Арсенал (Царское Село)

Достопримечательность
Арсенал
Здание Арсенала (2008 год).
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург, г. Пушкин, Александровский парк
Тип здания	Мемориальное
Архитектурный стиль	Русская псевдоготика
Автор проекта	А. А. Менелас, А. А. Тон
Строительство	1819—1834 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810445041

К:Википедия:Ссылка на Викисклад непосредственно в статье

Арсена́л — парковый павильон, построенный в 1819—1834 годах по проекту и под надзором архитекторов Адама Менеласа и Александра Тона, один из первых российских музеев (императорский музей оружия). Строение в «готическом» стиле, увенчанное зубчатыми башнями, находится в центре Александровского парка Царского Села в пригороде Санкт-Петербурга.

Само название здания — арсенал — говорит о его функции: павильон использовался для хранения и показа коллекции средневекового, европейского и восточного оружия Николая I, которую император начал собирать ещё будучи великим князем.

История участка

До строительства Арсенала на этом месте находился «Монбижу» (с фр. — «моя драгоценность») — охотничий павильон, построенный в середине XVIII века по проекту архитектора Бартоломео Растрелли по заказу императрицы Елизаветы Петровны. Причудливое барочное здание с затейливой отделкой, зигзагообразными лестницами и высоким куполом, увенчанным луковкой с фигурой трубящей «Славы», возвышалось в центре Зверинца, устроенного в Царском Селе для охоты ещё в начале XVIII века и в середине столетия обнесённого каменной стеной с бастионами по углам.

Строительство

После возведения в конце XVIII века Александровского дворца, местность вокруг него стала подвергаться изменениям: был распланирован Александровский парк, на месте бастионов Зверинца возникли Белая башня (1821—1826) и Шапель (1825—1828). Архитектурный шедевр Монбижу, обветшавший к началу XIX века, подвергся полной перестройке. На смену барочной причудливости пришли простые строгие линии: автор проекта, Адам Менелас, задумал новое парковое строение в виде английского готического замка с элементами романского стиля.

Скончавшись в августе 1831 года, Менелас не довёл строительство до конца. В 1832 году проект перешёл под руководство архитектора Александра Тона, который его и завершил в 1834 году.

Внутри Арсенал был украшен в готическом вкусе. В высокие окна, дополненные пышными деревянными наличниками, были вставлены драгоценные витражи XV—XVII веков работы немецких и швейцарских мастеров.

Внутреннее пространство включало в себя на 1-м этаже — парадную лестницу, прихожую, столовую, кабинет, комнату императрицы, библиотеку, картинную и албанскую комнату. На 2-м этаже — три угловых комнаты (турецкая, индо-персидская, индо-мусульманская) и по центру здания — восьмиугольный Зал рыцарей, в центре которого был установлен круглый стол.

Оружейная коллекция

До 1827 года коллекция Николая I хранилась в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге, затем она была перевезена в Царское Село и в течение нескольких лет находилась в Парадной столовой Александровского дворца — большом двусветном зале, замыкавшем анфиладу (в 1843 году архитектор Карл Росси сделал перекрытие между 1-м и 2-м этажами для создания фрейлинских комнат). В 1834 году, после окончания строительства здания, для неё предназначенного, коллекция была перемещена в Арсенал.

Экспонаты размещались на 1-м и 2-м этажах в центральных залах и в боковых помещениях. В прихожей, создавая иллюзию караула, стояли манекены в доспехах. В Албанской комнате была представлена восточная коллекция, в которую входили работы японских, китайских, персидских и турецких мастеров, в кабинете находились испанские, итальянские и немецкие шпаги, в соседних комнатах — огнестрельное оружие. На втором этаже в центральном Зале рыцарей были выставлены рыцарские доспехи: манекены, предназначенные для их демонстрации, восседали на «чучелах коней», экипированных для боя и установленных на высоких пьедесталах.

Коллекция, насчитывавшая более пяти тысяч предметов, неоднократно пополнялась изделиями знаменитых мастеров и лучших европейских оружейных мастерских. Однако в 1885 году внук Николая I император Александр III решил передать собрание в Императорский Эрмитаж (в настоящее время несколько экспонатов выставлено в Рыцарском зале). В Арсенале же была оставлена неиспользуемая фарфоровая и стеклянная посуда, а также коллекция небольших конных моделей офицеров и нижних чинов, демонстрирующая образцы форм русских полков времен Николая I (скульптор В. Газенбергер). Должности смотрителя и служителей были упразднены.

Восстановление

Во время Великой Отечественной войны Арсенал был значительно поврежден. В начале XXI века здание пришло в аварийное состояние. В 2012 году началась реставрация, первый этап которой включал в себя установку лесов, зашивание дверных и оконных проёмов, укрепление свода и восстановление кирпичной кладки. В августе 2016 г. в отреставрированном павильоне была открыта постоянная экспозиция «Царскосельский Арсенал. Императорская коллекция оружия». В музее выставлены мемориальные вещи российских императоров и часть коллекции оружия, сохранившаяся в фондах музея-заповедника «Царское Село».

См. также

• Грот-родник

Отрывок, характеризующий Арсенал (Царское Село)

– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.