Аррау, Клаудио

Клаудио Аррау Claudio Arrau
Основная информация
Полное имя	Клаудио Аррау Леон
Дата рождения	6 февраля 1903(1903-02-06)
Место рождения	Чильян
Дата смерти	9 июня 1991(1991-06-09) (88 лет)
Место смерти	Мюрццушлаг
Страна	Чили Чили
Профессии	Исполнитель
Инструменты	Фортепиано
Награды

Кла́удио Арра́у (полное имя Клаудио Аррау Леон — исп. Claudio Arrau León; 6 февраля 1903, Чильян, Чили — 9 июня 1991, Мюрццушлаг, Австрия) — чилийский пианист.

Биография

Впервые выступил на публике в Сантьяго в возрасте пяти лет, затем два года обучался у Паули, после чего при поддержке чилийского правительства был отправлен в Берлин, чтобы обучаться в Консерватории Штерна. На склоне лет патриарх европейского пианизма Эдвин Фишер вспоминал: "Однажды пришел ко мне незнакомый господин с сыном, которого он хотел мне показать. Я спросил мальчика, что он намерен сыграть, и тот ответил: „А что ты хочешь? Я играю всего Баха..." Уже через несколько минут я был под сильным впечатлением совершенно исключительного таланта семилетнего мальчика. Но в тот момент я не чувствовал желания преподавать и отправил его к своему учителю Мартину Краузе. Позже этот вундеркинд стал одним из значительнейших пианистов мирового масштаба". В течение шести лет (с 1912 по 1918) Аррау учился у Мартина Краузе. Первый его сольный концерт в Берлине состоялся в 1914 году, за ним последовали гастроли по Германии и Скандинавии, а в 1918 году — концертный тур по всей Европе. В это время Аррау выступал с оркестрами под управлением Артура Никиша, Виллема Менгельберга, Вильгельма Фуртвенглера и других выдающихся дирижёров.

В 1921 году музыкант вернулся в Южную Америку, с большим успехом прошли его концерты в Чили и Аргентине. Год спустя состоялся лондонский дебют Аррау, где он играл в одном концерте со скрипачом Брониславом Губерманом и певицей Нейл Мелба, а ещё через год Аррау впервые выступил в США (в том числе в Карнеги-холле) в сопровождении Бостонского и Чикагского симфонических оркестров.

С 1924 по 1940 год Аррау преподавал в Консерватории Штерна, а в 1927 выиграл Гран При Международного конкурса пианистов в Женеве. Большой интерес у публики вызвала серия из двенадцати концертов Аррау в 1935 году в Берлине, в которых он исполнил все клавирные сочинения Баха. В дальнейшем музыкант больше никогда не играл произведения этого композитора, придя к мысли, что на фортепиано невозможно достичь настоящего «баховского» звучания.

В 1940 году Аррау покинул Берлин и вновь вернулся в Сантьяго, где открыл музыкальную школу. Год спустя, после концертного тура по США, где его имя пользовалось большим уважением, музыкант вместе с семьёй поселился в Нью-Йорке. В течение последующих лет Аррау давал многочисленные концерты и делал записи по всему миру. Среди наиболее известных его проектов — исполнение цикла всех фортепианных сонат Бетховена, который он играл в Лондоне, Нью-Йорке и других городах (во время лондонского исполнения была сделана видеозапись выступления Аррау). В 1968 и 1974—1975 годах состоялись мировые гастроли пианиста. Накануне своего 80-летия Аррау сократил количество концертов в год (со ста до шестидесяти-семидесяти), но продолжал гастролировать в Европе, Северной Америке, Бразилии и Японии. В мае 1984 года Клаудио Аррау вернулся на родину в Чили после семнадцати лет отсутствия с целью «играть для нового поколения», которое его ещё не слышало. Он был удостоен такого приема, который имел не много равных себе примеров в истории. Имя пианиста не сходило с газетных полос, а его концерты в Сантьяго (6 за 11 дней) услышали и увидели по телевидению 80% нации. За год до этого ему была присуждена Чилийская национальная премия искусств.

Музыкант умер в Австрии в 1991 году, похоронен в родном городе — Чильяне.

Творчество

Аррау считается одним из лучших интерпретаторов музыки Брамса, Шумана, Листа, Шопена, но особую известность ему принесло исполнение музыки Людвига ван Бетховена. Будучи одним из наиболее виртуозных пианистов XX века, он также был одним из самых противоречивых исполнителей. Ради большей выразительности и рельефности фразировки он зачастую намеренно брал темпы медленнее, чем необходимо, что неоднократно критиковалось как недостаток движения в его игре. Тем не менее, его богатое, полнозвучное исполнение свидетельствует о большой глубине чувств и интеллектуальной силе пианиста.

Библиография

• J. Horowitz. Conversations with Arrau — New York, 1982

Ссылки

• [www.arrauhouse.org/ Сайт, посвящённый Аррау]  (англ.)
• [artofpiano.ru/person.php?p=arrau mp3 записи Аррау музыки некоторых композиторов]
• [www.allmusic.com/cg/amg.dll?P=amg&sql=41:10720~T1 Клаудио Аррау] (англ.) на сайте Allmusic
• [claudioarrau.artistes.universalmusic.fr/ Сайт, посвящённый Аррау]  (фр.)
• [patachonf.free.fr/musique/arrau/discographie.php Дискография Аррау]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Аррау, Клаудио

– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.