Аронсон, Олег Владимирович
Поделись знанием:
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
| Олег Владимирович Аронсон | |
 | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Альма-матер: | |
| Награды и премии: |
премия Андрея Белого (2007) |
Олег Владимирович Аронсон, Oleg Aronson (род. 1964, Орша) — российский искусствовед, теоретик кино и телевидения, философ, кандидат философских наук, общественный деятель[1][2].
Диссертация: «Философские основания анализа кинематографического пространства» 09.00.03 — М., 1997[3].
Лауреат премии Мирона Черненко Гильдии киноведов и кинокритиков России (2003) за исследование на границе между философией и кино в книге “Метакино” (М., “Ад Маргинем”, 2003).
Лауреат премии Андрея Белого за гуманитарные исследования (2007).
Содержание
Образование
Родился в городе Орша (ныне Республика Беларусь) в семье врачей — Владимира Борисовича А. и Нины Иосифовны Адашкевич. Окончил Московский институт инженеров желелезнодорожного транспорта, отделение прикладной математики (1981—1986).
Аспирантура Института философии Российской академии наук (1991—1994).
Диссертация на соискание учёной степени кандидата философских наук (1997).
Докторантура Института философии Российской академии наук (2001—2003).
Работа
- Старший научный сотрудник Института философии РАН
- Старший научный сотрудник Института Русская антропологическая школа РГГУ
Книги
- Богема: опыт сообщества. Наброски к философии асоциальности. — М: Прагматика культуры, 2002.
- Метакино. — М.: Ad Marginem, 2003. (Премия имени Мирона Черненко)
- Коммуникативный образ. Кино. Литература. Философия. — М.: Новое литературное обозрение, 2007. (премия Андрея Белого в номинации «Гуманитарные исследования»[4])
- По ту сторону воображения. Современное искусство и современная философия. — Нижний Новгород, 2009. (в соавторстве с Еленой Петровской)
- П. П. Пазолини. Теорема.- М: Ладомир, 2000. — послесловие Приближение к страсти.
- Ж. Делёз. Ницше и философия.- М.: Ad Marginem, 2003. — вступительная статья Игра случайных сил.
- Ж. Делёз. Кино-1: Образ-движение. Кино-2: Образ-время.- М.: Ad Marginem, 2004. — научная редакция и вступительная статья.
- М. Мамардашвили. Опыт физической метафизики. Вильнюсские лекции по социальной философии. М.: Прогресс-традиция, 2008. — послесловие Неуместное бытие.
- К. Метц. Воображаемое означающее. Психоанализ и кино. СПб: Издательство Европейского Университета в Санкт-Петербурге, 2010. — предисловие Семиотическое сновидение.
Интервью
- [www.svobodanews.ru/Transcript/2007/12/22/20071222190000683.html Радио Свобода]
- [theoryandpractice.ru/posts/6766-aronson «Теории и практики»]
Некоторые статьи (всего более 200 публикаций)
- [syg.ma/@furqat/oliegh-aronson-ob-affiektivnoi-ekonomikie-iskusstva-iz-vtorogho-toma-trudov-ipsi Олег Аронсон об аффективной экономике искусства: из второго тома «Трудов ИПСИ»]
- Das Fernsehbild oder Adam wird nachgeahmt. — In: Russische Medientheorien. Haupt Verlag, Berne, 2005.
- Le travail des images. Le cinéma stalinien et l’art du réalisme socialist. — In: L’Idealisme soviétique. Pienture et cinéma 1925—1939. Musée de l’art Wallon, Brussels, 2005.
- Анархическая этничность. — «Синий диван», N 6, 2005.
- Вторжение в Европу, вторжение в философию. — «Index. Досье на цензуру», N 22, 2005.
- Поэтический императив. — «Синий диван», N 5, 2004.
- Нужда, труд, пища (возвращаясь к Симоне Вейль) . — «Index. Досье на цензуру», N 21, 2004.
- Художник будущего, или Этика деидентификации. — В сб. Русское искусство сегодня. Кунстхалле Баден-Баден, 2004
- Образы информации. — В кн.: Влияние интернета на сознание и структуру знания. — М: Институт философии РАН, 2004
- Кино, Вирджиния Вулф и опыт времени. — «Киноведческие записки», N 69, 2004.
- Цензура как опыт: симптоматика и этика. — «Index. Досье на цензуру», N 20, 2004.
- Изобретение чуда. — «Синий диван», N 4, 2004.
- The Actor’s Body. Constantin Stanislavski’s Cinematic Theatre. — Third Text, Vol.17, Issue 4. Routledge, 2003.
- Высокомерие и волшебство. — «Искусство кино», N 9, 2003
- Политики имитации (подходы к логике ненасилия). — «Искусство кино», N 7, 2003
- Искусство в эпоху его тотального потребления. — «Критическая масса», N 3, 2003
- Экранизация: перевод и опыт. — «Синий диван», N 3, 2003
- Гуманизм врага: кинообразы войны. — «Index. Досье на цензуру», N 19, 2003.
- Столкновение экранизаций. — «Киноведческие записки», N 61, 2003.
- Политики этничности. — В кн. Этюды по социальной инженерии. М: УРСС, 2002.
- Сообщества конфликта. — В кн. Этюды по социальной инженерии. М: УРСС, 2002.
- Участие в сообществе — неучастие в произведении. — «Художественный журнал», N 41, 2002.
- Кант и кино. — В сб. Эстетика на переломе культурных традиций. М: ИФ РАН, 2002.
- Истина порнографии. — «Критическая масса», N 1, 2002.
- Конфликты и сообщества (о политической функции в высказывании). — В кн. Язык и этнический конфликт. — М.: Гендальф, 2001.
- Имманентная биография («язык реальности» в концепции П. П. Пазолини). — В кн. Авто-био-графия. Тетради по аналитической антропологии. -М.: Гнозис, 2001
- Цензура: киносимптоматика. — «Искусство кино», N 8, 2001
- Свидетельство о жизни. — «Киноведческие записки», N 51, 2001
- Интонация в философии. — «Новое литературное обозрение», N 6 (52), 2001
- Метакино Жиля Делёза. — В сб. Теория художественной культуры, вып.4, М: Гос. Институт искусствознания, 2000.
- Кино и граница сцены (комментарии к работе К. С. Станиславского «Работа актера над собой»). — «Киноведческие записки», N 47, 2000
- Возвращение философии (логика кино Жиля Делёза). — «Киноведческие записки», N 46, 2000
- Философские подходы к анализу кино. — В сб. Close-Up. Историко-теоретический семинар во ВГИКе. Лекции. 1996—1998 годы. — М., 1999
- Слова и репродукции. — «Логос», N 6, 1999
- Филология чувственного. — «Новое литературное обозрение», N 29, 1998. (рецензия на книгу H. Lovgren. Eisenstein’s Labirinth: Aspects of Cinematic Synthesis of Arts)
- Рассеянное желание. — «Художественный журнал», N 24, 1999
- Метафорические основания мысли. — В кн.: Произведенное и названное. Философские чтения, посвященные М. К. Мамардашвили. 1995 год. — М.: Ad Marginem, 1998.
- Искусство и языки техники. — Глава в монографии «Философия техники», М: ИФ РАН, 1997
- Пути импровизации (Пазолини — Лаку-Лабарт). — «Киноведческие записки», N 32, 1997 (в соавт. с Е.Петровской)
- Лицо, сцена, трансценденция (опыт Ингмара Бергмана). — «Киноведческие записки», N 33, 1997
- Версия телеформы. — В кн. Видимость незримого. — СПб: Borey-Print, 1996
- Мимика и грамматика. Проект кино Белы Балаша. — «Киноведческие записки», N 25, 1995.
- «Историзм в сиянии» (перевод статьи Ф. Джеймисона и предисловие к публикации). — «Искусство кино», N 7, 1995.
- Топология киноизображения. — в сб. «Современная философия», -Харьков, 1995.
- Киноантропология «Земли». — «Киноведческие записки», N 23, 1994.
- О жестокости театра. — Ежегодник Ad Marginem’93. РИК «Культура», М., 1993.
- Мизансцена кинотеории (феноменология Андре Базена). — «Киноведческие записки», N 20, 1993.
Напишите отзыв о статье "Аронсон, Олег Владимирович"
Примечания
- ↑ www.civitas.ru/cgi-bin/docshow.cgi?code=65
- ↑ [web.archive.org/web/20051126062645/www.hro.org/ngo/about/2005/11/10-2.php Нет – ужесточению контроля над гражданским обществом]
- ↑ [diss.rulib.com/09003.htm rulib.com | The Best Place To Find Ru Lib]. Проверено 13 апреля 2013.
- ↑ [magazines.russ.ru/project/bely/2007/aron.html Речь Олега Аронсона при получении премии Андрея Белого]
Ссылки
- [www.carnegie.ru/ru/print/36578-print.htm Carnegie.ru] (недоступная ссылка — история)
- [www.new.hse.ru/sites/gum_fakult/2/1/arons-info.doc New.hse.ru] (недоступная ссылка)
- [www.rusfilm.pitt.edu/2006/participants.htm#aronson Биография] (англ.)
- [youtube.com/watch?v=XhFoEJsGLDk Олег Аронсон в передаче «Гордон» 13.09.2001 г.] на YouTube (недоступная ссылка)
- [youtube.com/watch?v=fnd6lbL4cxg Олег Аронсон в передаче «Гордон» 24.09.2001 г.] на YouTube (недоступная ссылка)
Отрывок, характеризующий Аронсон, Олег Владимирович
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
