Арутюнян, Людмила Акоповна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Людмила Акоповна Арутюнян
арм. Լյուդմիլա Հարությունյան
Армянский политик
Дата рождения:

13 ноября 1941(1941-11-13) (82 года)

Место рождения:

Ереван, Армянская ССР

Гражданство:

СССР, Армения

Награды и премии:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Людми́ла Ако́повна Арутюня́н (арм. Լյուդմիլա Հարությունյան, 13 ноября 1941 — Ереван) — армянский социолог, политический и общественный деятель.

Награждена медалями Мовсеса Хоренаци (1999) и «За заслуги перед Отечеством» 1-ой степени (2016)[1].



Участие в проектах

  • 1997 — Бюджет городской и сельских семей Армении.
  • 1998 — Социальная безопасность в Армении.
  • 1999 — Возвращающиеся в Армению трудовые эмигранты.
  • 2000 — Социально-экономический портрет интегрировавшихся мигрантов в СНГ, исследование доступности социальных и медицинских услуг.
  • 2001 — Исследование общественного мнения в отношении реформ в социальной сфере, анализ состояния в области отмены всех форм дискриминации в отношении женщин в Армении.
  • 2002 — Пути повышения эффективности системы предоставляемых семьям льгот в Армении: пилотный проект, скрытая безработица и скрытая занятость: пилотный проект.
  • 2004 — Социальная стратификация в Армении. Коллективная память и поведение личности. Реформация сферы образования: общественное и экспертное мнение.

Напишите отзыв о статье "Арутюнян, Людмила Акоповна"

Примечания

  1. [www.president.am/hy/decrees/item/3138/ Указ Президента РА]

Ссылки

  • [www.migrocenter.ru/center/arutunan.php Биография]
  • [www.peoples.ru/state/statesmen/ludmila_arutiunyan/arutiunyan_15_s.jpg Фотография]

Отрывок, характеризующий Арутюнян, Людмила Акоповна

Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.