Арсений (Мацеевич)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Митрополит Арсений<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Арсений (Мацеевич). Портрет в Ревельской Николаевской церкви</td></tr>

Митрополит Ростовский и Ярославский
13 (24) мая 1742 — 14 (25) апреля 1763
Церковь: Православная российская церковь
Предшественник: Иоаким Ростовский
Преемник: Афанасий (Волховский)
Митрополит Сибирский и Тобольский
26 мая (6 июня1741 — 13 (24) мая 1742
Предшественник: Никодим (Сребницкий)
Преемник: Антоний (Нарожицкий)
 
Имя при рождении: Александр Иванович Мацеевич
Рождение: 1697(1697)
Владимир-Волынский
Смерть: 28 февраля (10 марта1772
Ревель

Митрополит Арсе́ний (в миру Александр Иванович Мацее́вич или Маскее́вич или Мацие́вич; 1697, Владимир-Волынский28 февраля (10 марта1772, Ревель) — епископ Православной Российской Церкви, митрополит Ростовский и Ярославский.

Лишён сана за противодействие секуляризации монастырских имуществ, умер в заточении. В 2000 году был прославлен в лике святых Русской православной церковью как священномученик.





Биография

Родился в 1697 году во Владимире-Волынском в семье православного священника. Происходил из польской шляхты (по другой версии, западнорусской православной шляхты[1]). Его отец, Иоанн Мацеевич, был иереем при Владимирском Спасском храме.[2] Получил хорошее образование, учился в духовной школе Владимира-Волынского, во Львовской школе риторики, затем Киевской духовной академии.

В 1716 году был направлен в Черниговскую епархию в Спасский монастырь Новгорода-Северского проповедником. Здесь архимандрит Геннадий (Стефанович) постриг его в монашество с именем Арсений. В монастыре инок Арсений имел клиросное послушание, говорил проповеди и обучал детей латинскому языку.

В 1717 году инок Арсений был послан в Чернигов к преосвященному Антонию (Стаховскому), архиепископу Черниговскому, и рукоположён им во иеродиакона. Иеродиакон Арсений быстро сблизился с владыкой, который был другом митрополита Стефана (Яворского)[3]. Под влиянием архиепископа Антония он решил продолжить своё образование.

В 1718 году иеродиакон Арсений вновь поступил в Киевскую духовную академию «для слушания философии и богословия»[4]. Здесь по благословению преосвященного Варлаама (Вонатовича), архиепископа Киевского, в 1723 году в Киевском Софийском соборе он был посвящён в иеромонаха. В 1726 году окончил слушание академических наук.

В 1726 занимал должность инквизитора в Московской епархии. В это время иеромонах Арсений «пытал ярославского игумена Трифона, старца 85 лет, и пытал до того, что Трифон умер. Ярославский преосвященный подал жалобу об этом в святейший Синод; святейший Синод решил по этому делу, чтобы впредь духовных особ пытали бережно»[5]

В конце 1729 года Арсений вернулся в Черниговскую епархию и был направлен в Черниговский Троицкий Ильинский монастырь. Но уже в 1730 году отправлен в Тобольск для проповеди, где в качестве проповедника и учителя прожил 3 года.

В 1733 году, возвращаясь из Сибири, совершил путешествие в Устюг, Холмогоры и Соловецкий монастырь, где полемизировал с заключенными там раскольниками.

В 1734—1736 годах Арсений участвовал во Второй Камчатской экспедиции под началом Витуса Беринга. Однако в 1736 году взят под стражу и привезен из Пустозерска в адмиралтейскую коллегию по секретному делу, но признан невиновным. По болезни (цинга) уволен от флотской службы (1737 г.) и определен при епископе Вологодском Амвросии (Юшкевиче). С 1738 года — соборный иеромонах синодального дома и законоучитель Академической гимназии в Санкт-Петербурге.

В марте 1741, во время регентства Анны Леопольдовны, Арсений был рукоположён во епископа Сибирского и Тобольского с возведением в сан митрополита. Выбор Арсения для этой кафедры был обусловлен не только его знакомством с Сибирью, но и тем, что незадолго до этого он отказался присягать герцогу Биронурегенту малолетнего Иоанна Антоновича.

Позже Арсений Мацеевич отказался присягать и Елизавете Петровне, считая унизительными для архиерейского сана слова: «исповедаю же с клятвою крайнего судию сея Коллегии быти Самую Всероссийскую монархиню Государыню нашу всемилостивейшую». Взамен владыка предлагал: «исповедаю же с клятвою Крайнего Судию и Законоположителя духовного сего церковного правительства быти — Самого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, полномощного Главу Церкви и Великого Архиерея и Царя, надо всеми владычествующего и всем имущего посудити — живым и мертвым». К этой формуле митрополит Арсений сделал ещё пояснение, что монаршей власти довольно в той силе присягать в верности и повиноваться, в какой показано от Крайнего Судии Христа в Евангелии и Апостоле. В термине Крайний Судья в приложении к лицу императора митрополит Арсений видел «излишнее ласкательство во унижение или отвержение Крайнего Судии — Самого Христа»[6].

Елизавета разрешила не произносить Арсению этого выражения, однако присягу он так и не принёс. Тем не менее, это никак не отразилось на карьере и жизни Арсения: в 1742 году он неоднократно произносил проповеди во время коронационных торжеств, а затем был переведен в Ростов, причём получил звание члена Святейшего Синода.[7]

С 1742 по 1763митрополит Ростовский. По его инициативе в Спасском монастыре Ярославля была открыта Ярославская духовная славяно-латинская семинария. Арсений считается деятельным просветителем, однако П. В. Знаменский придерживался другой точки зрения, считая Арсения Мацеевича противником создания духовных школ, что было редким исключением среди епископов украинского происхождения. В вину ему ставилось также закрытие латинской школы в Ростове[8]. В 1759 году митрополит Арсений имел конфликт с ректором Ярославской семинарии Владимиром (Каллиграфом), учение которого Арсений посчитал «жидовством и кальвинизмом».

В 1752 году митрополит Арсений был организатором открытия мощей святителя Димитрия Ростовского.

Будучи единственным из архиереев, кто открыто выступил против секуляризации церковных владений при Екатерине II, начиная с 5 (16) марта 1763 года, Арсений подавал в Святейший Синод один протест за другим против отнятия монастырских вотчин и против вмешательства светских лиц в духовные дела, особенно выступал против президента Коллегии Экономии Мусина-Пушкина, называя его «турком». Поскольку главой поместной Русской церкви с учреждением Синода был монарх («крайний судия»), то секуляризация церковных имуществ проходила при полном согласии Святейшего Синода. В Неделю Торжества Православия, до подачи своих прошений в Синод, митрополит Арсений на богослужении к остальным анафемам против еретиков прибавил «анафему, обидчикам церквей и монастырей». Императрица Екатерина узнала о поступках Арсения и назвала его: «лицемером, пронырливым и властолюбивым бешенным вралем». Императрицу подержал Святейший Синод: митрополит Новгородский Димитрий (Сеченов), митрополит Московский Тимофей (Щербацкий), архиепископ Санкт-Петербургский Гавриил (Кременецкий), архиепископ Крутицкий Гедеон Кринов, епископ Псковский Амвросий (Зертис-Каменский), епископ Тверской Афанасий Вальковский, архимандрит Новоспаский Мисаил (Чирский).

Синод подал доклад императрице о поступках Арсения. Императрица рассмотрела доклад и повелела, чтобы сам Синод митрополита Арсения «судил как своего члена и злонамеренного преступника». В Ростов, в середине марта был прислан обер-офицер, который привез указ Арсению следующего содержания: «14 марта определено ваше преосвященство, чрез нарочно отправленного гвардии обер-офицера привезти в Москву, а при том отъезде ризницы и людей, кроме трех нужнейших вашему преосвященству, с собой не брать, и имеющиеся в кельях вашего преосвященства письма, кроме печатных книг, собрав в одно место, вашею и того обер-офицера печатью запечатав, взять оному обер-офицеру в Москву».

14 апреля, при приезде в Москву, Арсения держали под крепкою стражею в Симонове монастыре, как преступника. Императрица написала письмо к обер-прокурору Глебову: «Александр Иванович! Нынешнюю ночь привезли враля, которого исповедовать должно; приезжайте ужо ко мне, он здесь во дворце будет». В присутствии Императрицы, Орлова, Глебова и Шешковского, Арсений до того простер свою дерзость в объяснениях, что Императрица зажала себе уши, а ему «закляпили рот».

В этот же день 14 апреля на заседании Синода Арсения присудили извергнуть из архиерейского сана, расстричь из монашества, а затем предать суду светскому, согласно которому, за оскорбление её Величества Арсения должны были казнить смертью. Приговор Синода был послан Екатерине. Императрица, как об этом сказано в указе синодском, «по великодушию и милосердию своему природному», соизволила освободить Арсения от суда светского и истязания, а повелела оставить ему один только монашеский чин и сослать его в отдаленный монастырь под присмотр настоятеля. Осужденный призван был в Синод для объявления ему и для исполнения указа. Арсения извергли из священства и сослали сначала в Ферапонтов монастырь, позже местом ссылки Арсения стал Николо-Корельский монастырь.[9]

В ссылке продолжал жестко критиковать екатерининскую политику. В частности, он критиковал Екатерину за содержание под стражей бывшего императора Иоанна Антоновича, убитого в заключении в Шлиссельбурге при попытке поручика Василия Мировича организовать его освобождение. Арсений приветствовал поступок Мировича и осуждал решение царицы осудить его на казнь. В 1767 году Арсений был расстрижен из монашества в крестьяне и посажен в Ревельскую крепость[10] под именем «некоего мужика» Андрея Враля.

Скончался 28 февраля (10 марта1772 года, погребён в Таллине (Ревеле) в Успенском приделе Никольской церкви[11].

Проповеди и богословские труды

Арсений Мацеевич был известен как яркий проповедник. В 1742—1761 гг. он активно проповедовал при дворе. По сведениям Евгения (Болховитинова), 7 проповедей его были напечатаны при жизни, в 1742, 1744 и 1749 гг. В настоящее время известно 12 томов рукописных копий его проповедей 1746—1761 гг.; они находятся в библиотеке Троице-Сергиевой лавры.

Известны также труды Арсения Мацеевича против раскола и раскольников. Это «Увещание» раскольнику игумену Иоасафу (1734 г.), предисловие к исправленному им же изданию «Обличение неправды раскольничей» Тверского архиепископа Феофилакта (1745 г.), «Дополнение обличения ответов раскольнических, пустосвятами Выгорецкими в 1723 году предложенных».

Против лютеранства написано сочинение «Возражение на пасквиль лютеранский, называемый молоток», которое датируется Филаретом (Гумилевским) примерно 1745—1753.

Миссионерская деятельность Арсения Мацеевича оценивается неоднозначно:

Взгляд автора (Арсения Мациевича) «Дополнения» на характер отношений к расколу отличался строгостию, доходившею до жестокости. По автору, раскольников, как врагов церкви и государства, надлежит мечем духовным и гражданским истреблять и искоренять, дабы отнять всякую возможность распространения и усиления раскола; истребление раскольников должно совершаться с большим прилежанием и настойчивостью, чем жидов и других еретиков, живущих в пределах России, если последние (то есть все иноверцы), как в зловерии родившиеся, не совращают православных в свою веру и не вредят церкви и государству; раскольники заслуживают не только вечного, но и временнаго мучения и казнения

— [dlib.rsl.ru/viewer/01003553549#?page=154 Синайский А. «Отношение церковной власти к расколу старообрядства в первые годы синодального управления при Петре Великом» (1721-1725г.). Санкт-Петербург: Синодальная типография, 1895. С. 150]

Владыка обнаружил, что среди ростовской паствы было множество раскольников, из-за отсутствия школ народ находился в глубоком невежестве, а духовенство не стояло на высоте своего призвания. Митрополит Арсений стал сразу заботиться, чтобы Церковь была воспитательницей народа.

— [www.fond.ru/book/booklet/arseny.htm Житие священномученика Арсения (Мацеевича) (1697—1722), митрополита Ростовского]

Он много потрудился в деле народного просвещения, был ревностный проповедник и горячий защитник православия против лютеран и раскольников-старообрядцев. В борьбе с последними он поступал как человек своего жестокого времени, больше надеясь на грубую силу. Не щадя себя, когда сильные мира сего оказались против него, он, пока сам был сильным, тоже не считал возможным щадить своих противников. <…> Когда дело касалось богатых и почетных раскольников, он своею властью подолгу держал их в заключении, несмотря на жалобы, подаваемые на него духовным и светским властям.

— [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2569 Биография на сайте «Русское православие»]

Реабилитация и канонизация

28 июня 1918 года Всероссийским Поместным Собором, как лишённый святительского сана по политическим мотивам, был восстановлен в архиерейском достоинстве.

Юбилейный Архиерейский Собор РПЦ (Московский Патриархат) в августе 2000 года определил причислить к лику святых Русской православной церкви для общецерковного почитания, среди прочих, священномученика Арсения Ростовского[12].

Память священномученику Арсению Ростовскому празднуется 28 февраля (12 марта) в високосный год или 28 февраля (13 марта) в невисокосные годы.

Неканоническая УПЦ (КП) на Поместном соборе 2004 года канонизировала Арсения Мацеевича как новомученика[13].

Труды

Изданные при жизни:

  • «Увещание» раскольнику игумену Иоасафу. М., 1734. Повторно: Арсений Мацеевич. Увещевание // Православный собеседник. 1861. т. III., С. 184—204.
  • Слово в день Петра и Павла. М., 1742.
  • Слово в день восшествия на престол Елизаветы Петровны. М., 1744.
  • Предисловие к исправленному им же изданию «Обличение неправды раскольничей» Тверского архиепископа Феофилакта («Феофилактово обличение поморским ответам»). М., 1745.

Изданные после смерти

  • Дополнение обличения ответов раскольнических, пустосвятами Выгорецкими в 1723 году предложенных. — Православный собеседник, 1861 г.
  • Доношения Арсения в Св. Синод. — Чтения Московского общества истории. 1862, № 2, 3; Русская старина, 1876. № 15.

Рукописи

  • Записка «О благочинии церковном» (в соавторстве с Амвросием Юшкевичем). 1742 г. Содержала протест против синодального управления и Коллегии экономии, а также предложение о восстановлении патриаршества.
  • Письма Елизавете Петровне. Хранятся в РГАДА.
  • «Возражение на пасквиль лютеранский, называемый молоток». (1745—1753). Отрывки напечатаны в работе И. А. Чистович. Феофан Прокопович и его время". — СПб., 1868. С.386 — 407.
  • [www.stsl.ru/larchive/arseniy.php Проповеди. Рукописи РГБ 303. II ТСЛ 10.1-7, РГБ 303. II ТСЛ 11.1-4.] Список середины XIX века.

Напишите отзыв о статье "Арсений (Мацеевич)"

Примечания

  1. Протоиерей Владислав Цыпин. Епархиальное управление и епископат Русской Православной Церкви. 1700—1999 // Православная энциклопедия. Специальный том. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. — С. 244. — 656 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-005-6
  2. Григорович Н. И.Автобиографические показания Арсения Мацеевича // 1869. № 17
  3. Попов М. Арсений Мацеевич, митрополит Ростовский и Ярославский. СПб., 1905
  4. Григорович Н. И. Автобиографические показания Арсения Мацеевича // Ярославские епархиальные ведомости. 1869. № 17.
  5. [dlib.rsl.ru/viewer/01003544557#?page=606 Знаменский, Петр Васильевич Приходское духовенство в России со времени реформы Петра. Казань : Унив. тип., 1873 стр. 602]
  6. [www.pravenc.ru/text/76190.html Арсений]
  7. Когда в 1745 г. в Синоде вновь было поднято дело о присяге, Арсений письменно ответил Синоду, что эта присяга несогласна «с верой в Главу Церкви Христа и более прилична присяге римскому папе». Однако по-прежнему никаких санкций к нему применено не было, дело было закрыто, а лист с переделанной присягой велено было сжечь.
  8. Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. Казань, 1881. С. 181, 465.
  9. [dlib.rsl.ru/01003575480 Снегирев, Иван Михайлович «Арсений Мациевич, митрополит ростовский и ярославский» Москва : тип. Бахметева, 1862]
  10. Попов М. Арсений Мацеевич, митрополит Ростовский и Ярославский. СПб., 1905.
  11. Чтения Московского Общества Истории и Древностей Российских. 1862. Кн. 3. С.135-194.
  12. [www.patriarchia.ru/db/text/419791.html Деяние Юбилейного Освященного Архиерейского Собора Русской православной церкви о канонизации подвижников благочестия]
  13. [www.cerkva.info/2009/03/13/macievych.html Замученный правды ради митрополит Арсений Мацеевич (укр.)]

Литература

  1. Сулоцкий А. И. Место заточения, смерти и погребения бывшего Ростовского митрополита Арсения Мацеевича, или мнимая могила митрополита Арсения в Верхнеудинске // «Прибавления к Иркутским Епархальным Ведомостям». 1863, № 37
  2. Reichelt, Stefan Der hl. Arsenij Maceevic [Св. Арсений Мацеевич]//Johann Arndts «Vier Bücher von wahrem Christentum» in Russland. Vorboten eines neuzeitlichen interkulturellen Dialogs [Четыре книги Иоанна Арндта О истинном христианстве в России. Предшественники межкультурного диалога]. Leipzig [Лейпциг], 2011, 465—475.
  3. [www.any-book.ru/book/show/id/789090 Житие священномученика Арсения (Мацеевича; 1697—1722), митрополита Ростовского]. Сост. священником Олегом Митровым. Тверь, 2001.
  4. Попов М. Свящ. Арсений Мацеевич, митрополит Ростовский и Ярославский. СПб., 1905.
  5. Г. Н. К-ов. Арсений Мацеевич, митрополит Ростовский — как проповедник // Ярославские епархиальные ведомости. 1864. № 35-52.
  6. Сулоцкий А. И. К жизнеописанию Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей Российских при Московском Университете. М., 1864. Кн. 4. Ч. 5.
  7. [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2569 Биография и список источников на сайте «Русское православие»]
  8. [www.memoirs.ru/texts/Ek2AM_RS75_14_11.htm Екатерина II. Отзыв Екатерины II об Арсении Мацеевиче. Письмо к Вольтеру от 11 августа 1765 г. / Сообщ. Я. К. Грот // Русская старина, 1875. — Т. 14. — № 11. — С. 587—588.]
  9. Иван Корсак «Тайна святого Арсения» — Луцк: ПВД «Твердиня», 2008
  10. [dlib.rsl.ru/01003575480 Снегирев, Иван Михайлович «Арсений Мациевич, митрополит ростовский и ярославский» Москва : тип. Бахметева, 1862]
  11. Е. Поселянин «Русская Церковь и русские подвижники 18-го века»
  12. [dlib.rsl.ru/viewer/01003553549#?page=153 Синайский, Александр Львович Отношение русской церковной власти к расколу старообрядства в первые годы синодальнаго управления при Петре Великом (1721—1725 г.) Санкт-Петербург : Синодальная тип., 1895 стр.149]
  13. [dlib.rsl.ru/01003890036 Снегирев, Иван Михайлович Русские достопамятности: Сухарева башня в Москве; Всесвятский Каменный мост в Москве; Старое Рязанское подворье в Москве; Арсений Мациевич; Ивановский монастырь в Москве; Покровский монастырь, что на Убогих домах, в Москве; Воскресенские ворота в Москве. Изд. А. Мартынова. Т. 1-4 1877]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Арсений (Мацеевич)

Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.