Арнау, Франк

Франк Арнау
Имя при рождении:	нем. Heinrich Karl Schmitt
Годы творчества:	1912—1976
Жанр:	детективы
Награды:	почётная докторская степень, награды полиции

Франк Арнау (при рождении нем. Heinrich Karl Schmitt, вариант имени Гарри Чарльз (Harry Charles); 9 марта 1894, Вена — 11 февраля 1976, Мюнхен) — немецкий писатель, антифашист. Автор множества детективов; к 1970 году общий тираж его книг достиг 1,4 миллиона проданных экземпляров. Подозревался в сотрудничестве со Штази и был вовлечён в кампанию по дискредитации А. И. Солженицына. Филателист.

Биография

Ранние годы

Отец Арнау — швейцарец, менеджер и генеральный директор гостиницы. Франк Арнау родился под именем Генрих Шмитт как швейцарский гражданин, в 1920 году получил немецкое гражданство, которого он был снова лишён в 1934 году.

Литературную деятельность он начал в 1912 году как автор полицейской хроники в газете. Позднее он начал освещать и новинки в мире кино и театра, он также работал в качестве бизнес-консультанта. Но впоследствии особую известность Арнау приобрёл именно на поприще детективной литературы. В 1930 году он подал заявление об изменении имени и фамилии после того, как уже 11 его книг были опубликованы под псевдонимом Франк Арнау.

Эмиграция

Изгнание в Европе

С приходом к власти Гитлера Арнау из-за своего неприятия национал-социализма был вынужден эмигрировать. В 1933 году он бежал через границу в Голландию. Он жил в изгнании, в основном, в Испании, где он провёл почти три года, затем последовательно во Франции, в Голландии и в Швейцарии. Шесть лет изгнания в Европе характеризовались борьбой с нацизмом, первый кульминационный момент этой кампании, публикация его романа «Die „braune“ Pest» («Коричневая чума») газете «Volksstimme» («Голос народа») в Саарбрюккене в 1934 году. В том же году он был лишен немецкого гражданства («Эйнштейн-лист»), а его активы конфискованы. За Арнау постоянно шпионили гестаповцы из-за его статей во французской прессе и в немецких эмигрантских газетах о милитаризации Германии и о нацистской пропаганде за рубежом. Ему угрожали похищением и смертью.

Арнау был вовлечен в скандал вокруг немецкоязычной «Pariser Tageblatt» («Парижской ежедневной газеты»), когда в 1936 году её редакция выступила против издателя В. А. Полякова, публично обвинив его в симпатиях к нацистам. Редакция, в частности, с финансовой помощью Арнау, основала конкурирующую газету «Die Pariser Tageszeitung» («Парижский ежедневник»). Взбунтовавшиеся редакторы и их союзники пользовались среди немецких эмигрантов огромной общественной поддержкой, потому что очень многие легко принимали на веру недоказанные обвинения, выдвинутые против издателя. Это позволило редакторам и их сторонникам совершить ряд незаконных действий. Они ворвались в редакцию «Pariser Tageblatt» и избили её нового редактора Рихарда Левинсона так, что он попал в больницу.

Они также выкрали базу данных «Pariser Tageblatt» по клиентам, и тем самым окончательно уничтожили эту газету, так как при отсутствии выручки «Pariser Tageblatt» была вынуждена прекратить своё существование. Некоторое время спустя в кругах немецкой эмиграции по инициативе журнала «Das Neue Tagebuch» («Новый дневник») Леопольда Шварцшильда был создан следственный комитет. Шварцшильд был широко известной в эмиграции личностью, в следственном комитете также участвовали бывший главный редактор «Pariser Tageblatt» Георг Бернхард и Бертольд Якоб. Чуть позже следственный комитет установил, что утверждения, порочащие Полякова, не имели основания и были выдвинуты неправильно. Арнау, однако, даже в своей автобиографии 1972-го года всё ещё придерживался версии, согласно которой Поляков «флиртовал» с нацистами. Есть подозрения, что переворот в «Pariser Tageblatt» был профинансирован из Москвы.

Переезд в Бразилию

28 мая 1939 года Арнау выехал, по его собственным словам, по приглашению диктаторского правительства Жетулиу Варгаса в Бразилию. Хотя он был антифашист, он публиковался в проправительственной газеты «Noite» на португальском языке. Мало того, глава прессотдела пропаганды Лоуривал Фонтес (Lourival Fontes) предоставил ему статус журналиста, хотя это было незаконно, так как по бразильским законам только граждане страны имели право быть профессиональными журналистами. Арнау, въехавший в Бразилию в качестве гражданина Швейцарии, жил со своей первой женой и дочерью в Рио-де-Жанейро, где он среди прочего работал фрилансером для различных газет, в частности, «Correio da Manhã». Но его основным источником дохода была работа в качестве консультанта информационного отдела посольства Великобритании, а с 1942 года в том же качестве в посольстве США. Из-за этого его подозревали в шпионаже в пользу Великобритании или Германии или в том, что он двойной агент. Для бразильских газет имели значение составленные им карты театров военных действий и немецкого отступления.

Арнау также в качестве специального корреспондента бразильских газет четыре раза ездил в Германию и без особых усилий поддерживал контакты с пробуждающимся немецким «большим бизнесом», предлагая советы и поддержку с помощью своих связей с бразильскими правительственными кругами и промышленниками в достижении более легкого доступа в Бразилию.

У Арнау были были все данные, а именно языковые навыки (французский, испанский, португальский и наконец немецкий языки), способность приспособиться к бразильскому менталитету и журналистский опыт для того, чтобы сделать карьеру в Бразилии. Невовлечённость Арнау в судьбу других беженцев очень ясна из его автобиографии, в которой они даже не упомянуты. Один из беженцев, немецкий монах-бенедиктинец еврейского происхождения Паулус Гордан, сказал об Арнау, что он «был колоритный персонаж, который играл главную роль в своем собственном романе».

Возвращение в Германию

В 1955 году Арнау, наконец, вернулся в Германию. Он работал редактором в журнале «Stern», часто писал «едкие» редакционные статьи для мюнхенской «Abendzeitung», а также являлся внештатным пресс-дилером.

Он продолжил свою карьеру судебного журналиста, постоянно вызывающего противоречия. Среди прочего, он обвинял во лжи федерального президента Генриха Любке. Любке всегда утверждал, что он никогда бы не имел ничего общего с концлагерями.

Арнау также был в течение некоторого времени президентом Немецкой лиги по правам человека.

Самым большим успехом Арнау была, вероятно, его книга «Kunst der Fälscher — Fälscher der Kunst» («Искусство фальсификатора — фальсификатор искусства») 1959 года издания, которая привлекла внимание всего мира и была переведена на двенадцать языков. «Глаз закона» (1962 года издания), книга о власти и бессилии уголовного розыска, также получила международное признание.

В книге «Kriminologie an Realfällen der Zeitgeschichte als Altershobby» {"«Криминология в реальных случаях современной истории как возрастное хобби»") он рассмотрел один из самых зрелищных процессов послевоенного периода — процесс Веры Брюне. В 1967 году он опубликовал историю «Kriminalität von den biblischen Anfängen bis zur Gegenwart» («Преступления с библейских времён до наших дней»).

В 1970 году Арнау переехал в Биссоне в швейцарском кантоне Тичино. В декабре 1975 Арнау тяжело заболел и 11 февраля 1976 года умер в больнице Мюнхена от инсульта в возрасте 81 года.

Компания против Солженицына

Франку Арнау предназначалась определённая роль в кампании по дискредитации Солженицына, проводимой КГБ после высылки писателя. В плане агентурно-оперативных мероприятий по разработке Солженицына (в терминологии КГБ — «Паука») на 1975 год, ставшему известным благодаря Архиву Митрохина, говорится:

Для дальнейшей компрометации «Паука» перед мировой общественностью через имеющиеся возможности подготовить на основе имеющихся материалов и опубликовать на Западе: — книги швейцарского писателя «А», западно-германского журналиста «Х» и известного писателя ГДР «Т»; <…> — <…> продвинуть на запад материалы о «Пауке», раскрывающие факт его сотрудничества с органами государственной безопасности в качестве агента…

В начале 1976 года КГБ сообщал в ЦК КПСС:

Так, известный швейцарский писатель Ф. Арнау в статье «Солженицын — общеизвестный изобличённый лжец», опубликованной в журнале «Феми<на>» (Швейцария), обвинил Солженицына «в умышленном нагнетании обстановки страха западных читателей перед коммунизмом и получении огромных гонораров за клевету на свою родину».

Но Арнау в тот момент был уже смертельно болен. И хотя широко распространено мнение, что незадолго перед смертью Арнау работал над книгой под названием «Без бороды. Разоблачение Александра Солженицына», призванной доказать, что Солженицын сотрудничал в ГУЛАГе и после него с советскими спецслужбами, эта книга так и не была опубликована. Дальнейшее участие уже не самого Арнау, а его имени отражает план оперативных мероприятий, датируемый началом 1978 года:

Представители КГБ СССР и МГБ ГДР (старший офицер связи Представительства КГБ в ГДР Бызов Л., от 5 Управления КГБ СССР Широнин В. С., заместитель начальника Главного управления А МГБ ГДР Кнауст Ханс) согласовали совместный план проведения активного мероприятия против Солженицына (оперативная кличка «Паук»). Акция «Вампир-1» — публикация основных документов не только компрометирует «Паука» как личность, но и закладывает основу для дальнейших действий по локализации враждебной деятельности «Паука» и Русского социального фонда и Всероссийской мемуарной библиотеки. Развитие акции рассчитано на поэтапный период продолжительностью до двух лет по следующей схеме. В западногерманском журнале «Нойе политик» № 2 за 1978 год (издатель Вольф Шепке?) публикуется статья под названием «Донесение агента Ветрова», то есть Александра Солженицына, и сопроводительная к ней в виде «личных записей Шерифа». Активное мероприятие осуществлено при помощи нелегала МГБ ГДР «Корфа» через его доверительную связь «Альберс». Личные записи «Шерифа» легендируют появление агентурного донесения «Ветрова». Сведения в статье представлены как часть посмертного архива «Шерифа». <Далее следует перечисление, куда месяц за месяцем должен быть послан журнал «Нойе политик»>.

Точка зрения, что статья, приписываемая Арнау, была написана не им, высказывалась и ранее на основе неожиданно глубоких познаний автора в сленге заключённых Особлагов 1950-х годов.

Вклад в филателию

Арнау был также филателистом и несколько раз заново начинал коллекционирование марок. Написанная им «Энциклопедия филателии», первое издание которой вышло в 1957 году и было переиздано в 1967 году в расширенном виде под названием «Справочник филателии», считается одним из его выдающихся вкладов в немецкую филателию. Союз немецких филателистов писал о нём, что «как до, так и после него никто больше никогда не достигал такой популяризации <филателии> в качестве хобби среди широких кругов населения».

Кроме того, после войны Арнау основал в Бразилии компанию роскошных канцелярских принадлежностей, Artes Gráficas Arnau, которая, помимо прочего, печатала марки бразильской почты. Среди изданных фирмой Арнау знаков почтовый оплаты можно выделить, например, почтовый блок «400-летний юбилей Баии», который был удостоен звания лучшей и самой красивой почтовой марки года.

Почётные звания и награды

Франком Арнау были получены следующие звания и награды:

• Почётная докторская степень от Университета Гумбольдта в Берлине (ГДР, 1968).
• Награда полиции Малайзии.
• Награда полиции австралийского штата Новый Южный Уэльс.

Произведения

Детективы

• 1929 — Der geschlossene Ring
• 1933 — Männer der Tat
• 1944 — Die Maske mit dem Silberstreifen
• 1953 — Auch sie kannten Felix Umballer
• 1956 — Pekari Nr 7
• 1957 — Tanger nach Mitternacht
• 1957 — Verwandlung nach Mitternacht
• 1957 — Mordkommission Hollywood
• 1957 — Der geschlossene Ring
• 1958 — Nur tote Zeugen schweigen
• 1958 — Jenseits aller Schranken
• 1958 — Heisses Pflaster Rio
• 1958 — Heißes Pflaster Rio
• 1959 — Nur tote Zeugen schweigen
• 1959 — Lautlos wie sein Schatten
• 1960 — Der perfekte Mord
• 1960 — Der letzte Besucher
• 1960 — Das andere Gesicht
• 1961 — Die Dame im Chinchilla
• 1961 — Der letzte Besucher
• 1962 — Heroin AG
• 1962 — Im Schatten der Sphinx
• 1963 — Der Mord war ein Regiefehler
• 1963 — Schuss ohne Echo
• 1963 — Verwandlung nach Mitternacht
• 1964 — Der Mord war ein Regiefehler
• 1965 — Mit heulenden Sirenen
• 1968 — Das verbrannte Gesicht
• 1984 — Das verschlossene Zimmer (посмертно)

Иные

• 1934 — Die braune Pest
• 1959 — Kunst der Fälscher — Fälscher der Kunst. 3000 Jahre Betrug mit Antiquitäten.
• 1960 — Brasilia. Phantasie und Wirklichkeit. Prestel-Verlag, München.
• 1962 — Im Schatten der Sphinx
• 1964 — Warum Menschen töten
• 1966 — Jenseits der Gesetze
• 1967 — Die Straf-Unrechtspflege in der Bundesrepublik
• 1971 — Tatmotiv Leidenschaft
• 1972 — Lexikon der Philatelie
• 1972 — Gelebt, geliebt, gehasst (Автобиография)
• 1974 — Watergate — Der Sumpf

Киносценарии

• 1931 — Kampf
• 1932 — Täter gesucht (по роману «Der geschlossene Ring»)

Литература

• Albrecht R.. «Die ´braune Pest´ kommt…». Aspekte der Verfolgung Frank Arnaus im Exil // Exilforschung. Internationales Jahrbuch. 1985. — 3. Jg. — S. 158—172. — ISSN 0175-3347. (нем.)
• Eckl M. Gefangen in der eurozentrischen Sicht — Frank Arnaus Auseinandersetzung mit der Frage der «Rassendemokratie» und dem afrikanischen Erbe in Brasilien // «Das Paradies ist überall verloren»: Das Brasilienbild von Flüchtlingen des Nationalsozialismus / M. Eckl. — Frankfurt am Main: Vervuert Verlag, 2010. — S. 392—394. — ISBN 978-3-86527-579-0. (нем.)
• Maaßen W. Wer ist wer in der Philatelie. Bd. 1: A—D. — 3. Auflage. — Schwalmtal, Germany: Phil*Creativ-Verlag, 2011. — S. 46 f. — ISBN 978-3-932198-92-2. (нем.)

Ссылки

• [portal.dnb.de/opac.htm?method=simpleSearch&query=118504061 Literatur von und über Frank Arnau im Katalog der Deutschen Nationalbibliothek] (нем.)
• [www.krimilexikon.de/arnau.htm Frank Arnau im Lexikon der deutschen Krimi-Autoren, Internet-Edition] (нем.)
• [www.hcnapp.de/frank-arnau/ Private Homepage mit einer Rubrik, auf der originale Dokumente von Frank Arnau zu sehen sind] (нем.)

Портал «Филателия»   Портал «Персоналии»   Портал «Германия»

Отрывок, характеризующий Арнау, Франк

– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.