Артемьев, Иван Тимофеевич (футболист)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Артемьев
Общая информация
Полное имя Иван Тимофеевич Артемьев
Родился 7 августа (19 августа) 1895(1895-08-19)
Лобково, Рязанская губерния, Российская империя
Умер 18 октября 1968(1968-10-18) (73 года)
Москва, СССР
Гражданство СССР СССР
Позиция полузащитник
нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1914—1915 Новогиреево
1918—1921 КФС
1922 MKC
1923 Красная Пресня
1924—1926 Динамо Москва
1927 Пищевики
1928—1929 Трехгорная мануфактура

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


Иван Тимофеевич Артемьев (7 (19) августа 1895, Лобково, Рязанская губерния, Российская империя — 18 октября 1968, Москва, СССР) — советский футболист, центральный нападающий и полузащитник ряда московских команд, в том числе «Новогиреево» (1914—1918), «Динамо» (1923—1926), «Трёхгорка» (1928—1929), «Красная Пресня» (1932—1933).

Один из организаторов футбольных клубов: МКС (Московский клуб спорта — родоначальник «Спартака») и московского «Динамо» (первый капитан команды «Динамо»); инициатор строительства первых московских стадионов. Педагог, тренер детских и юношеских команд «Дукат» (1933), «Динамо» (1934—1936), «Спартак» (1937—1948). Заслуженный тренер РСФСР (1966)

Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Напишите отзыв о статье "Артемьев, Иван Тимофеевич (футболист)"



Ссылки

  • [fc-dynamo.ru/igry/prot.php?id=1802 Статья на сайте fc-dynamo.ru]
  • [fc-dynamo.ru/igry/prot.php?id=15 Профиль на сайте fc-dynamo.ru]
  • [sport-necropol.narod.ru/artemyev.html Профиль на сайте sport-necropol.narod.ru]

Отрывок, характеризующий Артемьев, Иван Тимофеевич (футболист)


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.