Артемченков, Григорий Фёдорович

Григорий Фёдорович Артемченков
Дата рождения	25 апреля 1923(1923-04-25)
Место рождения	д. Аркино, Комаричский район, Брянская область
Дата смерти	27 мая 1979(1979-05-27) (56 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Военно-воздушные силы
Годы службы	1941—1948
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Григорий Фёдорович Артемченков (1923—1979) — старший лейтенант Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).

Биография

Григорий Артемченков родился 25 апреля 1923 года в деревне Аркино Комаричского района Брянской области в рабочей семье. Получил неполное среднее образование. В 1941 году был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию Комаричским районным военным комиссариатом. В 1942 году Артемченков окончил военную авиационную школу пилотов в Сталинграде, получил звание сержанта.

Был направлен в 814-й истребительный авиаполк. Первоначально летал на британских истребителях «Харрикейн», а с октября 1942 года — на «Як-1». Участвовал в боях на Юго-Западном, 1-м и 3-м Украинском фронтах. Принимал участие в Сталинградской и Курской битвах, Ворошиловградской, Изюм-Барвенковской, Донбасской операциях, битве за Днепр, Львовско-Сандомирской, Сандомирско-Силезской, Нижнесилезской, Верхнесилезской операциях.

С июля 1944 года Артемченков выполнял боевые задания в составе разведывательной эскадрильи, был подчинён непосредственно командованию 2-го гвардейского штурмового авиакорпуса. К 20 февраля 1945 года Артемченков выполнил 340 боевых вылетов (из них 125 разведывательных, 121 прикрывающий, 89 сопровождающих, 5 штурмовых). В 46 воздушных боях лично сбил 5 самолётов, в группе 1, повредил 2 самолёта. Во время штурмовок уничтожил 10 автомашин, 15 повозок, 3 железнодорожных вагона, 1 паровоз, 5 точек ПВО, взорвал 2 склада с боеприпасами, уничтожил около 35 солдат и офицеров врага.

К весне 1945 года гвардии лейтенант Григорий Артемченков был командиром звена 106-го гвардейского истребительного авиаполка 11-й гвардейской авиадивизии 2-го гвардейского штурмового авиакорпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта.

4 апреля 1945 года был ранен в воздушном происшествии и потерял ногу.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1945 года за «отвагу и личный героизм, проявленные при выполнении боевых заданий, за 125 успешных боевых вылетов на разведку и сбитые 5 самолётов противника» гвардии лейтенант Григорий Артемченков был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 7467.

После окончания войны продолжил службу в Советской Армии, был адъютантом эскадрильи в наземной службе 106-го гвардейского истребительного полка. В 1948 году в звании старшего лейтенанта вышел в отставку. Проживал в Москве. Умер 27 мая 1979 года. Похоронен на Хованском кладбище.

Был также награждён двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За Победу над Германией».

В 1985 году у средней школы № 126 города Москвы в районе Тёплый стан был воздвигнут памятник Герою Советскому Союзу Артемченкову и создан Музей боевой славы его имени.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Отрывок, характеризующий Артемченков, Григорий Фёдорович

– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.