionary of music. — 2-е изд. — Harvard University Press, 1969. — С. 54.:
    Since Armenia was the first country officially to adopt the Christian faith (A.D. 303), the history of Armenian sacred literature and music has attracted much attention.
  15. ↑ А. Л. Оганесян. Музыка в древней Армении // Историко-филологический журнал. — 1973. — № 2. — С. 72.
  16. ↑ А. Л. Оганесян. Музыка в древней Армении // Историко-филологический журнал. — 1973. — № 2. — С. 73.
  17. ↑ Мовсес Хоренаци, [www.vehi.net/istoriya/armenia/khorenaci/03.html «Истории Армении»], кн. III, гл.54
  18. ↑ История армянского народа. — Ер., 1984. — Т. II. — С. 620—622.
  19. ↑ [slovari.yandex.ru/dict/litenc/article/le1/le1-7212.htm?text=шаракан&stpar3=1.3 Барсег Тчон](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней)) статья из Литературной энциклопедии
  20. ↑ Тагмизян Н. К. Страница армянской раннесредневековой музыкальной теории // Вестник Матенадарана : Ж.. — Ер., 1960. — № 5. — С. 43—76.
  21. ↑ Ken Parry. The Blackwell Companion to Eastern Christianity. — John Wiley and Sons, 2010. — С. 40.:
    Music Armenian religious or sacred music is contained in the following books: Sharaknots (Hymnal), Gandzaran (Canticles), Manrusmunk' (Collections of anthems, and introits) and Tagharan (Chants).
  22. ↑ Don Michael Randel. The Harvard dictionary of music. — 4th edition. — Harvard University Press, 2003. — С. 56.:
    According to Lazarus of Parb (5the century), Armenians at first used alphabetical letters to fix the music of their chants.
  23. ↑ [www.music-dic.ru/html-music-keld/h/7075.html Музыкальный энциклопедический словарь]. — М.: Советская энциклопедия, 1990.
  24. ↑ 1 2 3 4 5 Хазы / Тагмизян Н. К. // Симон — Хейлер. — М. : Советская энциклопедия : Советский композитор, 1981. — (Музыкальная энциклопедия : [в 6 т.] / гл. ред. Ю. В. Келдыш ; 1973—1982, т. 5).</span>
  25. ↑ Don Michael Randel. The Harvard dictionary of music. — 4th edition. — Harvard University Press, 2003. — С. 56.:
    Armenian manuscripts of the 9th century contain an indigenous ecphonetic notation used for the cantillation of readings from Old and New Testaments. Like the Byzantine lectionary notation, the Armenian also developed from prosodic accents. Three groups of sings have been discerned: (1) those indicating pitch; (2) those indicating rhythm; and (3) those denoting special formulas at the beginning and end of lessons.
  26. ↑ Фавстос Бузанд, [www.vostlit.info/Texts/rus14/Buzand/frametext3.htm «Истории Армении»], кн. 3, гл. XIX
  27. ↑ 1 2 3 4 5 6 Н. Тагмизян. Предисловие // [armenianhouse.org/zolyan/poems-ru/foreword.html Шаракан. Переводы Сурена Золяна. Из армянской поэзии V-XV вв. (Сборник).]. — Ер.: Хорурдаин грох, 1990.
  28. ↑ Киракос Гандзакеци, [www.vostlit.info/Texts/rus8/Gandzakeci/frametext1.htm Краткая история], гл. 1
  29. ↑ Вардан Великий, [www.vostlit.info/Texts/rus11/Vardan/text2.phtml Всеобщая история]
  30. ↑ 1 2 Don Michael Randel. The Harvard dictionary of music. — 4th edition. — Harvard University Press, 2003. — С. 56.:
    The Armenian Divine Office comprises 1.166 shakaran (hymns), which are arranged in an oktoeachos (dzayn) and collected in a book known as the Sharaknots.
  31. ↑ Edward Foley. Worship music: a concise dictionary. — Liturgical Press, 2000. — С. 20.
  32. ↑ Народная музыка и инструменты // Армяне / Л.М. Варданян; А.Е. Саркисянц; Г.Г. Саркисян. — Москва: Наука, 2012. — С. 420-421. — 648 с. — ISBN 978-5-02-037563-5.
  33. ↑ Тагмизян Н. К.. [www.armchorus.ru/NacKultArmenii.html Теория музыки в древней Армении], Предисловие
  34. ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/35178/Armenia/44264/Cultural-life Armenia] — статья из Энциклопедии Британника:
    During the 16th to 18th century, popular bards, or troubadours, called ashugh, arose; outstanding among them were Nahapet Kuchak and, especially, Aruthin Sayadian, called Sayat-Nova (d. 1795), whose love songs are still popular.
  35. ↑ 1 2 Армянская советская энциклопедия. — Т. 1. — С. 494—495.
  36. ↑ 1 2 3 Л. Мсерианц. Ашуги // Литературная энциклопедия. — М., 1930. — Т. 1. — С. 290.
  37. ↑ Л. О. Акопян. [www.pravenc.ru/text/76128.html Армянская нотопись] // Православная энциклопедия. — М., 2001. — Т. 3. — С. 355-356.
  38. ↑ John Hamilton Warrack, Ewan West. [books.google.com/books?id=WbDbuLJPKBgC&pg=PA92&dq=opera+Arshak+II&as_brr=3&cd=2#v=onepage&q=opera%20Arshak%20II&f=false The concise Oxford dictionary of opera]. — 3-е изд. — New York: Oxford University Press, 1996. — С. 92.
  39. ↑ [www.booksite.ru/fulltext/the/ate/theater/tom1/18.htm Театральная Энциклопедия]. — М.: Советская энциклопедия, 1961. — Т. I. — С. 316.
  40. ↑ [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=123915 Тер-Гевондян Анушаван Григорьевич ]

    41. </ol>

Ссылки

  • [www.armenianmusic.am/hy/news Собрание древнеармянских народных песен]
  • [www.sbgevorg.ru/sharakan.php А. Меружанян. Церковные песнопения]
  • [www.genocide-museum.am/rus/online_exhibition_11.php Музыкальное искусство Западных армян до геноцида]

Музыка

</table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Армянская музыка

Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Армянская_музыка&oldid=79572759»

Навигация