Артемиево-Веркольский монастырь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Артемиево-Веркольский монастырь

Веркольский монастырь. Конец XIX века.
Страна Россия
Село Веркола Пинежского района Архангельской области
Конфессия Православие
Епархия Архангельская и Холмогорская
Тип мужской
Дата основания 1635
Дата упразднения 1919
Настоятель игумен Иосиф
Статус Действующий монастырь
Состояние Восстанавливается с 1990 года
Сайт [www.verkola.ru/ Официальный сайт]
Координаты: 63°47′46″ с. ш. 45°09′40″ в. д. / 63.79611° с. ш. 45.16111° в. д. / 63.79611; 45.16111 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=63.79611&mlon=45.16111&zoom=12 (O)] (Я)

Арте́миево-Ве́ркольский монастырь — мужской православный монастырь в Пинежском районе Архангельской области.





История

Предыстория

Территория к востоку от Северной Двины в старину называлась Заволочьем, в котором обитали племена финно-угорской группы, называемые чудью. Эти, богатые зверьём и «прочими узорочьями» земли стали территорией, подвергавшейся русской, главным образом, новгородской колонизации. Христианство здесь стало насаждаться в XII веке, хотя и в XVI веке в глухих уголках продолжало существовать «идолопоклонство», к которому склонялось местное население «поганых» (то есть язычников — paganus в переводе на русский идолопоклонник). Против них направлялись колонизаторами специальные экспедиции с целью обращения в христианство.

О прежних жителях, либо исчезнувших, либо обрусевших, говорят топонимы рек и поселений, как то: Веркола, Покшеньга, Явзора и т. п. В XIV веке новгородцы здесь начали сталкиваться с «низовой колонизацией» из Московии — шедшей через Вологду по Сухоне, Северной Двине и Вычегде. Новгородцы давали «погостье и корм» ватагам великих князей.

В 1471 году все земли, принадлежавшие ранее Господину Великому Новгороду, считавшегося на Западе самым восточным ганзейским городом, переходят под власть московских князей с их ориентацией на Восток.

Заволочье стало территорией, свободной от феодального гнёта, а также местом для искавших «тишины и душевного спасения».

С 1614 года здесь создаётся Кеврольское воеводство.

Создание монастыря

Около 1635 года на пожертвованные Кеврольским воеводой Афанасием Пашковым средства, в благодарность к Святому праведному отроку Артемию Веркольскому за исцеление сына Иеремии от смертельной трясучей болезни, в лесу, поблизости от села Веркола, на месте обретения в 1577 чудотворных мощей св. Артемия Веркольского была выстроена церковь во имя св. праведного отрока Артемия. Церковь была богато украшена и ограждена оградой. Для служения при церкви были устроены кельи для монашествующих здесь тогда иноков: иеромонаха Ионы и иеромонаха Рафаила, назначенного епархиальным начальством по просьбе Афанасия Пашкова настоятелем образованной обители.

Однако деревянный храм просуществовал недолго — он сгорел до основания ранее, чем воевода успел осуществить своё намерение перенести туда нетленные мощи св. Артемия, хранившиеся в это время в Верколе в приходской церкви св. Николая Чудотворца. В 1639 году в результате сильного пожара церковь св. Николая сгорела, но мощи успели вынести. Жители Верколы не хотели расставаться с чудотворными мощами и передавать их в новопостроенную неподалеку обитель. Над мощами была выстроена небольшая часовня, в коей они хранились в течение 10 лет за неимением средств на постройку новой приходской церкви.

Обитель же, так же лишившись своего храма, однако, не прекратила своего существования. Кельи и ограда вокруг сохранились невредимыми от пожара, и насельники продолжали жить при ней, молясь Господу и св. угоднику Его праведному Артемию, прося благодатной помощи.

В 1647 году в обитель из Москвы пришло письмо от воеводы Афанасия Пашкова с известием о назначении государем Алексеем Михайловичем в обитель жалования и о построении новой церкви в монастыре. В течение 2 лет была построена церковь, а 17 ноября 1649 года туда были со всеми почестями перенесены мощи святого Артемия. В 1650 г. в монастырь была прислана пожалованная государем Алексеем Михайловичем различного рода церковная утварь, богослужебные книги, священнослужительские облачения и 4 колокола.

Монастырь в XVII—XIX веках

Милостями российских государей и усердиями значительного числа паломников, стекавшихся в монастырь на поклонение святым мощам, обитель в короткое время пришла, по сравнению со своим начальным положением в цветущее состояние. Однако в 1695 году пожар, возникший от неизвестной причины, при сильном ветре быстро уничтожил церковное здание и все в нём находящееся. Уцелели только 4 колокола и чудом сохранилась рака с мощами святого Артемия, оказавшаяся под осыпавшейся с потолка землей, что и уберегло её от огня.

По указу Архиепископа Холмогорского и Важского Афанасия 7 июня 1695 года святые мощи были перенесены в теплую монастырскую церковь, а на месте сгоревшей церкви начата постройка новой холодной во имя св. праведного отрока Артемия деревянной церкви. 4 июня 1701 года мощи были перенесены во вновь построенную холодную церковь, а 23 июня (6 июля) 1713 года в день памяти отрока были перенесены из холодной в новую теплую с трапезой церковь устроенную в монастырской ограде. 9 декабря 1789 года эта церковь сгорела во время пожара и мощи были перенесены обратно в холодную, где и почивали до устройства каменного храма.

Архиепископ Архангельский и Холмогорский Вениамин, посетив 1 января 1778 года монастырь, дал благословение на постройку каменной церкви во имя праведного Артемия чудотворца Веркольского с двумя приделами: во имя Святителя Николая чудотворца и отрока Артемия. 23 сентября 1785 года была совершена закладка каменной церкви и к 1806 году она была достроена полностью.

22 января 1806 года при многочисленном стечении народа и духовенства в новый каменный храм были перенесены мощи св. Артемия.

Упадок обители

С изданием Екатериной II Манифеста о секуляризации монастырских земель в 1764 году, многие монастыри обеднели. Не имея поддержки, кроме 300 руб. в год ассигнациями от «милости царския», Веркольская обитель пришла в упадок. Стало недоставать церковных одежд, свечей, масла. Несколько неурожайных лет привели монастырь к совершенному падению. В эти годы численность братии сократилась до 4-5 человек. Иногда за неимением священнослужителей некому было совершать службу. Жилищные корпуса обветшали и монашествующим негде было жить. После пожара в 1842 году опустошившего монастырь он был отнесен к числу заштатных.

Второе рождение

В 1848 году братия монастыря получает в качестве пожертвования по почте от графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской из графского рода Орловых 5 тысяч рублей на содержание обители. Это спасает монастырь от закрытия. Тут же началась ежедневная усерднейшая служба. Обитель стала восстанавливаться, увеличиваться братством.

В 1860 году для возобновления обители епархиальное начальство назначило в качестве устроителя Веркольского монастыря тогдашнего настоятеля Свято-Троицкого Антониево-Сийского монастыря иеромонаха Иону, бывшего долгое время смотрителем подворья Соловецкого монастыря в Архангельске. О. Иона был в хорошем знакомстве со многими благотворителями, которые отозвались на просьбу помочь порученному ему обедневшему монастырю. В обитель стали поступать пожертвования. Был заложен на каменном фундаменте большой двухэтажный деревянный корпус для помещения настоятеля и братии. Настоятель Иона обращал большое внимание на нравственность жившей с ним братии. Скоро численность насельников монастыря возросла до 15 человек, в числе которых были ремесленники, художники, чтецы и певцы. За свои труды Иона был удостоен сана игумена. В 1861 году он был он по распоряжению духовного начальства отбыл в один из монастырей в центральной России.

Расцвет обители. Игумен Феодосий

В июле 1861 года новым настоятелем был назначен монах из Кожеозерской пустыни Феодосий, возведенный сначала в сан иеромонаха, а впоследствии игумена. Феодосий едва застал в монастыре 5 человек братии (остальные почему-то ушли со старцем Ионой). Он первее всего обратил своё внимание на нравственность, которую считал «превыше всего и даже душою всего братства» и сам стал подавать братии во всем пример. К Феодосию по содействию епископа Архангельского Нафанаила стала сходиться в обитель все более ревностная и набожная братия.

В 1865 году в монастыре игуменом Феодосием был введен строгий церковный общежительный устав по образцу устава Коневской обители. Игумен Феодосий особенно любил и принимал в монастыре странников и каждому нуждающемуся давал необходимое: белье, обувь, одежду, многим помогал деньгами. Слава о Веркольской обители и щедром настоятеле-подвижнике распространялась быстро. От благотворителей стали приходить крупные пожертвования. Это дало настоятелю возможность распорядиться большею частью средств на строительные нужды монастыря.

Был достроен, начатый настоятелем Ионой, деревянный двухэтажный корпус. В связи с увеличением числа братства был построен ещё один деревянный братский корпус на каменном фундаменте с двумя мезонинами, гостиница, баня. В каменной церкви св. Артемия был восстановлен пострадавший от пожара 1842 года главный иконостас. В обоих пределах церкви в 1866 и 1867 гг. были сделаны два новых иконостаса со вновь написанными иконами. Стены храма расписали живописью.

В 1867 году в связи с быстро возраставшей братией был заложен большой двухэтажный на каменном фундаменте деревянный корпус для трапезы и келий с церковью во имя Пресвятой Богородицы Казанской.

В конце 1867 года по благословению епископа Архангельского Нафанаила на месте преставления св. отрока Артемия в двух верстах от монастыря новая деревянная часовня. Вскоре на пожертвованные средства она была обращена в храм с алтарем, трапезою и колокольней.

В период с 1869 по 1879 год вокруг монастыря была построена широкая каменная стена с величественной 30-метровой колокольней над главными вратами. В 1876 году в колокольне был устроен храм в честь Иверской Божией Матери.

В период с 1878 по 1881 года внутри обители строится 2-х этажный каменный корпус для монастырских служб.

Для облегчения доставки воды с реки в 1879 году Игумен Феодосий соорудил водопровод из лиственницы, забирающий воду из болотистой местности в 700 метрах от обители.

За свои труды и заслуги в восстановлении почти разрушенного монастыря Феодосий был возведен в 1882 году в сан Архимандрита. Получал почётные награды за свою подвижническую деятельность: 1869 год — награждён наперсным крестом от Священного Синода; 1872 год — орденом св. Анны третьей степени; 1872 год — орденом Анны второй степени.

В ночь с 21 на 22 апреля 1885 года на 56 году жизни архимандрит Феодосий скончался. Погребен он близ алтаря с южной стороны каменного храма св. праведного Артемия.

Первоклассный монастырь

В 1886—1887 годы при настоятеле архимандрите Ювеналии (настоятель с 1886—1888 гг.) на каменную колокольню были подняты колокола весом 258 пудов 13 фунтов (4200 кг.) и двух колоколов весом 127 и 31 пудов (2080 кг и 507 кг.). В тех же годах на соборной колокольне были установлены башенные часы.

В 1887 году мощи святого Артемия торжественно переложены из деревянной в серебряную раку.

В 1889—1891 годы настоятеле при игумене Виталии (настоятель с 1888—1900 гг.) возводится двухэтажный каменный корпус с помещением для настоятеля, канцелярии и братских келий.

В 1890 году Веркольский монастырь, как выдающийся среди монастырей Архангельской епархии и имеющий возможности содержать большое число братии был указом Священного Синода обращён в Первоклассный общежительный монастырь.

В 1891—1897 годы возведение грандиозного двухэтажного каменного Успенского собора с висячей галереей вокруг собора для крестных кодов, великолепным внутренним убранством, золоченым иконостасом и иконами в строго-византийском стиле. Верхний храм освящен в честь Успения Божией Матери, нижний — в честь Рождества Христова.

В 1907—1909 годы — возведение при настоятеле архимандрите Антонии (настоятель с 1904—1907) трапезного трех-этажного корпуса с церковью Казанской Божией Матери.

С 1908 по 1919 года обителью существует под настоянием епископов: Варсонофия (1908—1917) и Павла (1917—1919)

К началу XX века обитель имела в составе братии 60 иноков, из них 22 священно-инока, одного облаченного в великую схиму и 12 человек, постриженных в рясофор и до 100 трудников. Всего до 200 человек братии.

Веркольская обитель и святой праведный Иоанн Кронштадтский

Как известно, в 50-ти километрах от Верколы выше по реке Пинеге находится село Сура — родина святого праведного Иоанна Кронштадтского. Иоанн Сергиев ещё отроком часто посещал Веркольский монастырь, когда отправлялся каждый год из дому в Архангельское духовное училище. Иоанн Кронштадтский будучи уже уважаемым святителем ежегодно при посещении родной Суры (обычно на пароходе) останавливался в монастыре на ночлег.

15 июня протоиереем Иоанном Кронштадтским в служении с прочим духовенством был освящен нижний храм Успенского Собора в честь Рождества Христова. Он немало способствовал украшению обители, ежегодно жертвуя на это суммы денег, часто посылал в дар церковную утварь.

В 1892 году на его средства в храме св. праведного Артемия над мощами отрока был устроен вызолоченный балдахин и новый катафалк.

Монастырь в XX веке

Последним настоятелем Веркольского монастыря до его закрытия стал епископ Павел (Петр Андреевич Павловский). В 1917 году он был хиротонисан в епископа Пинежского, викария Архангельской епархии. В 1920 году решением Священного Синода назначен исполняющим обязанности епископа Архангельского и Холмогорского. В этом же году арестован, впоследствии умер в заключении в 1937 году. Наместником Веркольского монастыря при епископе Павле был иеромонах Евгений.

Братство обители составляло 185 человек.

В конце ноября 1918 года в монастырь прибыл отряд красноармейцев. Часть братии ушла в другие монастыри. Тех, кто остался расстреляли, а тела сбросили в Пинегу. В декабре 1918 года в обитель приехала особая комиссия по вскрытию мощей. 20 декабря 1918 года при вскрытии сундука с мощами был обнаружен обыкновенный уголь, перегорелые гвозди и мелкий кирпич. Признаков костей не оказалось[1].

Колокола с колокольни были все сняты и погружены на плоты, но при переправе их на другой берег плоты затонули. Колокола не найдены до сих пор и, вероятно, лежат на дне Пинеги.

Монастырский архив и древние рукописи были вывезены по распоряжению центрального аппарата НКВД в Губернский архив Архангельска.

Церковные книги и иконы были все вынесены из храмов и сожжены на берегу реки. Часть икон местные жители разобрали по домам, некоторые из них возвращены сейчас обратно в монастырь.

В разное время в монастырских зданиях располагались уездный комитет партии, госпиталь для красноармейцев, поселковая коммуна, детский дом, интернат для детей с отклонением в развитии и общеобразовательная школа.

За 70 лет монастырь был сильно разграблен. От иконостаса в Успенском соборе не осталось практически ничего. Полностью разобрана на кирпичи стена, развалена колокольня, возвышавшаяся над вратами. Уничтожены купола и кресты.

Возрождение монастыря

Своим возрождением обитель прежде всего обязана Людмиле Владимировне Крутиковой, вдове писателя Федора Абрамова, которого всегда волновала проблема духовного возрождения России и восстановления монастырей.

В 1989 году Людмила Владимировна от имени Веркольской православной общины, созданной активистами села, направила три письма: председателю Совета Министров РСФСР Александру Владимировичу Власову, Патриарху Московскому и Всея Руси Пимену и в Совет по делам религий. Благожелатели помогли, чтобы письма дошли до адресатов.

Совет по делам религии Совета Министров СССР на заседании 19 марта 1989 года зарегистрировал религиозную общину РПЦ в деревне Веркола Пинежского района Архангельской области с передачей ей здания церкви св. Артемия Праведного для молитвенных целей.

Весной 1990 года пришло известие о передаче Веркольского монастыря в распоряжение Русской Православной Церкви.

25 декабря 1991 года Священный Синод принял решение об открытии Артемиево-Веркольского мужского монастыря.

В апреле 1992 года монастырь зарегистрирован областным собранием депутатов Архангельской области как юридическое лицо.

18 октября 1990 года по благословению епископа Архангельского и Мурманского Пантелеимона в обитель прибыл первый священник Иоанн Василикив. Спустя 2 года он принял монашеский постриг с именем Иоасаф.

Иеромонах Иоасаф начал восстанавливать обитель практически из руин. За почти 7 лет его управления монастырем были отремонтированы крыши и поставлены новые купола и кресты на Артемиевский храм и Успенский собор, отреставрирован деревянный Ильинский храм, начались восстановительные работы в Казанском храме, отремонтирована трапезная, сделана новая роспись поверх неподдающейся восстановлению старой, в храме Артемия Праведного. Средства на восстановление поступали как от администрации Архангельской области так и помогали в восстановлении обители жители Верколы и другие почитатели отрока Артемия.

В 1994 году патриарх Московский и Всея Руси Алексий II трижды облетел Веркольский монастырь на вертолете и благословил его с воздуха. Потом Святейший сделал посадку в Суре на родине Иоанна Кронштадтского.

1997 году монастырю окончательно передали игуменский корпус, в котором находилась общеобразовательная веркольская школа, в связи с постройкой здания новой школы в Верколе по ходатайству и хлопотам директора школы Степановой Веры Васильевны и Крутиковой Людмилы Владимировны. Все хозяйственные постройки (хлевы, бани, сараи) были перенесены за пределы территории монастыря.

В монастырь стали приезжать трудники и монахи со всех концов России.

Монастырь в наши дни

С 2000 года по сегодняшний день настоятелем монастыря является архимандрит Иосиф (Волков)

В 2006 году на средства благотворителей восстановлена часовня праведного отрока Артемия. На Казанском соборе полностью заменена кровля, набрана решетка алтарной части. В проекте паровое или электрическое отопление храмов.

Предпринимаются попытки к реставрации Успенского собора, но за неимением средств дело не продвигается.

Сейчас братия монастыря насчитывает 30 насельников: в монашеском постриге — 11 человек (7 иеромонахов, 2 иеродиакона, 2 монаха). Остальные насельники — рабочие и трудники. Летом количество братии вырастает до 60 человек.

Насельники обители ведут миссионерскую деятельность во всех окрестных селах Пинежского района.

С осени 2000 года в Верколе под покровительством монастыря появилась воскресная школа, существующая и по сей день.

Престольные праздники

6 июля — день памяти Артемия Веркольского (преставление святого).

5 августа — обретение мощей отрока Артемия.

30 ноября — перенесение мощей Артемия Праведного и основание обители.

Больше всего паломников со всей России приезжает почтить праведного Артемия летом на 6 июля и 5 августа.

Храмы монастыря

  • Храм во имя святого отрока Артемия (построен в 1785—1806 гг.) — Храм с двумя приделами: св. Николая Чудотворца и св. праведного Артемия Веркольского. Ныне в храме находится рака с частицей мощей отрока. Действующий.
  • Часовня-храм Артемия Веркольского на Ежемени (построена в 1867 году) — деревянная часовня в полутора километрах от обители рядом с деревушкой Ежемень. Особо почитается у местных жителей. Поставлена на месте преставления отрока Артемия. Полностью обновлена в 2007 году.
  • Успенский собор (построен в 1891—1897 гг. по проекту архитектора Р. Р. Марфельда) — самый крупный из построек монастыря. Включает в себя 2 храма: Верхний — Успения Божией Матери; Нижний — Рождества Христова (освящен святым праведным Иоанном Кронштадтским). Недействующий, идут реставрационные работы с 1991 года.
  • Церковь во имя Казанской Божией Матери (построен в 1907—1909 гг.) — построена в составе с трехэтажным корпусом с трапезными и братскими кельями. Недействующая, идут реставрационные работы с 1996 года.
  • Ильинская Церковь (год постройки неизвестен) — деревянная церковь. Отреставрирована в 1993—1995 годах. Действующая, службы проходят летом.
  • Часовня во имя праведного отрока Артемия (построена в 2006 г.) — деревянная часовня, точная копия часовни, стоящей на территории обители в течение четырёх веков, в которой некоторое время хранились мощи святого.
  • Храм во имя Божией Матери Иверской (построен в 1869—1879 гг.; ныне разрушен до основания) — храм, располагавшийся в высокой колокольне над главными вратами в стене монастыря. В настоящее время не существует.

Наместники

Интересные факты

  • Все материалы, использованные в кирпичных постройках, монастырские. При монастыре существовал кирпичный завод.
  • На постройку стены вокруг монастыря и колокольни ушло 1 миллион 200 тысяч кирпичей.
  • Колокола, звонившие с высокой колокольни в эпоху расцвета монастыря были слышны за 50 верст жителям Суры и окрестных деревень.
  • Со времени существования обители (за 374 года существования) ею управляли 53 настоятели и наместника. С 2000 года настоятелем монастыря является игумен Иосиф (Волков)

Как добраться

Добраться до Артемиево-Веркольского Монастыря можно следующим образом:

  • Поезд/самолет до Архангельска.
  • Поезд Архангельск — с. Карпогоры (конечная станция) (6 часов пути, ходит раз в сутки).
  • Такси/маршрутка с. Карпогоры — Веркола.
  • Через Пинегу на лодке и вы в обители. Предварительно нужно позвонить по телефону, чтобы прислали лодку.

Адрес: 164606, Архангельская обл. Пинежский р-н, д. Веркола, монастырь

Тел. 8(81856) 7-41-30

Напишите отзыв о статье "Артемиево-Веркольский монастырь"

Литература

В написании статьи были использованы следующие информационные источники:

Примечания

  1. ↑ [www.skeptik.net/miracles/relic.htm Отрывки из журнала «Революция и церковь», 1920, №№ 9-12 (Отчёт VIII-го Отдела Народного Комиссариата Юстиции Съезду Советов)]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Артемиево-Веркольский монастырь

– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Артемиево-Веркольский_монастырь&oldid=79517902»