Артур Плантагенет, 1-й виконт Лайл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Артур Плантагенет
англ. Arthur Plantagenet<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Артур Плантагенет, виконт Лайл, на церемонии посвящения в рыцари Подвязки, ок. 1534 года. «Чёрная Книга Подвязки», 1534 год, Королевская коллекция Виндзорского замка.</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Виконт Лайл
23 апреля 1523 — 3 марта 1542
Предшественник: новая креация
Преемник: титул упразднён
 
Рождение: 1461/1475
Кале, Английский Кале
Смерть: 3 марта 1542(1542-03-03)
Тауэр, Лондон, Королевство Англия
Место погребения: Тауэр
Отец: Эдуард IV
Супруга: 1. Элизабет Грей
2. Хонора Гренвилл
Дети: от 1-го брака: Фрэнсис, Элизабет, Бриджит

Артур Плантагенет, виконт Лайл (англ. Arthur Plantagenet, Viscount Lisle; 1461/14751542) — незаконнорожденный сын короля Англии Эдуарда IV.





Биография

Артур Плантагенет родился в Кале между 1461 и 1475 годами. Его отцом был король Англии Эдуарда IV; кто был матерью мальчика доподлинно неизвестно: так, «Регистр благороднейшего ордена Подвязки» называет матерью Артура Элизабет Уэйт[en], дочь Томаса Уэйта из Саутгемптона; также предполагаемой матерью Артура могла быть Элизабет Люси, при этом некоторые историки считают, что Элизабет Люси и Элизабет Уэйт были идентичны, а фамилию Люси Элизабет Уэйт получила в результате более позднего брака или в результате вдовства[1][2]. Кроме того, матерью Артура называют Элизабет Шор[3].

Крёстным отцом мальчика был Уильям Фицалан, 16-й граф Арундел. Артур провёл своё детство при дворе отца и воспитывался вместе с законными детьми Эдуарда IV от Елизаветы Вудвилл. О жизни мальчика в период между смертью отца и восшествием на престол Генри Тюдора ничего неизвестно; затем, в 1501 году Артур присоединился ко двору своей единокровной сестры королевы Елизаветы Йоркской, а после её смерти — ко двору короля. После восшествия на престол его племянника Генриха VIII Артур получил формальный пост оруженосца королевского телохранителя и стал близким компаньоном молодого короля.

В 1514 году Артур стал Высочайшим шерифом Хэмпшира и был назначен капитаном на судне вице-адмирала Trinity Sovereign, затем он сам стал вице-адмиралом Англии. В 1519 году Артур и его жена Элизабет Лайл, получили титул и земли её отца, поскольку других наследников не осталось. Ещё через год он сопровождал своего царственного племянника на Поле золотой парчи.

25 апреля 1523 года для Артура был воссоздан титул виконта Лайла в собственном праве. Он также вошёл в Тайный совет, занял пост губернатора Кале, лорда-начальника Пяти портов и лорда-заместителя Кале после смерти Джона Буршье, 2-го барона Бернерса, 16 мая 1533 года.

Констебль Кале

Документы Лайла говорят о том, что Артур в качестве констебля Кале он был честным и добросовестным, но не особо компетентным. В одном из писем Томас Кромвель упрекал Артура в неспособности самостоятельно принимать решения, неспособности отказать кому-либо в просьбе, а также намекал, что всем верховодит его жена, леди Лайл, что превращает самого Артура в посмешище. Однако корона не гнушалась отправлять его в рутинные командировки: в 1537 году у беременной королевы Джейн развилась страсть к перепелам, а так как перепела в избытке водились на болотах в окрестностях Кале, Артур регулярно поставлял их королевскому двору.

Во время пребывания в Кале множественные дела требовали от Артура постоянной переписки. Копии трёх тысяч писем были изъяты во время ареста Артура и использовались в качестве доказательств. Они сохранились о наших дней, были изданы в сокращённом варианте под названием «Письма Лайла» и использовались историками для критической оценки тюдоровского периода Англии.

Заключение и смерть

В 1540 году несколько человек из дома Плантагенетов были арестованы в Кале по подозрению в государственной измене и заговоре с целью передачи города французам. Подозрение пало и на Артура: он был отозван в Англию и, в конечном счёте, арестован 19 мая 1540 года.

Настоящие заговорщики были казнены. Никаких доказательств причастности Артура к заговору так и не было найдено. Тем не менее, он провёл в заключение в Тауэре два года, пока не был освобождён королём. Однако, покинуть тюрьму он так и не успел: получив новости о долгожданной свободе, Артур перенёс сердечный приступ и скончался два дня спустя. Историк Фрэнсис Сэнфорд писал: «Милость Генриха VIII была столь же фатальна, как и его осуждение»[4].

Брак и дети

Артур Плантагенет был дважды женат. В первом браке, заключённом 12 ноября 1511 года, его женой стала вдова Эдмунда Дадли[5]Элизабет Грей[en], дочь Эдварда Грея[en], виконта Лайла[en], и его жены Элизабет Талбот. В этом браке родилось трое дочерей[5]:

В 1529 году Артур женился во второй раз. Его избранницей стала вдова Джона Бассета[en]Хонора Гренвилл[en], дочь сэра Томаса Греннвилла[en] и его жены Изабеллы Гилберт. Общих детей у них не было, однако дети Хоноры от первого брака воспитывались вместе с дочерьми Артура.

Напишите отзыв о статье "Артур Плантагенет, 1-й виконт Лайл"

Примечания

  1. Chris Given Wilson, Alice Curteis, The Royal Bastards of Medieval England, Routledge, 1984, p. 162.
  2. Hicks, Michael, English Political Culture in the Fifteenth Century, Routledge, New York, 2002, p.16.
  3. [www.htmlpedigree.com/tudors/pedigree2.htm#2.NOTE2.3 tudors: Note number 2]. Проверено 27 мая 2006. [web.archive.org/web/20060616062424/www.htmlpedigree.com/tudors/pedigree2.htm Архивировано из первоисточника 16 июня 2006].
  4. St. Clare Byrne, Muriel, ed. (1983). The Lisle Letters: An Abridgement. University of Chicago Press. p=410 ISBN 0-226-08800-6.
  5. 1 2 Commire, Anne; Klezmer, Deborah (1999). Women in world history: a biographical encyclopedia. 6 (illustrated ed.). Yorkin Publications. p=529 ISBN 978-0-7876-3736-1.
  6. Vivian, Lt.Col. J.L., (Ed.) The Visitation of the County of Devon: Comprising the Heralds' Visitations of 1531, 1564 & 1620, Exeter, 1895, p.47, pedigree of Basset
  7. Vivian, Lt.Col. J.L., (Ed.) The Visitation of the County of Devon: Comprising the Heralds' Visitations of 1531, 1564 & 1620, Exeter, 1895, p.569, pedigree of Monk
  8. [www.historyofparliamentonline.org/volume/1509-1558/member/jobson-sir-francis-1509-73 JOBSON, Sir Francis (by 1509-73), of Monkwick, nr. Colchester, Essex.]

Отрывок, характеризующий Артур Плантагенет, 1-й виконт Лайл

Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…