Арсеньев, Борис Константинович
| Борис Константинович Арсеньев |
Бори́с Константи́нович Арсе́ньев (1874[1](1880[2]) — 7 ноября 1925 года, Париж) — русский дипломат, камергер, поэт. Служил в Министерстве иностранных дел. Генеральный консул в Бомбее, первый секретарь Русской миссии в Вашингтоне, в Афинах, Токио. В 1915 году вице-губернатор в Бессарабии, в 1916—1917 в Буковине[2].
Происхождение
Родился в семье известного писателя, общественного деятеля и одного из виднейших организаторов дореволюционной русской адвокатуры Константина Константиновича Арсеньева (1837—1919) и Евгении Ивановны, урождённой д’Альвеню фон Гогенданс (1849—1931), немецкой аристократке, которая приняла православие и усердно занималась благотворительностью[3].
Старший брат Евгений (1872—1938), брат Константин (?—1900), младшая сестра Мария (1881—1937)[4].
Биография
В 1896 году окончил Императорский Александровский лицей в Санкт-Петербурге и поступил на дипломатическую службу в Министерство иностранных дел.
В 1898 году — секретарь консульства в Яссах (Румыния).
Служил плюральным консулом в Бейруте, вторым секретарем в миссии в Токио и Афинах.
С 1908 по 1909 — первый секретарь российской императорской дипломатической миссии в Пекине (в 1909 — поверенный в делах). Одновременно был резидентом русской военной разведки на Дальнем Востоке. Арсеньев считал, что Япония не станет сама нападать на Россию, а сделает это руками Китая. По его мнению, для выдавливания России из Китая руками самих китайцев японское правительство, в первую очередь, разжигает антироссийские настроения среди китайского населения, создавая образ «врага с севера», который угрожает китайским национальным интересам[5].
Осенью 1908 года Борис Арсеньев оказал содействие полковнику Густаву Маннергейму в период его 64-дневного пребывания Пекине в ходе экспедиции по северу и западу Цинской империи.
К 1909 году имел гражданский чин коллежского советника.
С 1910 по 1912 — генеральный консул в Бомбее, а затем в Калькутте, откуда генеральное консульство переехало в феврале 1910 года.
В 1912 году Борис Арсеньев встретился с Далай-ламой XIII. Арсеньев передал Далай-ламе письмо Николая II, составленное в общих выражениях. Царь, в частности, писал о согласии между Россией и Великобританией по тибетскому вопросу. Кроме того, из письма явствует, что обе страны не признают «разжалования» Далай-ламы официальным Пекином[6].
В 1914 — надворный советник.
С 1913 по 1915 — первый секретарь посольства в Румынии.
После октябрьского переворота в 1917 году остался в эмиграции.
В эмиграции
В эмиграции был атташе при великом князе Николае Николаевиче. Жил во Франции.
Напишите отзыв о статье "Арсеньев, Борис Константинович"
Примечания
- ↑ [www.bfrz.ru/data/rus_diplomatu/rus_diplomatu_spisok.pdf Предварительный список российских дипломатов, оставшихся в эмиграции после Октября 1917 г]
- ↑ 1 2 [dommuseum.ru/slovarx/person.php?id=624 Арсеньев Борис Константинович]
- ↑ [plussa-region.narod.ru/library/bolhovitinov/sobor.htm Воскресенско-Покровский женский монастырь в Нежадово]
- ↑ [pkk.memo.ru/page%202/KNIGA/Ap.html Заклеймённые властью]
- ↑ [www.dvags.ru/downLoad/rio/j2010-1/11.doc Ю. С. Пестушко. Дискуссии в российских политических кругах по вопросам внешней политики и перспективам отношений с Японией (1905—1914 гг.)]
- ↑ [savetibet.ru/2010/03/10/print:page,1,manjuria_2.html Глава 3. Время империи Цин (часть 2) | Сохраним Тибет! Далай-лама: биография, новости, события, фото]
Ссылки
Отрывок, характеризующий Арсеньев, Борис Константинович
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.
Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
