Арсений (Денисов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Епископ Арсений (в миру Леонид Иванович Денисов; 11 (23) апреля 1866, Нижний Новгород — 1942, Московская область) — епископ Русской православной церкви, епископ Каширский, викарий Московской епархии. Духовный писатель, церковный историк[1].





Биография

Родился 11 апреля 1866 года в Москве от «свободного союза» московского врача из разночинцев и вольноотпущенной крестьянки Симбирской губернии, которая некоторое время служила актрисой Нижегородского драматического театра. Вскоре после рождения сына родители разошлись. Юность провёл в Нижнем Новгороде[2].

В 1,5-2 верстах от тогдашнего Нижнего Новгорода находился Вознесенский Печерский мужской монастырь, а несколько ближе к городу располагалась каменная часовня, впоследствии обращенная в Воздвиженскую церковь. Именно здесь собирались Леонид Денисов и его товарищи, перебирались через ограду, на паперти устраивали «алтарь», наряжались в самодельные «ризы» и играли, совершая, по словам епископа Арсения, «нечто среднее между обедней и молебном»[3].

Учёба

Основы грамотности перенял от ссыльного поляка по фамилии Козакевич, написавшего для мальчика русскую азбуку, по которой тот выучился читать и писать[3].

В 1875 году он поступил в Нижегородскую классическую гимназию: «Здесь я особенно предавался изучению древних языков (латинского и греческого). Воспитывался я на стипендию бывшего Нижегородского епископа Иеремии, жившего тогда в затворе в Благовещенском монастыре»[2].

С 15 лет, ещё будучи гимназистом, стал давать частные уроки[2].

После окончания гимназии уехал в 1884 году в Москву, где поступил филологический факультет Московского университета, где проучился 7 семестров. Подрабатывал репетиторством: «Иначе было буквально нечем жить»[2].

Владея двенадцатью языками, неустанно пополнял свои церковно-исторические знания чтением в оригинале творений святых Отцов[3].

Некоторое представление о жизни Леонида Денисова того времени дает написанный им собственноручно документ начала 1930-х годов: «Мой день разбивался на три части (почти ежедневно): 1) с 8 ч. до 3 ч. пополудни — на лекциях; 2) потом — на уроках; 3) с 8 ч. вечера — на занятиях ученых обществ. А ещё нужно осмыслить и впитать в себя лекции, прочесть нужную научную книгу (преимущественно, на иностранном языке), познакомиться со свежей книжкой „толстого“ журнала, пробежать наскоро одну-две газеты. … На сон почти не доставало времени. Прибавьте к этому хроническое недоедание, потерю времени в проезде или проходе с одного урока на другой»[3].

Деятельность до принятия сана

С первых лет пребывания в Москве Леонид вёл большую церковно-общественную работу. С 1896 года он состоял членом «Московского Общества любителей духовного просвещения»[3].

После ухода из вуза остался в столице, женился на Варваре Козловой, дочери известного московского иконописца Никиты Козлова[3].

26 февраля 1888 года, когда в московской газете «Вестник» было напечатано его стихотворение, началась литературная деятельность будущего архипастыря[3].

Около 20 лет состоял сотрудником «Церковных ведомостей», где поместил много статей по религиозным вопросам и церковной археологии.

В 1900—1904 годы — секретарь церковно-археологического отделения Московского общества любителей духовного просвещения, на заседаниях выступал с докладами по истории монастырей, икон, выпустил ряд брошюр, посвященных вопросам нравственности, воспитания детей, распространения грамотности в народе.

С 30 декабря 1903 года Л. И. Денисов являлся членом комиссии по осмотру и изучению памятников церковной старины города Москвы и Московской епархии[3].

Первой его книгой стала «Историческое описание Николаевской Берлюковской пустыни», тогда же вышла «Дворец и храмы села Останкина» (1898). В 1904 году вышел фундаментальный труд в 700 страниц «Житие преподобного и богоносного отца нашего Серафима Саровского чудотворца». Во время революции 1905—1907 годов выпустил брошюру «В защиту самодержавия!» (М., 1905) Автор справочника «Православные монастыри Российской империи» (1908), где рассказано о 1105 монастырях, неоднократно переиздавался.

Священнослужитель до революции

15 марта 1908 года умирает его жена Варвара, что Леонид тяжело переживал. Епископ Трифон (Туркестанов) посоветовал ему поступить в монастырь[3].

24 июня 1908 года принят в братство Московской Синодальной церкви Двенадцати апостолов и определён на годичное испытание, а 18 октября того же года в храме Двунадесяти Апостолов, что при Синодальной библиотеке в Кремле Синодальным ризничим архимандритом Гавриилом (Чепуром) пострижен в монашество с именем Арсений[2][3].

23 октября 1908 года епископом Серпуховским Анастасием (Грибановским), а 24 октября рукоположён в сан иеромонаха епископом Можайским Василием (Преображенский). 25 октября 1908 года был назначен помощником синодального ризничего[2].

На данной должности ему приходилось встречаться с русскими и иностранными учеными, посещавшими Кремль, изучать историю экспонатов ризницы, соответствующую терминологию, ремесла, имеющие отношение к музейному делу[2].

С 25 ноября по 20 декабря 1908 года он состоял гробовым иеромонахом при мощах святителя Филиппа Московского в Успенском соборе Кремля[2].

С 24 января 1909 года совершал богослужения в церкви в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» при приюте московского отделения Братства во имя Царицы Небесной[2].

В 1913 году участвовал в разработке повестки Всероссийского съезда музейных деятелей.

15 мая 1914 года в Успенском соборе Кремля епископом Дмитровским Трифоном (Туркестановым) возведён в сан игумена, на следующий день назначен Синодальным ризничим и настоятелем церкви 12 Апостолов, а 25 мая возведен в сан архимандрита[2].

Одновременно в 1914—1917 годы преподавал французский язык в Московской духовной семинарии[2].

Восторженно принял Февральскую революцию[1].

Был свидетелем обстрела Московского Кремля большевиками в 27 октябре — 3 ноября 1917 года. Священный собор Православной Российской церкви, проходивший в те дни в Москве, предпринимал попытки заслушать на своих заседаниях архимандрита Арсения о том, что произошло с Патриаршим музеем в результате обстрела Кремля, однако бывший ризничий не откликнулся[1].

Государственный служащий в первые годы после революции

С 23 декабря 1917 года июня 1920 года — член Комиссии по охране памятников искусства и старины, которая подчинялась Наркомату государственных имуществ, а затем Наркомату просвещения. Был одним из двух её членов, представлявших духовенство, работал секретарём музейного отдела комиссии, занимался приёмом и охраной дворцового имущества и реставрацией Патриаршей ризницы[1].

С 16 сентября по 15 октября 1918 года — сотрудник Главного управления архивным делом. С 15 октября по 15 декабря 1918 года — и. о. архивариуса 2 отделения 4 секции Государственного Архивного фонда, заведующий архивом бывшей Московской духовной консистории[2].

С 16 декабря по 15 марта 1919 года — сотрудник отдела научных библиотек Наркомпроса, где собрал около 10000 книг, поступивших в Ленинскую библиотеку. Прочёл для сотрудников отдела лекцию по истории книгопечатания с демонстрацией старопечатных книг, гравюр, переплётов[2].

С марта 1919 года по март 1920 года там же заведовал филологической библиотекой[2].

С 3 февраля по 15 августа 1920 года — учёный секретарь библиографического отдела Госиздата[2].

С 16 февраля 1920 по февраль 1921 года — секретарь Российской Центральной книжной палаты (первым по переводе её из Петрограда в Москву)[2].

В конце декабря 1920 года он был избран членом Русского библиографического общества при Московском университете[3].

С 1 февраля по 14 июля 1921 года был заведующим Музеем книги (по истории книгопечатания, переплёта и иллюстраций) при той же палате. Собрано около 3000 книг, которые потом перешли в Ленинскую библиотеку[2].

В июле 1921 года вышел в отставку с государственной службы[2].

Священнослужитель после революции

Числился настоятелем церкви 12 Апостолов и Синодальным ризничим до апрель 1918 года. С марта 1918 года отец Арсений был приписан к московскому Донскому монастырю[3].

В мая 1920 года стал настоятелем Знаменской церкви в Шереметевском переулке (ул. Грановского) в Москве[2], почетным председателем церковно-приходского совета которой был архиепископ Трифон (Туркестанов)[3].

Уклонялся в обновленческий раскол. С. Н. Романова приводит выдержку из допроса бухгалтера Сергея Касаткина, который говорил: «являлся он обновленцем, я с ним по религиозным взглядам не сошёлся, так как он ругал патриарха Тихона, а также обновленца митрополита Введенского»[2].

В июле 1923 года покинул должность настоятеля «потому, что не сошёлся с черносотенно настроенным церковным советом»[2]. Примечательно, что 26 июня 1923 года Патриарх Тихон был освобождён из заключения, после чего началось массовое возвращение духовенства и приходов в Патриаршую церковь из обновленчества. По всей видимости, нежелание архимандрита Арсения признавать Патриарха Тихона и стало причиной конфликта с «черносотенно настроенным церковным советом».

После этого вплоть до октябрь 1927 года проживал в Москве и нигде официально не работал[2]. Бедствовал[1]. Спасло его заступничество архиепископа Трифона (Туркестанова). После его обращения к Патриарху Московскому и всея России Тихону архимандриту Арсению было прощено его неповиновение священноначалию[1].

В 1925 году по рекомендации Патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) архимандрит Арсений ездил в Нижний Новгород с просьбой о рукоположении во епископа и назначении на одно из Нижегородских викариатств. В ходе завязавшейся в связи с этим переписки митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский) писал митрополиту Петру (Полянскому) о возможном назначении архимандрита Арсения на Лукояновское или Сергачское викариатство, но дальше обсуждения дело тогда не пошло[3].

С 2 октября 1927 года — епископ Ефремовский, викарий Тульской епархии. Жил в Ефремове[2].

25 сентября 1929 года назначен епископом Марийским, викарием Нижегородской епархии. От назначения отказался и с 11 октября 1929 года пребывал за штатом[2].

С 5 декабря 1929 года по 4 мая 1930 года проживал в Кашире безработным[2].

С 13 мая 1930 года проживаю на станции Лосиноостровской Северных железных дорог в городе Лосиноостровске, без церковной должности.

30 июня 1930 года вступил в договор с издательством «Академия», для которого перевёл с французского, испанского и латинского четырехтомный труд Антонио Льоренте «Критическая история испанской инквизиции» по изданию 1818 года. В феврале 1932 года присоединил сюда добавление из вышедшей в 1928 года английской книги Саббатини.

С марта 1931 года — епископ Каширский, викарий Московской епархии.

С весны 1931 года занимался у В. Д. Бонч-Бруевича библиографической работой по религиозным движениям Востока, Запада и России (сектантству)[2].

С декабря 1931 года из-за погрома храма в Кашире ушёл за штат.

По свидетельству Трифона (Туркестанова), в поисках заработка носил светский костюм, занимался литературными трудами. Поддерживал дружбу с митрополитом Трифоном, который не раз спасал его от голода.

После кончины митрполита Трифона в 1934 года переселился в деревню, снимая угол у хозяйки[1].

С 25 апреля 1935 по 19 сентябрь 1938 жил на съёмной квартире в Талдоме, продолжая работать переводчиком с иностранных языков от издательства «Академия», после чего уехал в Москву[2].

Умер во время Великой отечественной войны от голода в одной из подмосковных деревень, отпевали его заочно[2].

Сочинения

  • Историческое описание Николаевской Берлюковской пустыни М., 1889;
  • Акафист св. мц. Вере, Надежде и Любови и матери их Софии. СПб., 1893. М., 1992;
  • История подлинного Нерукотворенного образа Спасителя. М., 1894. СПб., 2000;
  • Жизнь и страдания св. мц. Веры, Надежды, Любви и матери их Софии. М., 1897;
  • «Сыны Света». «Сборник церковно-исторических повестей из эпохи I—XI веков»: 1. Жертва Богу Живому. 2. В страну живых. 3. Утренняя звезда. 4. Под знаменем креста. 5. Фиалка. 6. Феникс Пустыни. 7. В чём счастье. 8. Тень ангела. 9. Луч Эдема. 10. Инок-белоризец. Москва, 1898.
  • «Покаяние воздыхания христианина пред исходом души из тела». Москва, 1897.
  • «Святые заступники и молитвенники наши пред Богом о здравии душевном и телесном и о благах небесных и земных». 52 кратких очерка житий святых, с приложением благочестивых размышлений и обращений к святым, с мольбой об избавлении от скорби и болезней душевных и телесных. По руководству Пролога, Четьи-Миней, творений свв. отцов Церкви и других агиографических источников и пособий. Москва, 1898.
  • О Христе, небесной жемчужине: Семь песнопений св. Ефрема Сирина : С изобр. св. Ефрема Сирина / С сиро-латин. изд. Стефана Ассемана и пер. и прим. доп. Леонид Денисов. Москва : А. Д. Ступин, 1900
  • «Молитва Господня „Отче наш“ на церковно-славянском и русском языках с объяснением». Москва, 1900.
  • «В страну живых». Повесть из жизни христиан 3-го века. Москва, 1900.
  • «О памятных древней русской иконописи и Бирлюковской пустыни». (Реферат). Москва, 1901.
  • «Как писать икону св. Мученика Трифона?». Реферат. Москва, 1901.
  • «На каждый день изречения из Священного Писания в порядке церковных Евангельских чтений годичного круга». Москва, 1902.
  • «Памятная книжка православного христианина». Москва, 1902.
  • «Благоговейные мысли на каждый день года». Москва, 1902.
  • «Памятуйте, братия, о смертном часе, вечные муки грешников и блаженство праведников». Москва, 1902.
  • «Будьте сострадательны к животным. Назидательные примеры кроткого обхождения с животными». Москва, 1903.
  • «Чудотворный образ Всемилостивого Спаса в часовне у Московского моста в Москве». Москва, 1903.
  • Св. отрок — исповедник Потит (Память 1 июля) // «Русский Паломник» 1904, № 27, с. 460, № 28, с. 477.
  • «Житие преп. отца нашего Серафима Саровского». Москва, 1904.
  • «Покайтесь! О значении покаяния для христианина». Москва, 1904.
  • «О христианской кончине». Москва, 1904.
  • «Блаженны милостивые». Изъяснение Евангельской заповеди блаженства. Москва, 1905.
  • «О пользе и необходимости причащения Св. Таин Христовых». Москва, 1905.
  • «Призови Меня в день скорби. Я избавлю тебя!». Благочестивые мысли об утешении верой. Москва, 1905.
  • «Молитвенные воздыхания к Богу от лица страждущих с исповеданием о грехах». Москва, 1906.
  • «Ежечастные молитвенные обращения кающегося грешника к предстательству Пресвятой Богородицы». Москва, 1907.
  • «Как проводит душа первые сорок дней по исходе из тела?». Учение Православной Церкви о мытарствах. Москва, 1908.
  • Православные монастыри Российской империи: полный список всех 1105 ныне существующих в 75 губерниях и областях России (и 2 иностранных государствах) мужских и женских монастырей, архиерейских домов и женских общин : с кратким топографическим, историко-статистическим и археологическим описанием, библиографическими примечаниями, статистической таблицей и 4 алфавитными указателями : с указанием ближайших к монастырям почтовых и железно-дорожных станций / сост. Л. И. Денисов, д. чл. Моск. о-ва любителей духов. просвещения… — Москва: издание А. Д. Ступина, 1908. — XII, 984 с.,
  • «Крестные страдания Спасителя и плач Пресвятой Богородицы у креста» Москва, 1908.
  • Жизнь и страдания, и чудеса св. вел. муч. Пантелеймона, безмездного врача. Москва, 1909.
  • Жизнь Св. Великомуч. Варвары. Москва, 1910.
  • «Путь ко спасению». Общедоступные христианские беседы о приготовлении к жизни вечной. Москва, 1911.
  • «Сказание о заступлении Пресвятой Богородицы за обиженную мужем жену». Москва, 1911.
  • «Не призывайте всуе имени Божия». Из творений свв. отцов Церкви. Поучение о клятве и божбе. Москва, 1912.
  • «Райский цветок». Повесть из эпохи второго века христианства. Москва, 1912.
  • "Слово мирянина к мирянам в опровержение ложного сказания, известного под именем: «Сон Богородицы». Москва, 1912.
  • «Душеспасительные беседы о покаянии». Москва, 1912.
  • «Явления умерших живым из мира загробного». Москва, 1913.
  • «Ад и Рай». «Свято-отеческое учение о вечных муках ада и о вечном блаженстве Рая». Москва, 1914.
  • «Жизнь в христианской семье». Рассказы об отношениях между мужем и женой, родителями и детьми, братьями и сестрами. Москва, 1915.
  • «Жизнь». Избранные письма, мысли и стихотворения Георгия, затворника Задонского Богородицкого монастыря. Москва, 1915.
  • «Небесные друзья трезвости». Москва, 1915.
  • «Неизбежный путь жизни христианина». Из творений св. отцов. Москва, 1915.

Напишите отзыв о статье "Арсений (Денисов)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 А. Н. Стрижёв [www.pravenc.ru/text/171685.html ДЕНИСОВ] // Православная энциклопедия. Том XIV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 403-404. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-024-0
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 [pstgu.ru/download/1281183619.romanova.pdf Романова С. Н. Архивные документы к жизнеописанию епископа Арсения (Денисова).]
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Ерошкин Ю. В. Из истории Марийского викариатства Нижегородской епархии: епископы Арсений (Денисов) и Иоанн (Широков) // [mari.eparhia.ru/www/konferense/____xiv_2011.pdf Христианское просвещение и русская культура: Доклады и сообщения XIV научно-богословской конференции (16–17 мая 2011 г.)]. — Йошкар-Ола, 2011. — С. 9—31. — 232 с. — 500 экз.

Литература

  • В. Козлов. О книге «Православные монастыри Российской империи» и её авторе Леониде Ивановиче Денисове // Отечество. Краеведческий альманах. Подмосковье. — М., 1996
  • [pstgu.ru/download/1281183619.romanova.pdf Архивные документы к жизнеописанию епископа Арсения (Денисова)]
  • [pstgu.ru/download/1235041237.romanov.pdf «Я с детства видел горе…» К биографии епископа Арсения (Денисова)]
  • А. Н. Стрижёв [www.pravenc.ru/text/171685.html ДЕНИСОВ] // Православная энциклопедия. Том XIV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 403-404. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-024-0

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_7650 Арсений (Денисов)] на сайте «Русское православие»
  • [www.poesis.ru/poeti-poezia/arsenij/biograph.htm Епископ Арсений]

Отрывок, характеризующий Арсений (Денисов)

В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.