Семёнов, Арсений Никифорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Арсений Семёнов»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Семёнов.
Арсений Никифорович Семёнов
Место рождения:

с. Максимово, Полоцкий уезд, Витебская губерния

Жанр:

пейзаж, натюрморт, портрет, жанровая картина

Учёба:

Институт имени Репина

Стиль:

реализм

Влияние:

Д. Н. Кардовский

Награды:

Арсений Никифорович Семёнов (23 января 1911, с. Максимово, Полоцкий уезд, Витебская губерния, Российская империя — 13 сентября 1992, Санкт-Петербург, Россия) — русский советский художник, живописец, педагог, член Санкт-Петербургского Союза художников (до 1992 года — Ленинградской организации Союза художников РСФСР)[1].





Биография

Арсений Никифорович Семёнов родился (10) 23 января 1911 года в деревне Максимово Полоцкого уезда Витебской губернии в семье мастера-строителя железнодорожных мостов. Отец умер, когда Арсению Семенову было четыре года. Детство будущий художник провёл в белорусском городке Быхове. С 1927 года жил в Ленинграде. Работал чернорабочим, одновременно занимался живописью и рисунком в студии АХРР у известного художника и педагога А. Р. Эберлинга[2]. В 1930 Семенова приняли на подготовительные курсы при Академии Художеств, в том же году он стал студентом Института пролетарского изобразительного искусства[3].

Годы учёбы Семёнова совпали с реформированием института и системы художественного образования. В 1932 году завершился период, печально известный в истории института как «масловщина». 11 октября 1932 года ВЦИК и СНК приняли постановление «О создании Академии художеств». Институт пролетарского изобразительного искусства был преобразован в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры, тем самым была подведена черта под 15-летним периодом преобразований крупнейшего художественного учебного заведения страны.

Однако потребовалось ещё несколько лет, чтобы собрать разрозненные педагогические силы и по-новому выстроить художественное образование. Этот процесс начали новый директор Академии художеств скульптор А. Т. Матвеев и его заместитель по учебной работе профессор живописи А. И. Савинов. Они пригласили на преподавательскую работу в институт профессоров Д. Н. Кардовского, А. А. Осмеркина, С. Л. Абугова, Е. Е. Лансере, Н. Э. Радлова, П. А. Шиллинговского, И. И. Бродского[4].

В 1934 году директором Всероссийской Академии художеств и Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры был назначен И. И. Бродский, ученик И. Е. Репина. К работе в институте он привлёк крупнейших художников и педагогов К. Ф. Юона, П. С. Наумова, Б. В. Иогансона, А. И. Любимова, Р. Р. Френца, Н. Ф. Петрова, В. А. Синайского, В. И. Шухаева, Д. И. Киплика, Н. Н. Пунина, В. Н. Мешкова, М. Д. Бернштейна, Е. М. Чепцова, И. Я. Билибина, М. Г. Манизера, П. Д. Бучкина, А. П. Остроумову-Лебедеву, А. Е. Карева, Л. Ф. Овсянникова, С. В. Приселкова, И. П. Степашкина, К. И. Рудакова и других.[5]

На живописном факультете была восстановлена система творческих индивидуальных мастерских, в которых студенты продолжали обучение после второго курса. Руководили мастерскими профессора И. И. Бродский, Б. В. Иогансон, В. Н. Яковлев, Д. Н. Кардовский, А. А. Осмеркин, А. И. Савинов, Р. Р. Френц, П. А. Шиллинговский, М. П. Бобышов. Именно в мастерской Д. Н. Кардовского Семёнову посчастливилось заниматься в 1934—1937 годах.

Методология и взгляды Д. Н. Кардовского сводились к тому, что, во-первых, Академия должна давать ученику профессиональные знания в объёме, необходимом для зрелого выполнения законченного художественного произведения — школу, как любил говорить Д. Н. Кардовский, общую для всех студентов независимо от их художественных склонностей и ориентаций. Талант этим не загубишь, а посредственному ученику её хватит, чтобы в жизни быть полезным работником.

Во-вторых, школьная работа должна проводиться вне воздействия так называемых «течений» в искусстве. Задача школы — дать ученику знание и воспитание, пригодное для его развития в любом теоретическом уклоне. Основа школы — в изучении природы, подсобно — в изучении искусства. Основа усвоения — повторность опыта.

В-третьих, рисунок не должен отделяться от живописи. Задачи, в основном, должны решаться комплексно. Рисунок — средство овладения живописью. Тоновый рисунок — средство организовать цвет. Тон держит единство цветности. Поэтому анализ тональности — во всех работах важнейшая задача. Наконец, на взгляд Д. Н. Кардовского, основа всей работы — определение характера натуры.[6]

Занятия в мастерской Д. Н. Кардовского, сама личность выдающегося педагога оказали большое влияние на судьбу молодого художника, а его педагогические приемы и взгляды будут глубоко восприняты Семёновым в собственной преподавательской работе, которой он посвятит почти полвека.

В 1937 году незадолго до окончания института Семенов заболел и вынужден был прервать обучение. После выздоровления он получил справку «об окончании 5 курсов живописного факультета без выполнения дипломной работы»[3] и был направлен преподавателем в Пензенское художественное училище[7]. В 1938 году Семенова приняли в члены Пензенской организации советских художников.

С 1939 по 1944 год Семёнов проходил службу в Красной Армии в бронетанковых войсках в Забайкалье и Монголии. Участник боев за Халхин-Гол, он с первого дня Великой Отечественной войны сражался в боях. За годы войны Арсений Семёнов прошёл путь от рядового до командира танкового батальона, пять раз был ранен. Отмечен боевыми наградами, в том числе орденом «Красная Звезда», орденами «Отечественной войны» первой и второй степени, медалями. В 1944 году художник был демобилизован по ранению.

С 1944 по 1947 гг. Семёнов преподавал в Средней художественной школе при Московском художественном институте имени В. И. Сурикова. В 1946 году Семёнова приняли в члены Московской организации советских художников, в этот период он участвовал в выставках художников-фронтовиков.

В сентябре 1947 года Семёнов вернулся в Ленинград и поступил преподавателем на кафедру общей живописи Высшего художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной, где проработал свыше сорока лет, воспитав несколько поколений художников[8]. В этом же году его приняли в члены Ленинградской организации советских художников.

С конца 1940-х годов Семёнов участвовал в выставках, экспонируя свои работы вместе с произведениями ведущих мастеров изобразительного искусства Ленинграда. Одновременно работал над дипломной картиной и в 1951 году после пятнадцатилетнего вынужденного перерыва окончил институт, защитив дипломную картину «Материнство».[3]

На протяжении всей жизни Семёнов совмещал педагогическую работу и творческую деятельность. Писал городские и ландшафтные пейзажи, натюрморты, жанровые композиции, портреты, многочисленные этюды с натуры, совершал творческие поездки в Старую Ладогу, Торжок, Изборск, Прибалтику, Закарпатье, Крым.

В начале 1950-х определился круг тем и образов, к которым тяготел художник. Ленинградские мотивы и пейзажи старинных русских городов будут доминировать в его творчестве на протяжении всей жизни, хотя приемы их живописной разработки будут меняться в направлении от искусной фиксации мимолетности, стремления передать свежесть и непосредственность колористических впечатлений в работах 1950—1960 годов, к поиску более тонких и обобщенных цветовых решений, большей декоративности, основанной на активном использовании локального цвета и конструктивном рисунке.

Среди многочисленных ленинградских этюдов и пейзажей, показанных на выставках 1950—1960 гг., работы «Весенний городской пейзаж» и «Весна на окраине Ленинграда» (обе 1956)[9], «Весенний день» (1959)[10], «Река Фонтанка» и «Заводской мотив» (обе 1960)[11], «Ленинград. Исаакиевская площадь», «Охтинский мост», «Университетская набережная» (все 1961)[12] «Строительство Заневского моста на Неве» и «Ленинград. Вид на Университетскую набережную» (обе 1964)[13] и другие.

В 1950—1970 гг. Семёнов увлеченно писал старинные русские города Псков, Старицу, Изборск, Торжок, Суздаль, Кострому, много работает на творческой базе ленинградских художников в Старой Ладоге. Среди произведений, показанных на выставках этих лет, «Псковский собор»[14] и «Псков. Синие ворота»[15] (обе 1958), «Старая Ладога. Зимний пейзаж» и «Старая Ладога. Сельсовет» (обе 1961)[16], «Старая Ладога» (1965)[17], «Софийский собор в Новгороде» (1966)[18], «Суздаль. Вид на Кремль» и «Суздаль. Памятник Архитектуры» (обе 1968)[19], «Торжок» (1969) и «Вид Суздаля» (1971)[20] и другие.

В 1950-е Семёнов часто проводил лето в Крыму, где писал Ялту, Гурзуф, живописные уголки старого города и отдыхающих на приморской набережной. Позже в 1960-е неоднократно бывал в Прибалтике и Закарпатье, посещал Францию и Италию. В работах появились более тонкие и обобщенные цветовые решения. Ушла излишняя дробность, её сменили большая цельность и созерцательность. Художник чаще использовал локальный цвет, что усиливало образность и декоративность. В отдельных произведениях этого периода угадывается влияние С. И. Осипова, талантливого ленинградского живописца, с которым Семенова связывала многолетняя дружба, совместные творческие поездки и педагогическая работа на кафедре живописи Высшего художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной.

В 1970-е Семёнов с успехом обратился к жанру натюрморта, создав ряд декоративных, изысканных по живописи произведений. Среди них отмеченные на выставках и в печати «Натюрморт с цветком» (1972)[21][22], «Натюрморт с античной скульптурой» (1971)[20], «Натюрморт с цветами» (1975)[23], «Натюрморт с чайником» (1972) и «Натюрморт с кувшином и яблоками» (1971)[24] и другие.

Семёнов редко писал портреты. В основном это были образы близких: жены и дочери. Особняком стоят автопортреты художника, написанные в 1950—1960 гг. Сохранившиеся работы, и в частности «Автопортрет» 1962 года[25], открывают новые грани дарования художника, заставляя по-иному взглянуть и на остальное его творчество. В небольшой лаконичной работе художник находит точные выразительные средства, чтобы с предельной откровенностью сказать о себе, о своем поколении и эпохе.

В 1966 году в Ленинграде состоялась персональная выставка произведений Арсения Семёнова, приуроченная к 55-летию художника и 20-летию его педагогической работы на кафедре живописи ЛВХПУ имени В. И. Мухиной. В 1977 году в залах ЛОСХ состоялась совместная выставка произведений трёх художников: Арсения Семёнова, Сергея Осипова и Кирилла Гущина[26].

Арсений Никифорович Семёнов скончался 13 сентября 1992 года в Санкт-Петербурге на восемьдесят втором году жизни. Его произведения находятся в художественных музеях и частных собраниях в России, Франции, Италии, США, Финляндии и других странах.[27][28] В 2006 в Санкт-Петербурге в музее А. А. Ахматовой прошла выставка произведений Семёнова, приуроченная к выходу монографии, посвященной жизни и творчеству художника[29]. Известны живописные и графические портреты А. Н. Семёнова, исполненные в разные годы ленинградскими художниками, в том числе Н. Л. Бабасюком (1972)[30].

Галерея

  • Semionov-Arseny-Boat-station-on-Fontanka-river-sem185bw.jpg

    Лодочная станция. 1958

  • Semionov-Arseny-Fontanka-river-in-Leningrad-sem196bw.jpg

    Фонтанка. 1961

  • Semionov-Arseny-Narva-Gate-in-Leningrad-sem170bw.jpg

    Нарвские ворота. 1957

  • Semionov-Arseny-Crimea-theme-sem51bw.jpg

    Крымский мотив. 1955

  • Semionov-Arseny-Street-in-Torzhok-nab18bw.jpg

    Улица в Торжке. 1971

  • Semionov-Arseny-Still-life-with-flower-sem224bw.jpg

    Натюрморт с цветком. 1972

  • Semionov-Arseny-Self-portrait-sem55bw.jpg

    Автопортрет. 1962

  • Semionov-Arseny-Landscape-with-raibow-sem189bw.jpg

    Пейзаж с радугой. 1966

  • Semionov-Arseny-Fisherman-village-sem121bw.jpg

    Рыбацкая деревня. 1963

  • Semionov-Arseny-Torzhok-view-at-cathedrals-sem231bw.jpg

    Торжок. Вид на соборы. 1971

  • Semionov-Arseny-Yalta-In-Park-geo29bw.jpg

    Ялта. В парке. 1959

  • Semionov-Arseny-Saint-Sofia-cathedral-in-Novgorod-the-Great-sem214bw.jpg

    Собор Софии в Новгороде. 1966

  • Semionov-Arseny-In-Yalta-city-sem49bw.JPG

    В Ялте. 1957

  • Semionov-Arseny-Old-Ladoga-nab11bw.jpg

    Старая Ладога. 1964

  • Semionov-Arseny-Leningrad-factory-theme-jul05bw.jpg

    Заводской мотив. 1962

  • Semionov-Arseny-Landscape-with-river-sem43bw.jpg

    Пейзаж с рекой. 1960

  • Semionov-Arseny-Street-in-Pskov-sem15bw.JPG

    Улица в Пскове. 1959

  • Semionov-Arseny-Pskov-town-At-the-store-sem156bw.jpg

    Псков. У магазина. 1958

  • Semionov-Arseny-Pskov-little-street-sem06bw.jpg

    Псков. Улочка. 1958

  • Semionov-Arseny-Little-bridge-in-Pskov-sem18bw.jpg

    Псков. Мостик. 1958

  • Semionov-Arseny-Little-street-in-Yalta-sem155bw.jpg

    Улочка в Ялте. 1957

  • Semionov-Arseny-Flower-market-sem09bw.jpg

    Цветочный базар. 1958

  • Semionov-Arseny-On-the-Neva-river-embankment-sem75bw.JPG

    На набережной. 1957

  • Semionov-Arseny-Nevsky-Prospekt-sem154bw.jpg

    Невский проспект. 1959

  • Semionov-Arseny-At-the-Egyptian-bridge-in-Leningrad-sem40bw.JPG

    У Египетского моста. 1960

  • Semionov-Arseny-Spring-on-Neva-river-sem152bw.jpg

    Весна на Неве. 1963

  • Semionov-Arseny-Neva-river-embankment-sem192bw.jpg

    Набережная Невы. 1962

  • Semionov-Arseny-Leningrad-in-holiday-sem153bw.jpg

    В праздник. 1968

Выставки

Напишите отзыв о статье "Семёнов, Арсений Никифорович"

Примечания

  1. ↑ Справочник членов Союза художников СССР. Т.2. М., Советский художник, 1979. С.330.
  2. ↑ А. Н. Семёнов, С. И. Осипов, К. А. Гущин. Каталог выставки произведений. Л., Художник РСФСР, 1977. С.10.
  3. ↑ 1 2 3 Юбилейный Справочник выпускников Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Российской Академии художеств. 1915—2005. СПб., Первоцвет, 2007. С.66.
  4. ↑ Иванов C. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб., НП-Принт, 2007. С.13.
  5. ↑ Бродский И. А. Исаак Израилевич Бродский. М., Изобразительное искусство, 1973. С.368.
  6. ↑ Александр Иванович Савинов. Письма. Документы. Воспоминания. Л., Художник РСФСР, 1983. С.235-236.
  7. ↑ Арсений Семёнов. Живопись. Рисунок. СПб., НП-Принт, 2006. С.115.
  8. ↑ Традиции школы живописи государственной художественно-промышленной академии имени А. Л. Штиглица. Кафедра общей живописи. СПб., 2010. С.15, 271.
  9. ↑ Осенняя выставка произведений ленинградских художников. 1956 года. Каталог. Л., Ленинградский художник, 1958. С.22.
  10. ↑ 60 Лет кафедре общей живописи Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии имени А. Л. Штиглица. Каталог выставки. СПб, 2011. С.22.
  11. ↑ Выставка произведений ленинградских художников 1960 года. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1963. С.16.
  12. ↑ Выставка произведений ленинградских художников 1961 года. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1964. С.36-37.
  13. ↑ Ленинград. Зональная выставка. Л., Художник РСФСР, 1965. С.48-49.
  14. ↑ Выставка произведений ленинградских художников 1960 года. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1961. С.37.
  15. ↑ Иванов C. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб., НП-Принт, 2007. С.68.
  16. ↑ Выставка произведений ленинградских художников 1961 года. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1964. С.37.
  17. ↑ Каталог весенней выставки произведений ленинградских художников 1965 года. Л., Художник РСФСР, 1970. С.27.
  18. ↑ Иванов C. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб., НП-Принт, 2007. С.94.
  19. ↑ Осенняя выставка произведений ленинградских художников. 1968 года. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1971. С.14.
  20. ↑ 1 2 Изобразительное искусство Ленинграда. Каталог выставки. Л., Художник РСФСР, 1976. С.30.
  21. ↑ Иванов C. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб., НП-Принт, 2007. С.160
  22. ↑ Семёнов А. Н. Натюрморт с цветком // 80 лет Санкт-Петербургскому Союзу художников. Юбилейная выставка. СПб., «Цветпринт», 2012. С.208.
  23. ↑ Портрет современника. Пятая выставка произведений ленинградских художников 1976 года. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1983. С.19.
  24. ↑ Наш современник. Вторая выставка произведений ленинградских художников 1972 года. Л., Художник РСФСР, 1973. С.11.
  25. ↑ Иванов C. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб., НП-Принт, 2007. С.112
  26. ↑ А. Н. Семёнов, С. И. Осипов, К. А. Гущин. Каталог выставки произведений. Л., Художник РСФСР, 1977.
  27. ↑ Иванов C. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. СПб., НП-Принт, 2007. С.6-7.
  28. ↑ Арсений Семенов. Живопись. Рисунок. СПб., НП-Принт, 2006. С.125-126.
  29. ↑ Арсений Семенов. Живопись. Рисунок. СПб., НП-Принт, 2006.
  30. ↑ Наш современник. Вторая выставка произведений ленинградских художников 1972 года. Л., Художник РСФСР, 1973. С.5.

Источники

См. также

Ссылки

Отрывок, характеризующий Семёнов, Арсений Никифорович

Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Семёнов,_Арсений_Никифорович&oldid=76563979»