Арнаутов, Пётр Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Иванович Арнаутов
Дата рождения

12 июля 1907(1907-07-12)

Место рождения

село Пушкарное, Обоянский уезд, Курская губерния, Российская империя

Дата смерти

12 апреля 1974(1974-04-12) (66 лет)

Место смерти

город Обоянь, Курская область, РСФСР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

инженерные войска

Годы службы

1929—1931, 1941—1945

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

старший сержант
Должность

в годы Великой Отечественной войны:

  • Западный, Центральный, Брянский и Резервный фронты
  • 160-я стрелковая дивизия
  • 443-й стрелковый полк 160-й стрелковой дивизии
  • 267-й гвардейский стрелковый полк 89-й гвардейской стрелковой дивизии
Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Пётр Иванович Арнаутов (1907—1974) — советский военнослужащий. В Рабоче-крестьянской Красной Армии служил в 1929—1931 и 1941—1945 годах. Воинская специальность — сапёр. Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы. Воинское звание на момент демобилизации — гвардии старший сержант.





Биография

До войны

Пётр Иванович Арнаутов родился 12 июля 1907 года в селе Пушкарное Обоянского уезда Курской губернии Российской империи (ныне село Обоянского района Курской области Российской Федерации) в крестьянской семье. Русский. Окончил четыре класса начальной школы. До призыва на военную службу работал садовником и бригадиром в Обоянском плодопитомнике[1][2][3]. В 1929—1931 годах проходил срочную службу в Рабоче-крестьянской Красной Армии[2]. Служил в инженерных войсках. В армии Пётр Иванович освоил несколько строительных профессий, которые в дальнейшем пригодились ему в гражданской жизни. Вернувшись после демобилизации в Обоянь, он до войны работал десятником на стройках города[4].

Первые годы Великой Отечественной войны

Вновь в Красную Армию П. И. Арнаутов был призван по мобилизации Обоянским районным военкоматом Курской области 23 июня 1941 года. В боях с немецко-фашистскими захватчиками Пётр Иванович с июля 1941 года в должности сапёра-разведчика[5]. Боевое крещение принял в Смоленском сражении, за время которого успел повоевать на Западном, Центральном, Брянском и Резервном фронтах. В сентябре 1941 года в самом начале Ельнинской наступательной операции красноармеец Арнаутов был тяжело ранен и эвакуирован в госпиталь[2][4].

Раны заживали плохо, и Пётр Иванович несколько месяцев провёл на больничной койке[4]. После возвращения в строй его направили в 160-ю стрелковую дивизию[2]. Сражаясь на Брянском и Воронежском фронтах красноармеец П. И. Арнаутов участвовал в Воронежско-Ворошиловградской оборонительной операции. В сентябре 1942 года в боях на реке Дон Пётр Иванович был ранен вторично[6][7]. В свою дивизию он вернулся в конце 1942 года и был определён в сапёрный взвод 443-го стрелкового полка.

Зимой-весной 1943 года красноармеец П. И. Арнаутов в составе своего взвода осуществлял инженерное сопровождение стрелковых подразделений, наступавших в рамках Острогожско-Россошанской операции и Третьей битвы за Харьков. Пётр Иванович вёл инженерную разведку, проделывал проходы в минных полях и проволочных заграждениях противника, расчищал дороги, обустраивал переправы. Во время контрнаступления немецких войск под Харьковом он принимал непосредственное участие в боях на реке Северский Донец у Белгорода. Здесь личный состав 160-й стрелковой дивизии продемонстрировал образцы стойкости и мужества, не позволив немецким войскам форсировать реку. 18 апреля 1943 года дивизия была преобразована в 89-ю гвардейскую, а полк, составе которого служил красноармеец П. И. Арнаутов, стал 267-м гвардейским стрелковым полком. Подтвердить гвардейское звание дивизии предстояло уже летом 1943 года на Курской дуге.

Приказ наступать

В ходе Курской стратегической оборонительной операции 89-я гвардейская дивизия оказалась на направлении главного удара 4-й танковой армии вермахта. И хотя гвардейцы вынуждены были отойти на заранее подготовленные позиции, они не только не утратили боеспособность и боевой дух, но измотали и обескровили противостоявшие им силы противника. В ходе контрудара Воронежского фронта дивизия вернула ранее оставленные позиции, а 3 августа 1943 года перешла в наступление в рамках Белгородско-Харьковской операции. Гвардии красноармеец П. И. Арнаутов в составе своего подразделения участвовал в боях за Белгород, затем освобождал Харьков. После того, как основные очаги сопротивления немцев в Харькове были подавлены, 89-я гвардейская стрелковая дивизия была передана 37-й армии и принимала участие в освобождении Левобережной Украины. П. И. Арнаутов отличился при форсировании реки Днепр южнее Кременчуга. Стремясь отвести свои войска с левого берега Днепра за Восточный вал, немецкое командование пыталось задержать продвижение советских войск активным минированием подходов к реке. Сапёрам приходилось действовать впереди стрелковых подразделений, часто под огнём врага, выискивая оставленные немцами «сюрпризы». При занятии 267-м гвардейским стрелковым полком села Солонцы гвардии красноармеец П. И. Арнаутов произвёл инженерную разведку подступов к населённому пункту, в ходе которой он обнаружил и разминировал несколько заминированных участков, обезвредив при этом 15 противотанковых и 10 противопехотных мин. К утру 29 сентября 89-я гвардейская стрелковая дивизия ликвидировала остатки войск противника в районе Стогноевка, Коноплянка, Келеберда и вышла на берег Днепра. Из переправочных средств в дивизии имелось всего три лодки А-3 и четыре малые надувные лодки[8], поэтому сапёрам приходилось работать с полным напряжением сил, переправляя на правый берег бойцов штурмового батальона 267-го гвардейского полка и изготовляя плоты для переправы основных сил дивизии. В течение вечера 29 сентября гвардии красноармеец П. И. Арнаутов на резиновой лодке А-3 под интенсивным огнём врага сделал 7 рейсов через Днепр и перевёз на плацдарм у села Успенка 25 солдат и командиров. Во время одного из рейсов лодка была пробита пулей и начала наполняться водой, но Пётр Иванович, активно работая вёслами, успел довести её до берега и высадить очередную группу бойцов. Наскоро заделав пробоину, на обратном пути он на полузатопленной лодке вывез на левый берег тяжело раненого солдата. В последующие дни Арнаутов продолжал самоотверженно работать на переправе. В период с 30 сентября по 6 октября он перевёз через водную преграду ещё 25 бойцов, 8 миномётов калибра 82 миллиметра и 10 ящиков мин, а также дважды доставлял на правый берег горячее питание[4][6].

До конца 1943 года 89-я гвардейская стрелковая дивизия вела бои на правом берегу Днепра за объединение и расширение захваченных плацдармов. В этот период гвардии рядовой П. И. Арнаутов неоднократно проводил группы разведчиков через минные поля в тыл немцев и к их переднему краю. Накануне Кировоградской наступательной операции перед разведчиками была поставлена задача взять «языка». В ночь с 4 на 5 февраля 1944 года разведгруппа выдвинулась к немецким позициям у села Треповка. Впереди группы двигался сапёр Арнаутов, который должен был сопроводить разведчиков через вражеские инженерные заграждения, а также подготовить проходы в минных полях и колючей проволоке для намеченного на 5 января наступления. Во время ведения разведки Пётр Иванович сделал четыре прохода, обезвредив 37 мин. При подходе к позициям немцев группа советских бойцов столкнулась с немецким дозором. Вступив с неприятелем в перестрелку, Арнаутов уничтожил одного немецкого солдата, а второго захватил в плен и доставил в штаб дивизии. Таким образом оба задания были успешно выполнены[2][6][9].

Орден Славы III степени

Зимой 1944 года Красная Армия начала освобождение Правобережной Украины. 89-я гвардейская стрелковая дивизия, сражаясь в составе 53-й армии, принимала участие в Кировоградской, Корсунь-Шевченковской и Уманско-Ботошанской операциях. Сапёры дивизии, в том числе и гвардии красноармеец П. И. Арнаутов, помогали наступающим частям преодолевать немецкую оборону, многочисленные водные преграды, начавшуюся вскоре распутицу и бездорожье. В середине апреля 1944 года части 53-й армии вышли к Днестру, и форсировав реку в районе города Дубоссары, захватили плацдармы на правом берегу. Хорошо проявивший себя в боевых операциях на Украине П. И. Арнаутов получил сержантское звание и был назначен командиром отделения своего сапёрного взвода.

К лету 1944 года 89-я гвардейская стрелковая дивизия была передана в состав 5-й ударной армии и в июне-июле вела напряжённые бои за расширение плацдарма на реке Реут западнее города Оргеева. Ставка разрабатывала наступательную операцию в Молдавии и Румынии, и командование постоянно требовало свежих данных о противнике. Перед гвардии сержантом П. И. Арнаутовым была поставлена задача скрытно переправить разведгруппу через Реут на занятый врагом берег и обеспечить ей проход к немецким позициям через инженерные заграждения. В ночь на 11 августа 1944 года под неприцельным, но интенсивным артиллерийским и миномётным обстрелом Пётр Иванович в районе села Исакова на лодке перевёз разведчиков на правый берег, после чего проделал три прохода в минных полях противника[1][2][10]. Немцы были застигнуты врасплох, в результате чего разведчики захватили сразу восемь контрольных пленных[9]. За успешное выполнение поставленной боевой задачи приказом от 18 августа 1944 года гвардии сержант П. И. Арнаутов был награждён орденом Славы 3-й степени (№ 21505)[2]. Информация, полученная от пленных, позволила командованию дивизии спланировать наступление на своём участке. В ходе Ясско-Кишинёвской операции части дивизии прорвали оборону врага и одними из первых вышли на западную окраину Кишинёва.

Орден Славы II степени

После ликвидации окружённой восточнее Кишинёва группировки противника и завершения Ясско-Кишинёвской операции 89-я гвардейская стрелковая дивизия в составе 5-й ударной армии была переброшена на 1-й Белорусский фронт и введена на Магнушевский плацдарм. К концу 1944 года пользовавшийся в части большим авторитетом бывалый сапёр П. И. Арнаутов получил звание гвардии старшего сержанта и был назначен на должность помощника командира сапёрного взвода. Перед началом Варшавско-Познанской операции Пётр Иванович осуществлял руководство работой групп сапёров непосредственно на переднем крае. В ночь на 13 января 1945 года под интенсивным артиллерийско-миномётным огнём противника его группа произвела снятие своих мин, а непосредственно перед наступлением в ночь на 14 января он со своими бойцами сумел скрытно пробраться к переднему краю противника и проделать три прохода в проволочных заграждениях и минных полях противника. Благодаря качественно проделанной сапёрами работе стрелковые подразделения по сигналу к атаке смогли беспрепятственно достичь первой линии немецких траншей и сходу овладеть ею[1][2][11].

Прорвав немецкую оборону, 89-я гвардейская дивизия устремилась на запад. На протяжении всего наступления гвардии старший сержант П. И. Арнаутов со своими сапёрами шёл впереди стрелковых подразделений, вёл инженерную разведку местности, обезвреживал оставленные немцами фугасы и мины-сюрпризы, восстанавливал дороги, оборудовал объезды и переправы. Первыми сапёры вышли и к Одеру. Перед форсированием реки основными силами дивизии Пётр Иванович со своими бойцами четырежды переходил Одер по льду по колено вводе, очищая берега реки от мин и проволочных заграждений[9]. За образцовое выполнение заданий командования и проявленные при этом доблесть и мужество гвардии старший сержант П. И. Арнаутов приказом от 5 марта 1945 года был награждён орденом Славы 2-й степени (№ 15096)[2].

Орден Славы I степени

16 апреля 1945 года с удержанных на правом берегу Одера плацдармов войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление в рамках Берлинской операции. 21 апреля части 26-го гвардейского стрелкового корпуса, в состав которого входила 89-я гвардейская стрелковая дивизия, ворвались в Берлин с востока и завязали бои на улицах города. 23 апреля продвижение вперёд 267-го гвардейского стрелкового полка было остановлено сильным пулемётным и автоматным огнём противника, который он вёл из хорошо укреплённого здания. На помощь пехотинцам подошли танкисты, но выйти на огневую позицию танку мешала перекрывавшая улицу баррикада. Под шквальным огнём немцев гвардии старший сержант П. И. Арнаутов со своими бойцами сумел подобраться к препятствию. Заложив взрывчатку, сапёры разрушили баррикаду, освободив дорогу бронетехнике, которая быстро подавила огневые точки врага. На следующий день командир полка поставил Арнаутову задачу изучить возможность прохода войск по Берлинскому метрополитену. Спустившись в подземку с группой бойцов, Пётр Иванович очистил от немцев полтора километра метро и произвёл в тоннеле инженерную разведку. Это позволило перебросить в тыл отчаянно оборонявшегося противника стрелковые соединения и несколько артиллерийских орудий и обеспечить дальнейшее продвижение полка к центру Берлина[1][2][12]. Продолжая со своими бойцами действовать в разведке, Арнаутов сумел обнаружить слабое место в обороне противника на подступах к реке Шпрее, а также захватить два неподорванных немцами моста, что позволило полку быстро переправиться на другой берег[9]. Боевой путь Пётр Иванович завершил 2 мая водружением Красного знамени на одном из административных зданий в центре Берлина[2][9]. За доблесть и мужество, проявленные при штурме столицы Германии указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года гвардии старший сержант Арнаутов Пётр Иванович был награждён орденом Славы 1-й степени (№ 1835)[2].

После войны

Демобилизовавшись в октябре 1945 года, П. И. Арнаутов обосновался в городе Дзержинске Донецкой области. Несколько лет работал на шахте «Северная» треста «Дзержинскстрой». Позднее переехал в Обоянь, где трудился на местном пищевом комбинате. Умер Пётр Иванович 12 апреля 1974 года. Похоронен в Обояни[1][2][3].

Награды

Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
Медаль «За взятие Берлина»

Память

В городе Обояни на фасаде дома, где жил П. И. Арнаутов, установлена мемориальная доска[1][2][3].

Документы

  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].. Номера в базе данных:
[www.podvignaroda.ru/?n=21471725 Орден Отечественной войны 2-й степени (архивный реквизит 21471725)].
[www.podvignaroda.ru/?n=31600707 Орден Красной Звезды (архивный реквизит 31600707)].
[www.podvignaroda.ru/?n=23905454 Орден Славы 2-й степени (архивный реквизит 23905454)].
[www.podvignaroda.ru/?n=32443617 Орден Славы 3-й степени (архивный реквизит 32443617)].

Напишите отзыв о статье "Арнаутов, Пётр Иванович"

Литература

  • [www.az-libr.ru/index.htm?Persons&0GD/f8b77830/index Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь] / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — ISBN 5-203-01883-9.
  • Лобода В. Ф. Солдатская слава. — М.: Военное издательство, 1967. — Т. 2. — С. 23-24. — 352 с.
  • Кавалеры ордена Славы: документальные очерки / ред.-сост. В. И. Селезнева. — Воронеж: Центрально-Чернозёмное кн. изд-во, 1969. — С. 195-197. — 424 с.

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь, 2000.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11559 Биография П. И. Арнаутова на сайте «Герои страны»].
  3. 1 2 3 [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/gentlemens/hero.htm?id=11440829@morfHeroes Энциклопедия Министерства обороны Российской Федерации. П. И. Арнаутов].
  4. 1 2 3 4 Лобода, 1967, с. 23.
  5. По некоторым данным (см. Лобода В. Ф. Солдатская слава. Кн. 2. Стр. 23) боевой путь П. И. Арнаутов начал в составе 102-й стрелковой дивизии 21-й армии, а после её гибели под Гомелем, по всей видимости, оказался в составе 24-й армии.
  6. 1 2 3 4 ЦАМО, ф. 33, оп. 686044, д. 3614.
  7. 1 2 ЦАМО, ф. 33, оп. 690155, д. 902.
  8. Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. Выпуск 12. — М: Воениздат, 1953. — С. 33. — 128 с.
  9. 1 2 3 4 5 Лобода, 1967, с. 24.
  10. 1 2 ЦАМО, ф. 33, оп. 690155, д. 2804.
  11. 1 2 ЦАМО, ф. 33, оп. 686196, д. 2729.
  12. [geroykursk.narod.ru/index/0-257 Курская книга памяти].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11559 Арнаутов, Пётр Иванович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Арнаутов, Пётр Иванович

– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.